Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти
Шрифт:
Цезарь улыбнулся, но затем внезапно посерьезнел.
– Мой лучший друг может быть кем угодно, только не лжецом, – веско произнес он. – Мне остается одно: сдержать данное тобой слово.
Лабиен посмотрел на него удивленно и растерянно, но вскоре, увидев, что они направляются в сторону Милета, понял, что Цезарь не шутит.
– Но у нас нет ни кораблей, ни людей, – заметил Лабиен.
– Нет, – согласился Цезарь. – Пока нет.
Лабиен почесал в затылке, пытаясь понять, что имеет в виду Цезарь. Тот заговорил снова:
– И кстати, большое спасибо. Ты полагал, что обязан мне
– Сегодня я помогаю тебе, а завтра ты мне, – сказал Лабиен. – И ты знаешь, что я всюду следовал за тобой не потому, что чувствовал за собой долг.
– Знаю, – согласился Цезарь. – И я рад, что нас связывает в первую очередь дружба. Если однажды ты решишь, что больше не можешь всюду следовать за мной, я не стану тебя удерживать.
Оба помолчали, любуясь спокойным морем.
– Даже не представляю, Гай, что тебе нужно сделать, чтобы я решил тебя покинуть, – сказал Лабиен.
– Жизнь полна неожиданностей.
Лабиен покачал головой. Цезарь говорил о невозможном – о том, что однажды он, Лабиен, перестанет следовать за ним, разделять его судьбу.
Стоя на носу корабля, что держал путь к Милету, оба всматривались в синий простор и вдыхали прохладный морской ветерок, наслаждаясь тем особым молчанием, которое хранят, оказавшись наедине, давние и верные друзья.
XX
Охота Помпея
И все же Помпей не смог встать ни на следующий день, ни через день, ни через неделю, ни через две. Рана и опиум привели к тому, что он поправлялся почти два месяца.
Серторий начал отступление вглубь страны, но иберы сообщили ему, что Метелл движется вдоль побережья на север, направляясь в южную Галлию за припасами. С обеих сторон имелись предатели – легионеры, за несколько монет готовые продать нужные сведения: обычное дело для римских гражданских войн. Таким образом Серторий узнал не только о перемещениях Метелла, но и о том, что войско Помпея задержалось у Сукрона из-за ранения главноначальствующего.
Глава популяров все решил: он не только стремился избежать решающего столкновения – кроме битвы при Сукроне, которую он начал, чтобы дать киликийским пиратам возможность спокойно выгрузить золото Митридата, – но и намеревался использовать слабые места противника.
Итак, он изменил свой замысел и, вместо того чтобы продолжить поход вглубь Испании, вернулся на побережье и осадил Сагунт. Сам того не ведая, он встал лагерем неподалеку от того места, где полтора столетия назад останавливался Ганнибал. Он перекрыл все дороги, ведшие в город, вынудив жителей Сагунта высылать отряды, чтобы запастись съестным, и чуть не пленил легата Гая Меммия, защищавшего город. Все наводило на мысль о том, что Сагунт вот-вот будет захвачен. Но тут пришли новости о Помпее.
– Он пустился в путь, – сообщил один из осведомителей.
– Прекрасно, – сказал Перперна. В палатке наряду с Серторием сидели и другие
начальники. – Пойдем навстречу ему со всеми нашими силами и разобьем его, как при Сукроне.Серторий ответил не сразу. Он посмотрел на гонца. Тот все понял и, не сказав ни слова, вышел из палатки.
Затем Серторий устремил взгляд на Перперну.
– Мы не будем нападать на Помпея, – решительно заявил он.
– Но сейчас он один, – настаивал Перперна. – Метелл далеко на севере. Мы можем покончить с Помпеем. Это окончательно подорвет боевой дух оптиматов.
Серторий покачал головой. У них было меньше сил, чем при Сукроне. Пришлось отправить несколько тысяч кельтиберов вглубь страны, чтобы не заставлять их сражаться вдали от дома, – война затягивалась. Он знал, что верность кельтиберов, помимо хорошего жалованья, связана с тем, что их не отрывают надолго от домашнего очага. Такие передышки делали их надежными союзниками.
– Если Помпей оправился от ран и идет сюда, – заметил Серторий, – мы удалимся вглубь страны, как намеревались изначально.
– Ты хочешь сказать, как намеревался ты, – осмелился возразить Перперна, бросая вызов авторитету своего вождя.
Серторий молча уставился на него, понимая, что на них устремлены взгляды всех присутствующих.
– Именно так, – сказал он наконец. – Как намеревался я. И как намереваюсь снова…
Перперна пристально посмотрел на Сертория и, не сказав ни слова, опустил глаза.
Начальники вышли, и в палатку снова вошел гонец, дожидавшийся снаружи. Серторий с недоумением посмотрел на него.
– Есть еще кое-что, проконсул, – тихо объявил осведомитель.
– Что?
Тот рассказал о ста талантах и двадцати югерах земли, обещанных Метеллом за голову Сертория.
Вождь испанских популяров кивнул. Он понимал, что осведомитель никому ничего не сказал, но если об этих посулах известно ему, значит Помпей и его приспешники позаботятся о том, чтобы все легионеры, верные популярам, узнали о награде, обещанной за его голову.
Серторий щедро заплатил гонцу и немедленно вызвал в свою палатку кельтиберского вождя.
– Собери своих лучших людей, – сказал он. – Отныне они, а не мои легионеры, будут моей личной стражей.
Кельтибер выслушал приказ и кивнул, хотя в глубине души встревожился: если римский вождь не доверяет своим, значит на то есть основания. Однако Серторий по-прежнему хорошо платил и соблюдал законы, принятые оскским сенатом, где голоса кельтиберов значили много. Если для его личной охраны требуются кельтиберы, он их получит.
Помпей прибыл в Сагунт и обнаружил, что серторианцы давно покинули свой лагерь.
– Этот трус снова сбежал, – пробормотал проконсул.
Он быстро, слегка прихрамывая, обошел покинутое укрепление; врачи заверили его, что в конце концов хромота полностью исчезнет. «Очень надеюсь, – ответил Помпей. – Я и так потратил кучу драгоценного времени на ваши примочки и опиум».
Но все это осталось в прошлом.
– Что нам делать? – спросил Афраний.