Римлянка. Презрение. Рассказы

— Синьор, — ответила я.

Мне было стыдно говорить, что он служит в полиции.

— И она говорит, что он очень богат?

— Да… кажется, зарабатывает он порядочно.

Мама не осмеливалась вслух высказать то, что ясно было написано у нее на лице: отказавшись от этой сделки, я поступила глупо.

— Он тебя видел и говорит, что заинтересовался тобой… а почему бы тебе с ним не познакомиться?

— Но какой в том толк, если я не согласна?

— Жалко, что он уже женат.

— Будь он даже холост, я все равно не желаю его знать.

— Но это для тебя удобный случай устроиться, — сказала мама, — он человек богатый… любит тебя… а остальное приложится… он может тебе помочь, ничего не требуя взамен.

— Нет, нет, — ответила я, — такие люди ничего не делают даром.

— Это еще неизвестно.

— Нет, нет, — твердила я.

— Ну, ладно, — сказала мама, покачав головой, — но Джизелла, видно, добрая девушка и заботится о тебе по-настоящему… другая на ее месте позавидовала бы и промолчала… она же хорошая подруга.

После моего отказа Джизелла перестала говорить со мною о благородном синьоре и, к моему величайшему удивлению, совсем бросила подсмеиваться над моей помолвкой. Я продолжала потихоньку встречаться с Джизеллой и Риккардо, однако неоднократно заводила с Джино разговор о ней, надеясь помирить их, так как обманывать его мне было неприятно. Но Джино даже и слушать меня не хотел, он возмущался поведением Джизеллы и клялся, что, как только узнает, что я встречаюсь с ней, между нами все будет кончено. Он говорил об этом серьезно, и я даже испугалась, как бы он не воспользовался этим предлогом, чтобы расстроить нашу свадьбу. Я сказала маме, что Джино терпеть не может Джизеллу, и мама почти беззлобно заметила:

— Он неспроста хочет, чтобы ты не встречалась с Джизеллой. Ясно, ты будешь сравнивать свои лохмотья, в которых он тебя заставляет ходить, с платьями Джизеллы, которые ей дарит жених.

— Нет, он говорит, что Джизелла непорядочная женщина.

— Сам он непорядочный человек… узнай он, что ты видишься с Джизеллой, небось отказался бы от тебя.

— Мама, уж не думаешь ли ты сообщить ему об этом? — испуганно спросила я.

— Нет-нет, — быстро и как бы с сожалением сказала она, — я в ваши дела не вмешиваюсь.

— Если ты ему об этом скажешь, то ты меня больше не увидишь, — твердо сказала я.

Наступило бабье лето, дни стояли теплые и ясные. Как-то раз Джизелла сказала мне, что она, Риккардо и его друг задумали совершить прогулку на машине. Им нужна была еще одна девушка, чтобы составить компанию этому другу, и вот они решили пригласить меня. Я с радостью согласилась, ведь я старалась не упустить ни одного развлечения, которое хоть чем-то скрасило бы мою скучную жизнь. Я сказала Джино, что мне придется позировать несколько дополнительных часов, и рано утром отправилась на место встречи у моста Мильвио. Машина уже стояла там, и, когда я подошла, Джизелла и Риккардо, сидевшие впереди, даже не двинулись с места, но друг Риккардо вылез из машины и пошел мне навстречу. Это был еще молодой мужчина среднего роста, лысый, с желтоватым лицом, большими черными глазами, орлиным носом и широким ртом, уголки которого поднимались кверху, отчего казалось, что он все время улыбается. Выглядел он элегантно, но совсем не так, как Риккардо, на нем был строгий темно-серый пиджак, более светлые серые брюки, крахмальный воротничок и черный галстук с жемчужной булавкой. Голос у него был тихий, взгляд казался кротким, грустным, и вместе с тем, когда он смотрел на вас, становилось как-то не по себе. Держался он очень корректно и даже церемонно. Джизелла представила его мне как Стефано Астариту, и я тотчас же решила, что он и есть тот самый благородный синьор, предложение которого она мне передавала. Но это знакомство не вызвало во мне недовольства, ведь в его предложении не было, в конце концов, ничего оскорбительного, даже, наоборот, оно мне в какой-то мере льстило. Я протянула ему руку, и он поднес ее к губам со странным благоговением и какой-то болезненной жадностью. Потом я села в машину, он устроился рядом со мною, и мы поехали.

