Римские войны. Под знаком Марса
Шрифт:
Так гуси вошли в поговорку как спасители Рима. В память об их подвиге в определенный день по улицам Рима торжественно носили богато украшенного гуся и распятую на кресте собаку. Манлий, прозванный Капитолийским, был удостоен великой по тем временам награды. По единодушному решению всех воинов, каждый принес ему по полфунта муки и по кварте вина. Часового же, заснувшего на посту, сбросили со скалы к неприятелям.
Тем временем остатки римской армии, укрывшиеся в Вейях, воспрянули духом. К ним отовсюду стекались беглецы из захваченного Рима и добровольцы из городов Лация. Собравшимся в Вейях римлянам не хватало только смелого полководца. Тогда-то и вспомнили о Марке Фурии Камилле, который жил изгнанником в городе Ардее. Решено было его вызвать и избрать командующим. Но римляне не были бы римлянами, если бы даже на краю гибели не соблюдали законов и чинопочитания. Для законного назначения Камилла диктатором нужно было сперва запросить сенат, находившийся в то время в осажденной крепости. Нашелся отважный юноша, который, завернувшись в древесную кору, проплыл по Тибру до Рима, вскарабкался по отвесной скале на Капитолий
Однако пока Камилл готовился к битве, защитники Капитолия, совсем обессилевшие от голода, согласились на переговоры с галлами, которые также страдали от голода и болезней. Галлы согласились уйти за выкуп в 2000 фунтов золота. Когда его стали взвешивать, римляне заметили, что принесенные галлами гири фальшивые. Римляне возмутились, но галльский предводитель Бренн положил на весы свой тяжелый меч и воскликнул: «Горе побежденным!». Унося полученное золото, галлы покинули Рим.
Римским историкам, жившим несколько столетий спустя, трудно было примириться с фактом такого унижения. Поэтому, чтобы удовлетворить патриотическое чувство римлян, они украсили свой рассказ откровенным вымыслом. По их словам, во время спора между римлянами и галлами в воротах города появилось войско Камилла. Диктатор приказал снять золото с весов и, объявив заключенный договор недействительным, гордо заявил варварам, что римляне привыкли спасать отечество железом, а не золотом. На развалинах Рима произошла кровопролитная схватка, а на следующий день уже под городом галлы были полностью разбиты, так что из их числа не осталось никого, кто мог бы сообщить о разгроме. Благодарные сограждане назвали Камилла «вторым Ромулом», новым основателем Рима.
Возвращение Камиллом золота и разгром галлов относятся, скорее всего, к области фантазии. Но достоверно известно, что в последующие годы Марк Фурий Камилл еще неоднократно одерживал победы над вольсками, эквами и этрусками. Избранный диктатором в пятый раз, он в 367 г. до н. э. отразил еще одно нашествие галлов. Очевидно также, что в скором времени после освобождения от галлов Рим был заново отстроен, быстро оправился от опустошения и снова занял господствующее положение в Лации и расширил свои владения в прилегающих областях.
Во второй половине IV в. до н. э. Рим начинает борьбу за подчинение всей Средней Италии. Римляне устремили свои взоры на богатую Кампанию. Ее плодородное побережье и зажиточные города, в первую очередь крупнейший из них Капуя, привлекали также самнитов – самый храбрый и самый воинственный после римлян народ Италии. Самниты обитали в области Самний, расположенной в горных районах центральной части Апеннинского полуострова. Занимались они преимущественно скотоводством, жили в небольших городках и объединялись в племенной союз, который, однако, не имел такого единого крупного центра, каким был Рим в Лации. На протяжении V-IV вв. до н. э. самниты овладели почти всей Южной Италией, а также заняли Апулию на ее восточном побережье.
