Рим, папы и призраки

— Ни в коем случае. Я полностью запрещаю подобное!

— Простите. Но торговаться не о чем. Вы хотите увидеть Книгу сейчас, перед уходом?

Адмирал не видел оснований для дальнейших возражений, однако отметил, что разум сохранил любопытство даже на пороге разлуки с жизнью.

— А зачем иначе вы везли ее? — проговорил он.

Фемист произвел пасы руками, и из ниоткуда возник увесистый том, прочно покоившийся на… собственно, ни на чем. Вокруг да около книги воздух кишел едва заметными красно-пурпурными завитушками, признаками присутствия демонов-хранителей Книги.

— Читайте и просвещайтесь, — услышал Солово. — Вы заслужили это.

Ограничившись буквально намеком на нерешительность, адмирал поднялся и отправился принимать великую честь. Ощутив разрешение, цветные волокна расступились перед ним без особой охоты, оставив по себе трупный запах.

На ощупь книга ничуть не отличалась от прочих из библиотеки Солово, однако переплетена была так, что могла сохраняться длительное время и использоваться в течение не одной цивилизации. Подняв тяжелую обложку, адмирал, мало заботясь о прошлом, обратился к последней части тома.

Фемист присоединился к нему.

— А вот это, — указал он на стих, — еще должно свершиться.

— «Св. Петру, — прочитал Солово не без затруднений, поскольку пренебрегал изучением ранних форм греческого, — будет… явлено Солнце, Sol Invictus, [97] он совершит… э… путешествие по Риму. Церкви?»

— Места поклонения, — кивнул фемист, подобно наставнику, довольному своим учеником, — но в особенности церкви.

— «Церкви будут полны света, а потом умолкнут».

97

непобедимое Солнце (лат.)

— Очень хорошо, — проговорил фемист с некоторым удивлением оттого, что помощь его не понадобилась. — Верховный аналитический совет Феме интерпретирует это предсказание так: тело св. Петра будет обнаружено под огромным сооружением, носящим его имя, его с позором извлекут из могилы, и толпа протащит мощи по улицам Рима. Все церкви, часовни и соборы будут подожжены и заброшены после пожара. Для наших новых храмов мы отыщем иные, неоскверненные места.

— Понятно… — промолвил адмирал.

— Но до того вы найдете предсказания о трех всемирных конфликтах, каждый свирепее предыдущего, что приведут к запустению половины мира. Похоже, ни один из них не будет нашим делом, однако все они послужат нашим конечным целям.

— Кто же сомневается? — заметил Солово.

Фемист казался немного разочарованным реакцией адмирала и стремился произвести благоприятное впечатление.

— Завершающие страницы запечатаны даже для меня, — признался он, — но, заглядывая вперед насколько дозволено, мы видим свидетельства того, что человек поселится и вне Матери-Земли. Хотя где и как это может быть, сейчас нам трудно понять.

Солово остановил руку фемиста, торопившую страницы.

— В настоящий момент, — проговорил он, как бы вежливо извиняясь, — меня больше волнуют те страницы, что относятся ко мне.

— О? — отозвался фемист, удивленный и разочарованный столь близорукой эгоистичностью. — Ну что ж, тогда…

Перелистав книгу назад, он нашел явно знакомый ему раздел и предоставил Солово возможность заняться чтением; сам же обратился к красотам залива. В конце концов, адмирал оснащен головой и языком, чтобы спросить совета в непонятном месте.

Солово читал, и перед ним опрятной цепочкой разворачивалась вся его жизнь. Задолго до рождения адмирала кто-то записал его самые сокровенные мысли и предвидел всю его жизнь. Солово уже даже казалось, что он напрасно трудился, проживая ее день за днем.

Всем своим оледенелым сердцем он стремился обнаружить какую-нибудь неточность, малейшее отклонение от предсказаний Феме. И тут на его молитвы в первый и последний раз был дан скорый и подобающий ответ.

— Вот эта строчка, — спросил адмирал, успешно изгнав волнение из голоса, — что она означает?

Фемист нагнулся, чтобы прочесть.

— «И он сохранит ключ, — произнес уэльсец с легкостью, свидетельствовавшей о предварительном ознакомлении с текстом, — и узурпатор не одолеет». Здесь имеется в виду ваша критическая роль в деле Диббука, а также попытки этого исчадия положить конец всему. Ключ — это вы, узурпатор — Диббук, и благодаря вам он не одолеет. Так?

— Понимаю, — проговорил Солово, наслаждаясь мгновением безмолвного триумфа. — Что, если, — продолжал он, словно бы размышляя вслух, возможно иное прочтение текста?

— Нет, — ответил фемист, возвращаясь к изучению морских окрестностей Неаполя.

— Ну, не знаю, — настаивал адмирал. — Что, если узурпатор — Феме… ведь вы же стремитесь к узурпации. Не этот ли ключ имеется здесь в виду?

Фемист резко повернулся и обнаружил, что у Солово в руках оказался причудливый ключ, прикрепленный к крепкой цепочке вокруг его шеи. Уэльсец попытался открыть рот… подумал… вновь попытался заговорить, но не смог: вся его Вселенная рассыпалась прахом.

— К тюрьме богов? — Когда он сумел заговорить, голос его дрожал. Округлившиеся глаза не могли оторваться от ключа. — К подземелью под Римом?

Адмирал кивнул, но по доброте своей даже не улыбнулся.

— Но… но вы же сказали, что дверь запечатана… закрыта печатью.

— Так оно и есть, — согласился Солово, — но это всего лишь восковой кружок. Вы не думали, почему эмблемой папского достоинства служат два скрещенных ключа? Один ключ, конечно, к райским вратам, но второй совершенно к другому месту. И какими же ненаблюдательными оказались все вы! Да, синьорчик, предметы ваших амбиций и поклонения сидят под замком… беспомощные пленники Церкви, которая куда мудрей, чем вам мнится. Какой позор, что я никогда не оказывал ей подобающего внимания! Но такова жизнь. Нет, вы никогда не освободите своих хозяев без разрешения… и без ключа.

— Итак, — промолвил фемист, делая шажок.

Адмирал поднял ключ повыше.

— О нем рассказал мне перед смертью папа. Бедняга Юлий, ему никогда не везло. Это я обнаружил, что он намеревается расстаться с душой, и все тревожился, что ключ, который наследуют папы, может попасть в неподходящие руки. Так оно и вышло; он и угодил в… мои руки. Ну а я есть я: прикарманил ключ, пока мертвого Юлия собирали в дорогу… простой рефлекс, но тем не менее позорное нарушение доверия. В конце концов, я же давал слово Юлию… обещал поступить как подобает. Но теперь я рад, что солгал: штуковина, оказалось, стоила всех расспросов и лжи. В то время я даже не знал, что с ним делать: продать или подарить Феме, быть может.

— Именно так, адмирал, именно так, — проговорил уэльсец, жадно вытягивая вперед свои скрюченные пальцы.

— Но теперь я понимаю, что этого нельзя делать: ведь все предначертания Книги должны исполниться, так? По крайней мере во всем, что касается меня, это случилось.

— НЕТ, — произнес фемист, делая еще один шаг, — мы…

— Простите, нет… вы не должны одолеть, — поправил гостя Солово, одновременно молниеносным движением всадив стилет ему в глаз.

Мозг фемиста не торопился с осознанием смерти, и он сделал пару шагов вперед — кинжал торчал из глаза, — а потом упал смиренным учеником к ногам Солово.