Рим. Прогулки по Вечному городу

Место этих ужасных захоронений стало известно в 1872 году — профессор Ланчиани воссоздал ситуацию. Он вычислил, что погребальный склеп находился под нынешней Виа Гоито, примерно в тридцати ярдах от восточного входа в Министерство финансов, недалеко от Центрального вокзала. Там, скорее всего, эти бедные весталки, покинутые в беде Венерой, до сих пор лежат в своих ужасных могилах, и автомобили современного Рима проносятся над ними.

И, наконец, последний, возвышенный взгляд на весталок. Когда в 194 году н. э. храмы были секуляризованы, орден весталок упразднили. В это самое время Серена, красавица-жена римского наместника Арморики (севера Франции и Британии) Стилихона Флавия, будучи в Риме, посетила храм Великой Матери на Палатине. Там она увидела статую богини, стоящую над своим остывшим алтарем, все еще одетую и украшенную драгоценностями. Серена поднялась по ступням к статуе, расстегнула ожерелье богини и надела его себе на шею. Пожилая весталка, возможно, последняя из своего ордена, которая сопровождала Серену к храму, громко воскликнула, что это святотатство, и ее тут же убрали. Несколько лет спустя Серена была удавлена по приговору Сената по подозрению в интригах с готами, и последние язычники в Риме сочли, что месть старых богов свершилась — вокруг шеи, которую некогда украшало ожерелье богини, обвилась веревка палача.

Мне показалось, что даже пыль в Доме весталок соткана из воспоминаний. Ни один религиозный орден в мире не ушел в тень, так мало запятнав себя. Я так и вижу жриц священного огня, проходящих в белых как снег одеждах, столетие за столетием, таинственных, священнодействующих, символизирующих всех женщин, без различий национальности и религии, жриц домашнего очага.

Из-за груды камней послышался голос туриста:

— Что здесь такое? Есть что смотреть?

Другой голос, очевидно, принадлежавший тому, кто сверялся с картой, громко прочитал:

— «Дом весталок». Нет. Смотреть нечего. Так, мусор всякий…

И двое молодых туристов, заглянув на минуту, перелезли через стену и затерялись в развалинах.

5

Однажды, когда, поднявшись вверх по Виа Сакра, я вышел к маленькому круглому храму, который в путеводителях значится как храм Ромула. Он был построен в память о сыне, получившем это имя в момент приступа любви к прошлому, случившегося вдруг с его отцом, императором Максенцием. Мальчик умер, а три года спустя и любящий родитель, отягощенный доспехами, нашел свою смерть в Тибре. Это была битва на Красных Камнях, после которой победоносный Константин Великий вошел в Рим с символическим изображением Христа на своих штандартах.

Но, глядя на круглый храм, я думал не о Ромуле. Я думал об отсутствии дверей на Форуме. А здесь были прекрасные бронзовые двери, с благородной прозеленью, какую увидишь на зеркале, тронутом патиной, или на монете. Пока я восхищался, одна из них медленно открылась. Это было довольно жутко — в таком тихом и пустынном месте увидеть в маленьком храме следы человеческого присутствия. Пока я гадал, кто или что может оттуда появиться, показался пожилой маленький итальянец, один из тех таинственных, очень просто одетых людей, стражей развалин, у которых маленькие домики с красивой лепниной.

Я поднялся по ступеням и сказал ему о том, как восхитили меня двери. Он ответил, что это древние римские двери, которые до сих пор держатся на своих старых петлях. Я было не поверил ему, но он был совершенно убежден, а уж он-то должен был знать. Его звали Джузеппе Протти, и он сообщил мне, что работает на Форуме уже тридцать пять лет, за это время здесь сменилось много археологов. В руке он держал бронзовый римский ключ, похожий на тот, проржавевший, который можно увидеть в Британском музее. Я спросил, не могу ли я открыть дверь, которой, если верить ему, удалось провисеть на своих петлях так долго. Он показал мне, как вставлять ключ в скважину, как после этого надо сильно нажать ладонью, и после нескольких моих неудачных попыток большой бронзовый щит, по крайней мере, в восемнадцать футов высотой, медленно открылся вовнутрь. Увы, сейчас храм — это просто хранилище для мраморных колонн и каменных обломков. Здесь есть где разгуляться кирке и совку. Никогда великолепная дверь не открывалась в более прозаически выглядящее помещение.

Я поднялся вверх по Виа Сакра, мимо места, где, я уверен, Гораций встретил Бора, и дошел до великолепной арки Тита. Если хотите посмотреть, как архитектура мельчает, сравните эту великолепную работу, эти постройки I века с тяжелыми и безжизненными фигурами на арке Септимия Севера, на другом конце Форума, изготовленными два с половиной столетия спустя.

Тит, сын Веспасиана, завершил Иудейскую войну и разрушил храм, построенный Иродом. Иосиф Флавий описывает все это ярко и сильно. Внутри арки, на горельефе, вы можете видеть Тита, триумфально проезжающего по Риму с трофеями своей кампании, в том числе — храмовой утварью, серебряными трубами и золотым семисвечником из разрушенного Иерусалимского храма. Это единственные скульптурные изображения реликвий иудеев, а их дальнейшая судьба покрыта мраком.