Столкнувшись в Кампании, римляне и самниты повели длительную упорную борьбу. Это противоборство продолжалось с перерывами более пятидесяти лет. В него оказались втянутыми и другие племена Средней и Северной Италии – этруски, эквы, галлы и другие. Особенно долгой и ожесточенной была Вторая Самнитская война 326-304 гг. до н. э. Поводом к ней стало стремление римлян завладеть греческим городом Неаполем, важным центром на кампанском побережье.
Самнитский воин
Война началась с блестящих успехов римлян, предпринявших ряд походов в Самний и Апулию. Во время одного из этих походов, в самом начале войны, произошел один очень примечательный конфликт между диктатором Луцием Папирием Курсором и его заместителем, начальником конницы Квинтом Фабием Руллианом. Диктатор Папирий должен был отправиться в Рим для проведения повторных птицегаданий, так как, по мнению жрецов, перед походом они были проведены неправильно. Уезжая, Папирий приказал начальнику конницы в его отсутствие не вступать в схватку с врагом. Но молодой Квинт Фабий, узнав через лазутчиков, что в неприятельском войске после отъезда римского командующего воцарилось беспечное настроение, завязал бой с самнитами. Сражение было блестяще выиграно: 20 тысяч вражеских воинов остались лежать на поле боя. Не желая делить славу этой победы с диктатором, Фабий отправил донесение о битве не диктатору, а сенату. Кроме того, он сжег все захваченные у врагов доспехи и оружие, чтобы Папирий не мог провезти эту добычу в триумфе.
Оскорбленный диктатор в страшном гневе помчался в лагерь. Прибыв на место, он приказал трубить общий сбор, вызвал к трибуналу [11] начальника конницы Квинта Фабия и обрушился на него с гневной речью: «Как ты посмел, поправ мою власть, при недостоверных гаданиях, при неясности в знамениях, сразиться с врагом?! Как мог ты вступить в бой, вопреки долгу ратному, завещанному нам от предков, вопреки воле богов?!» Не слушая оправданий Фабия, диктатор приказал ликторам сорвать с него одежды и приготовить розги и топоры. Вырвавшись, Фабий скрылся в задних рядах построенного на сходку войска. Но ни мольбы, ни уговоры, с которыми обратились к диктатору солдаты и командиры, прося помиловать отважного юношу, не подействовали на Папирия. Даже угроза бунта не обуздала его гнева. Воспользовавшись возникшим беспорядком, Фабий тайком бежал в Рим и обратился к защите трибунов и народа. Прибывший следом диктатор непреклонно стоял на своем, требуя казнить нарушителя дисциплины. И лишь настойчивые
мольбы сограждан, самого Фабия и его старого отца, в прошлом трижды консула и диктатора, заставили Папирия сменить гнев на милость. «Будь по вашему, сограждане, – сказал он. – За воинским долгом, за достоинством власти осталась победа. Не снята вина с Квинта Фабия за то, что он вел войну вопреки запрету полководца, но я уступаю его, осужденного за это, римскому народу и трибунской власти. Так что мольбами, а не по закону вам удалось оказать ему помощь. Живи, Квинт Фабий, дерзнувший на дело, какого и отец бы тебе не простил, будь он на месте Луция Папирия. Мою благосклонность ты вернешь, если захочешь, а римский народ, которому ты обязан жизнью, лучше всего отблагодаришь, если нынешний день научит тебя впредь и на войне и в мирное время подчиняться законам власти».11
Трибунал – возвышение на центральной площади лагеря, откуда военачальник обращался к войску и вершил суд.
В эпизоде с Квинтом Фабием дело до казни не дошло, как в случае с сыном консула Тита Манлия, о котором мы говорили в I главе. Но действия и слова Папирия Курсора являются еще одним подтверждением того, какое высокое значение придавали римляне непререкаемой власти полководца.
И Папирий и Квинт Фабий еще не раз отличились в битвах Самнитской войны.
