Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря
Шрифт:
– Нет, – сухо отвечал Марий всякий раз, когда очередной трибун просил его дать отмашку.
Так прошел день.
Гай Марий с трудом сдерживал нетерпение начальников и простых легионеров.
На следующий день тевтоны – потери стали для них невыносимыми, а римляне все не наступали – начали дразнить противника, выставляя лучших солдат: самые воинственные из них призывали защитников лагеря сразиться один на один.
Это подействовало на римлян и их начальников: несколько центурионов взобрались на вал, встав перед консулом, и предложили вступить в рукопашную с тевтонскими воинами. Но Гай Марий в очередной раз наотрез отказался отвечать на вызов:
– Я не пожертвую ни одним из своих начальников, эти поединки ничего не решат.
Военные трибуны,
Как бы то ни было, он не позволял начальникам покидать лагерь и сражаться с дерзкими тевтонами.
И тогда варвары начали насмехаться над легионерами – заставили раба, знавшего латынь, перевести слова «трусы», «сопляки», «слабаки» и даже «бабы» и принялись выкрикивать их во все горло перед ошеломленными римлянами. Те, сидя за частоколом, молча глотали насмешки, подчиняясь приказу консула.
Один тевтон показал римлянам задницу.
Остальные варвары захохотали.
Гай Марий невозмутимо сносил унижения и гнул свою линию.
– Быть может, если послать несколько когорт, показав, что мы не приемлем унижения, – предложил Серторий, – это успокоит наших воинов?
– Нет. Либо выйдут все, либо не выйдет никто, – возразил консул. – Если мы не выведем всех, те, кто отправится навстречу врагам, окажутся в меньшинстве и будут уничтожены. Нельзя сражаться, когда у тебя за спиной река. Это смертельная ловушка. Так случилось при Араузионе, где варвары перебили несколько легионов.
Повисло молчание.
Снова послышались крики тевтонов: враги насмехались, выкрикивая оскорбления.
– Romani, quid uestris mulieribus mittere uultis? Quoniam illae nostrae mox erunt! [12] – вопили тевтоны во всю глотку, подобравшись вплотную к валу.
Эти слова особенно больно ранили легионеров, но Марий оставался непреклонен: он не позволит ни одной когорте покинуть лагерь, такая затея неразумна и самоубийственна. Самое меньшее – это обернется бессмысленной потерей солдат, которые понадобятся ему позже.
12
Римляне, хотите передать что-нибудь своим женщинам? Ведь они скоро будут нашими (лат.).
Наступила ночь.
Военачальники разошлись.
Марий направился к своей палатке.
– Со всем уважением, виднейший муж… – начал Серторий.
– Говори, трибун.
– Если… если это место не годится для нападения, почему мы разбили здесь лагерь?
Вопрос был уместным.
– Здесь легко получать припасы по морю из Рима, и тевтоны никоим образом не могут этому помешать, – объяснил консул. – Но это не место для боя. При Норее и Бурдигале наши войска попали в засаду, а при Араузионе им пришлось сражаться, отступая к реке. Не хочу повторять ошибок других консулов. Мы будем воевать там и тогда, где и когда я сочту это уместным. У меня единоначалие, я не признаю разногласий. При Араузионе свара между консулами, возглавлявшими два войска, привела к полному провалу, поэтому я обратился к Сенату с просьбой о единоначалии; мы будем сражаться только в том месте и в то время, которые выберу я.
– Да, славнейший муж.
?????????? ?’?????, ???????????? ??? ??????? ???? ???????, ?? ?? ???? ??? ???????? ????????????· ????? ??? ??????? ?????? ???’??????.
Проходя под самым валом, тевтоны со смехом спрашивали римских солдат, не желают ли они что-нибудь передать женам, ибо скоро тевтоны будут в Риме.
XVI
Memoria in memoria
Вызов царя
Третий день подряд тевтоны дразнили римлян, вплотную приблизившись к их лагерю.
Консула разбудили на рассвете.
Тевтоны подготовили свой главный вызов.
– Что на этот раз? – спросил Гай Марий, пока пара военных колонов поправляла ремни на его доспехах.
Ни Серторий, ни прочие трибуны не осмелились ответить.
– Они предлагают… единоборство, славнейший муж, – наконец произнес Серторий под пытливым взглядом полководца, хотя по неопределенности его ответа Марий понял: в это утро что-то изменилось.
Он не стал ничего спрашивать. Разумеется, доверенному трибуну хотелось, чтобы Марий собственными глазами увидел тевтонов с высоты укрепления.
Когда они добрались до вала, перед Марием предстали сотни легионеров, которые сидели на вершине укрепления и смотрели на равнину. Быть может, тевтоны оставили большого деревянного коня и отошли, усмехнулся про себя консул. Тогда следует немедленно сжечь коня с затаившимися внутри тевтонами. Но взобравшись на вершину частокола, консул забыл об «Илиаде»: перед варварским войском стоял воин в серебряном панцире, сверкавшем под лучами утреннего солнца. В руках он держал длинный меч и зеленый овальный щит с золотыми заклепками, сиявшими едва ли не ярче его доспехов. Только очень высокопоставленный варвар мог похвастаться такими выдающимися средствами нападения и защиты.
– Кто это? – спросил консул, не сводя глаз с воина, выглядевшего свирепо и внушительно.
– Он утверждает, что он… их царь, – уточнил Серторий.
Гай Марий кивнул. Он понимал, в чем дело, и это ему не нравилось. Не согнать ли с вала всех, кроме часовых? Несколько дней назад он приказал легионерам подняться на вершину и убедиться в том, что перед ними всего лишь люди, но сейчас отдал бы все на свете, чтобы они ничего не видели. Воин, назвавшийся тевтонским царем, выкрикнул несколько слов. В этот миг консул взмолился, чтобы его люди еще и ничего не слышали. Поздно. Серторий и другие начальники отправились за ним в преторий, потому что тевтонский царь несколько раз произнес его имя. Он говорил на латыни, и легионеры хорошо понимали его, несмотря на сильный немецкий выговор:
– Ego, Teutobod, Teutonorum rex, deposco romanum consulem Caium Marium ad singularem pugnam. Si uirtutem habet et socors non est! [13]
Вот какими были его слова.
Стоявшие на вершине вала легионеры отчетливо слышали их и сразу же начали переговариваться с товарищами, столпившимися у подножия укрепления. Вскоре все войско уже знало о вызове царя-тевтона их консулу, военачальнику. Должен ли славнейший муж, возглавляющий римские легионы, переброшенные на север, оставить дерзкий вызов без ответа?
13
Я, Тевтобод, царь тевтонов, вызываю римского консула Гая Мария на единоборство, если у него есть мужество и он не трус (лат.).
Гай Марий молча стоял на вершине вала, подобно мраморной статуе.
Тевтонский царь повторил сказанное. Он не желал, чтобы консул мог трусливо оправдаться: «я плохо расслышал», «я недопонял». Сделав это, Тевтобод посмотрел на римского раба, который перевел для него латинские фразы. Раб кивнул, подтверждая, что германский царь, вызубривший их за ночь, изъясняется достаточно внятно.
Затем Тевтобод обвел взглядом римлян, наблюдавших за ним из-за частокола. Он заметил, что головы легионеров повернуты к вершине вала, где неподвижно стоял, окруженный своими военачальниками, величественный мужчина с седыми волосами, в сияющих доспехах, без шлема, который пристально глядел на него, Тевтобода. Германский царь понял, что это вражеский консул.