Рилла из Инглсайда

И вот… поезд подходил все ближе… мама держала Джема за руку… Понедельник лизал другую его руку… все прощались… поезд подошел к платформе! Джем поцеловал Фейт на глазах у всех… старая миссис Дрю истерически вскрикнула… мужчины под руководством Кеннета хором прокричали «ура»… Рилла почувствовала, как Джем пожал ей руку… «До свиданья, Долгоножка»… кто-то поцеловал ее в щеку… кажется, это был Джерри, но точно она не знала… они вошли в вагон… поезд тронулся… Джем и Джерри махали всем… все махали им… мама и Нэн все еще улыбались, но так, словно просто забыли снять с лиц маски… Понедельник с отчаянным воем рвался вслед за поездом, и методистский священник с трудом удерживал его на месте… Сюзан махала своей лучшей шляпкой и кричала «ура», как мужчина… с ума она сошла, что ли? Поезд исчез за поворотом. Они уехали.

Рилла, с трудом вздохнув, пришла в себя. Внезапно наступила тишина. Теперь не оставалось ничего, кроме как идти домой… и ждать. Сначала никто не хватился Понедельника. Когда же о собаке вспомнили, Ширли вернулся на станцию. Он нашел Понедельника под одним из расположенных возле станции навесов для транспортных контейнеров и попытался увести его домой. Понедельник лежал, свернувшись клубочком. Он помахал хвостом, чтобы показать, что не испытывает враждебных чувств, но никакими уговорами невозможно было заставить его двинуться с места.

— Думаю, Понедельник решил ждать там возвращения Джема, — попытался рассмеяться Ширли, вновь присоединившись к остальным.

Именно такое решение и принял Понедельник. Его любимый хозяин уехал… он, Понедельник, был преднамеренно и по заранее обдуманному злому умыслу лишен возможности отправиться с ним, что стало делом рук дьявола, замаскировавшегося под методистского священника. А посему он, Понедельник, будет оставаться на этом самом месте и ждать, пока дымящее, пыхтящее чудище, которое увезло его героя, не привезет его обратно.

Да, ты будешь ждать на этом самом месте — маленький верный пес с выражением печали и недоумения в ласковых глазах. Но пройдет немало долгих мучительных дней, прежде чем твой веселый и озорной, как мальчишка, товарищ вернется к тебе.

Доктор в ту ночь уехал по вызову к больному, и Сюзан, перед тем как лечь спать, зашла в комнату миссис Блайт, чтобы убедиться, что ее обожаемой миссис докторше «удобно и покойно». Она торжественно остановилась в ногах кровати и изрекла:

— Миссис докторша, дорогая, я решила быть героиней.

«Миссис докторшу» охватило ужасное желание расхохотаться… что было явной несправедливостью, так как прежде у нее не вызвало смеха заявление Риллы о таком же стремлении проявить высокий героизм. Разумеется, Рилла была худенькой девушкой, в белом платье, со свежим, как цветок, лицом и похожими на звезды глазами, горевшими глубоким чувством, а Сюзан — пожилой женщиной в простой и узкой ночной рубашке из серой фланели с повязанной вокруг ее седой головы полоской красной шерстяной ткани — нечто вроде амулета от невралгии. Но это не должно было иметь существенного значения. Разве не дух был самым важным? Однако миссис Блайт лишь с большим трудом удалось удержаться от смеха.

— Впредь я не стану, — продолжила Сюзан твердо, — горевать или плакаться или сомневаться в мудрости Всевышнего, как делала это в последнее время. Нытье, попытки уклониться от исполнения долга или возложить вину на Провидение нам не помогут. Мы все должны просто решительно браться за любую стоящую перед нами задачу, будь то прополка лука или руководство правительством. Я буду стараться преодолеть все трудности. Эти благословенные мальчики ушли на войну, а мы, женщины, миссис докторша, дорогая, должны оставаться дома, поддерживать огонь в очаге и проявлять выдержку.