После нескольких поражений самниты дважды просили мира и даже выдали римлянам своего самого храброго военачальника. Но римляне отказывались заключать мир на иных условиях, кроме безусловного признания самнитами римского господства. Тогда в 321 г. до н. э. самниты собрали большие силы и решили биться до конца. Во главе самнитского войска встал талантливый полководец Гай Понтий. В строжайшей тайне Понтий выступил в поход и разбил лагерь у самнитского города Кавдий, рядом с которым пролегало ущелье, называемое Кавдинским. Через своих лазутчиков, переодетых пастухами, он распространил слух, будто самниты всем войском осадили Луцерию, город, который был верным союзником Рима и по своему местоположению являлся ключом к обладанию Апулией. Римские консулы Спурий Постумий и Тит Ветурий поверили этим известиям. Чтобы успеть на помощь жителям Луцерии, из двух дорог они выбрали ту, что была покороче и проходила через Кавдинское ущелье. Оно представляло собой две глубоких теснины, окруженные непрерывными горными кряжами и заросшие лесом. Между теснинами лежали довольно широкая болотистая поляна. Здесь-то и устроили самниты обманутым римским консулам хорошо подготовленную засаду. Римское войско, миновав первую половину ущелья, у входа во вторую наткнулось на завалы из деревьев и огромных камней. Римляне повернули было обратно, но вход в ущелье оказался запертым таким же образом, а на высотах показались самнитские отряды.
Самнитские воины
Римские легионы попали в абсолютно безнадежное положение: помощи ждать было неоткуда, а всякая попытка прорваться означала бы неминуемую гибель всей армии. Только привычка к дисциплине заставила римских солдат возвести укрепленный лагерь, несмотря на злорадные насмешки врагов. Впрочем, и самниты растерялись от своей невероятной удачи. Чтобы принять решение, они даже доставили на телеге в свой лагерь Геренния Понтия, престарелого отца своего предводителя, славившегося умом и проницательностью. Он предложил на выбор военного совета два прямо противоположных решения: или как можно скорее отпустить римскую армию, не причиняя ей никакого вреда, или перебить римлян всех до единого. Как объяснил мудрый старец, великое благодеяние обеспечит мир и дружбу с могущественнейшим народом, а смысл второго совета – в том, чтобы избавить от войны многие поколения, ибо после потери целой армии римское государство не скоро вновь соберется с силами.
Однако самнитские вожди, опьяненные успехом, решили иначе. Они предложили довольно умеренные мирные условия, но потребовали от ненавистных врагов ради сохранения жизни выполнить унизительный обряд. Раздетые и безоружные должны были они пройти «под игом». Так называлось сооружение из двух копий, воткнутых в землю и покрытых третьим, в виде буквы П [12] . Дружный вопль отчаяния раздался, когда римляне услышали от своих послов об условии врага. Но не оставалось у них другого выхода, кроме как ценой бесчестия спасти отечество, которое предки их выкупили у галлов золотом.
12
Название «иго» происходит от латинского слова iugum – ярмо, в которое запрягали волов. По форме оно также напоминало букву П.
Первыми прогнали под ярмом консулов, сорвав с них их облачение, и всех военачальников в порядке старшинства. Потом по одному прошли легионеры, униженно сгибаясь под брань и насмешки вооруженных врагов. Если кто не выражал своим видом должной униженности, то победители наносили им удары и убивали.
При известии об этой позорной капитуляции все жители Рима облачились в траур. Вернувшиеся из Кавдинского ущелья воины вошли в город ночью и, запершись по домам, не показывались на улицах. Этот тяжелейший позор римляне и столетия спустя вспоминали с содроганием. Но тогда римский сенат проявил исключительную твердость. Заключенный консулами мирный договор не был утвержден. Один из консулов, Спурий Постумий, всю вину за нарушение клятвы, которой скрепил договор, взял на себя и сам предложил, чтобы жрецы-фециалы выдали его и других военачальников самнитам. Самниты, однако, не приняли никого из римлян и даже не казнили заложников, взятых при заключении договора.