Пока машина мчалась мимо пожелтевших полей по гладкой, залитой солнцем дороге, мы почти не разговаривали. Мне приятно было сидеть в машине, приятна была прогулка, приятен был ветерок, который овевал мое лицо, и я не могла наглядеться на деревенскую природу. Только второй или третий раз в жизни я совершала такую дальнюю поездку и боялась, что не смогу как следует насладиться, я смотрела во все глаза и старалась разглядеть все, что только можно: стога сена, сараи, деревья, поля, холмы, леса. Пройдут месяцы, думала я, а может быть, и годы, прежде чем я снова увижу эти места, поэтому нужно запомнить все до мелочей и сохранить в памяти эти картины, чтобы потом иногда вспоминать их. Астарита же, застывший, как статуя, и сидевший на почтительном расстоянии, смотрел только на меня. Он ни на минуту не сводил своих грустных и жадных глаз с моего лица и всей моей фигуры, и, по правде говоря, мне казалось, что этот взгляд ощупывает меня. Не могу сказать, что такое внимание было мне неприятно, но оно меня смущало. Потом я почувствовала, что должна развлечь его разговором. Он сидел, сложив руки на коленях, и я увидела на его руке обручальное кольцо и перстень с бриллиантом.

— Какой красивый перстень! — восторженно сказала я.

Опустив глаза, он посмотрел на перстень и ответил:

— Это перстень моего отца… я снял кольцо с его пальца, когда он умер.

— Ох, — сказала я, как бы извиняясь, и, показав на обручальное кольцо, добавила: — Вы женаты?

— А как же иначе, — ответил он с мрачным видом, — у меня есть жена, дети… есть все.

— А ваша жена красива? — робко спросила я.

— Не так красива, как вы, — тихо сказал он серьезным и торжественным тоном, как будто сообщал что-то очень важное. Рукой, на которой были кольца, он попытался коснуться моей ладони. Но я тотчас же отстранилась и как ни в чем не бывало спросила:

— Вы живете вместе?

— Нет, — ответил он, — жена живет в… — и он назвал далекий провинциальный город, — а я живу здесь… совсем один… я надеюсь, вы навестите меня.

Я сделала вид, что не расслышала его слов, сказанных печальным, дрожащим голосом, и спросила:

— А почему так? Почему вы не живете вместе с женой?

— Мы разошлись полюбовно, — объяснил он, — я был совсем еще мальчишкой, когда меня женили… свадьбу устроила моя мать… вы знаете, как делаются такие дела… девушка из хорошей семьи с хорошим приданым… родители договариваются о свадьбе, а потом дети вынуждены пожениться… Жить вместе с женой? А вы на моем месте стали бы жить с такой женщиной?

Он вынул бумажник, открыл его и протянул мне фотографию. Я увидела двух девочек, похожих друг на друга как две капли воды, у обеих были черные волосы, бледные лица и светлые платьица. Позади, положив руки им на плечи, стояла маленькая женщина с черными волосами и бледным лицом, у нее были круглые, как у совы, глаза, а лицо злое. Я вернула фотографию, он положил ее в бумажник и выпалил единым духом:

— Нет… я хотел бы жить с вами.

— Но ведь вы меня совсем не знаете, — ответила я, встревоженная его горячностью.

— Я вас прекрасно знаю, уже целый месяц я наблюдаю за вами… Я знаю о вас все.

Он сидел, отодвинувшись от меня, говорил со мной почтительно, но было видно, что он сильно взволнован, от чего глаза его готовы выскочить из орбит.

— У меня есть жених, — ответила я.

— Джизелла мне рассказала, — произнес он глухим голосом, — но мы не будем говорить о вашей помолвке… какое это имеет значение? — И он сделал рукой резкий и небрежный жест.

— Для меня это имеет значение, — заявила я.

Он посмотрел на меня и сказал:

— Вы мне очень нравитесь.

— Я это заметила.

— Вы мне очень нравитесь, — повторил он, — вы даже не представляете как.

В самом деле, он был похож на безумного. Но меня успокоило то, что он сидел далеко от меня и не пытался больше взять меня за руку.

— В том, что я так вам нравлюсь, нет ничего плохого, — сказала я.

— А я вам нравлюсь?

— Нет.

— У меня есть деньги, — сказал он, и лицо его судорожно передернулось, — у меня достаточно денег, чтобы сделать вас счастливой… если вы навестите меня, вы не раскаетесь.