Глава 7 Младенец военного времени и фарфоровая супница

— Льеж и Намюр… а теперь еще и Брюссель [27] ! — Доктор Блайт покачал головой. — Не нравится мне это… не нравится.

— Не отчаивайтесь, доктор, дорогой: эти города защищали всего лишь иностранцы, — сказала Сюзан внушительно. — Подождите, пока германцы встретятся с британцами. Это будет совсем другая история, и в этом вы можете быть уверены.

27

Льеж, Намюр, Брюссель — бельгийские города, захваченные германской армией в августе 1914 г.

Доктор снова покачал головой, но чуть менее мрачно; возможно, все они подсознательно разделяли убеждение Сюзан, что британская линия обороны не может быть прорвана, даже в ходе стремительного победного наступления миллионов поставленных под ружье немцев. Во всяком случае, когда пришел ужасный день — первый из множества ужасных дней — и принес весть о том, что британская армия отступает [28] , они уставились друг на друга в растерянности и ужасе.

— Это… это неправда! — недоверчиво воскликнула Нэн, пытаясь хоть ненадолго утешиться тем, что сообщение может оказаться ошибочным.

28

23–24 августа 1914 г. германская армия вынудила англичан оставить Монс, что открывало ей дорогу на Париж.

— Я чувствовала, что сегодня придут дурные вести, — сказала Сюзан, — так как этот кот превратился сегодня утром ни с того ни с сего в Мистера Хайда, а такоеявно ничего хорошего предвещать не могло.

— «Отступающая, разбитая, но не деморализованная армия», — пробормотал доктор, цитируя лондонскую депешу. — Неужели это говорится об английской армии?

— Пройдет еще много времени, прежде чем закончится эта война, — сказала миссис Блайт с безысходностью в голосе.

Но вера Сюзан в победу, на миг ослабевшая, вновь восторжествовала.

— Помните, миссис докторша, дорогая, что британская армия это еще не британский флот. Никогда не забывайте об этом. И русские тоже на подходе [29] , хотя о русских я не так уж много знаю и, следовательно, ручаться за них не могу.

— Русские не успеют подойти вовремя, чтобы спасти Париж, — заметил Уолтер мрачно. — Париж — сердце Франции, а дорога на него теперь открыта для немцев. О, как бы я хотел… — Он внезапно умолк и вышел из комнаты.

29

17 августа 1914 г. русские войска вторглись в Восточную Пруссию, где им первоначально удалось развить успешное наступление.

Проведя день в беспомощной растерянности, потрясенные обитатели Инглсайда нашли возможным «взять себя в руки», даже несмотря на всё более страшные новости, поступавшие из Европы. Сюзан с ожесточением трудилась в кухне, доктор совершал обходы пациентов, Нэн и Ди вернулись к работе в Красном Кресте; миссис Блайт отправилась в Шарлоттаун на съезд местных отделений Красного Креста; а Рилла — после того как отвела душу в бурном приступе слез, уединившись в Долине Радуг, и излила свои чувства на страницах дневника — вспомнила, что решила проявлять мужество и стойкость. И настоящим геройством с ее стороны — так она считала — было добровольно взять на себя тяжкий труд проехать по Глену и Четырем Ветрам на старой серой кобыле Эбнера Крофорда, чтобы собрать обещанные жителями разнообразные пожертвования для Красного Креста. Одна из инглсайдских лошадей захромала, на другой уехал к пациенту доктор, так что не оставалось ничего другого, кроме как одолжить у Крофорда его клячу, невозмутимую, неторопливую толстокожую животину с привычкой то и дело останавливаться на дороге, чтобы сбить муху с одной ноги копытом другой. Рилла чувствовала, что это — вместе с тем обстоятельством, что немцы всего в пятидесяти милях от Парижа, — почти невыносимо. Однако она смело отправилась исполнять поручение, результаты которого оказались совершенно неожиданными.