Известно, что до разграбления Рима варварами они хранились в храме Мира, который был прекраснейшим музеем Рима, и были одними из немногих экспонатов, переживших пожар 191 года н. э. Считается, что часть иудейских трофеев исчезла во время разграбления Рима готами в 410 году н. э., и об этих вещах больше не слышали. Прокопий, писавший в VI веке, утверждает, что Гензерик и его вандалы, а также берберы и бедуины разграбили Рим в 455 году, и тогда же все, что осталось от сокровищ, погрузили в лодки и переправили в Карфаген. Там, вероятно, сокровища попали в руки Велизарию, который переправил их в Константинополь.

Этому противоречит странная легенда: когда Аларих умер на юге Италии, его подданные повернули в сторону русло реки Бусенто, построили большую гробницу, куда вместе с мертвым телом сложили и все трофеи, включая иудейские предметы культа, привезенные из Рима, а потом вернули реку в прежнее русло. Всех работников они убили, чтобы никто никогда не узнал, где похоронен Аларих. Иудеи, однако, совершенно не верят в эти рассказы. В Талмуде сказано, что предметы из храма были просто брошены в Тибр, на дне которого и пребывают по сей день. Кажется, в XVIII веке иудеи Рима обращались к папе с просьбой позволить им обследовать дно Тибра, но его так и не обследовали.

У иудеев есть такое древнее суеверие: проходить под аркой Тита — к несчастью. Глядя на группы туристов, гуляющие по Форуму, я часто думал, сохраняется ли оно до сих пор. Но столько людей, судя по всему, евреев, бестрепетно проходили под аркой и столько не менее похожих на евреев, казалось, избегали ее, что я не могу прийти к какому-либо однозначному выводу. Когда я упомянул об этом в разговоре с гидом, он ответил, что примета, безусловно, остается в силе, и он неоднократно замечал, что еврейские группы далеко обходят арку Тита. Что до Колизея, про который известно, что он был построен пленными иудеями, то на этот счет не существует никаких предрассудков.

6

Когда вы смотрите на статуи цезарей в музеях Рима, вам может прийти в голову мысль, что даже у злодеев вполне приличные лица. Кто поверит, глядя на печальное, достойное лицо Тиберия, что в семьдесят лет этот старый развратник удалился от дел, чтобы предаться все тем же порокам на Капри? Кому придет в голову, что спокойный и даже чувствительный Клавдий был таким законченным негодяем и трусом, как о нем писали? Даже Нерон вовсе не кажется совершенно безмозглым и бесчестным человеком. Какой же вывод мы должны сделать? Это статуи лгут или «Жизнеописания цезарей» — просто собрание злобных политических сплетен? Автор его, Светоний, — странный персонаж, о котором известно очень мало, разве только то, что он родился в царствование Нерона и был весьма осторожным и подозрительным субъектом, который не вписывался в окружавшую его жизнь. Он пытался заниматься юриспруденцией, но отказался от этого занятия, попробовал себя на военном поприще и тоже не преуспел, в конце концов стал секретарем Адриана и исполнял эту должность, пока его не прогнали за непочтительное поведение по отношению к императрице. Кажется, отдохновение он обрел в библиотеке, в целомудренных радостях научных изысканий. Так как у него появился доступ к императорским архивам, имелась и возможность узнать интимнейшие подробности жизни великих. Его, похоже, гораздо больше привлекали их пороки, нежели их достоинства. Как у многих людей, ведущих тихую, уединенную жизнь, у него был нюх на скандалы. К тому же он был первоклассным политическим журналистом и прекрасно владел тонким искусством умолчания.

Думаю, ученые согласятся со мной в том, что восприятие ужасных пороков как невинных чудачеств и проявлений эксцентричности было типично для римской политической пропаганды. Обвинение в преступлении было римским эквивалентом современной карикатуры, и редкий известный человек был вне опасности. Этот дух злобной язвительности держался в Риме до времен Пасквино.

Почти все цезари были запуганными людьми. Очередной цезарь часто приходил к власти, переступив через труп своего предшественника, и очернить мертвого цезаря считалось в порядке вещей. Самой ужасной чертой этой системы (хотя нам, пережившим времена Гитлера и Муссолини, это знакомо) было бессилие когда-то всесильного Сената. Но, даже прекрасно зная и понимая это, трудно поверить, что столетиями выбирать императора было доверено банде головорезов, то есть преторианской гвардии; выбрать, а затем, когда им этого захочется, убить его и выбрать кого-нибудь другого. Будь Сенат достаточно силен, чтобы приструнить преторианцев, когда они убили Калигулу и быстро избрали Клавдия, которого обнаружили за занавеской, история пошла бы по-другому. Но сенаторы не контролировали ситуацию с самого начала, и далее им оставалось лишь исполнить унизительную роль — поздравить кандидата, выбранного дворцовой стражей.