Римские войны. Под знаком Марса

Римский центурион

Среди бунтовщиков нашелся опасный провокатор – рядовой пехотинец по имени Вибулен, который попытался еще сильнее разжечь мятеж, заявив, что по приказу Блеза был убит его брат, якобы направленный к паннонским легионам войсками, стоявшими в Германии, для переговоров о совместных действиях. Возмущенные легионеры уже готовы были расправиться с командующим, но выяснилось, что у Вибулена никогда не было никакого брата. И хотя провокация не удалась, командирам пришлось скрываться от ярости воинов, окончательно вышедших из повиновения. Центуриона Луцилия (того самого, который за свое пристрастие к побоям заслужил прозвище «Подай другую») легионеры, поймав, убили.

Многоопытный Тиберий ясно понимал всю опасность разгоравшегося мятежа, но, чтобы не уронить авторитета власти, не хотел идти на уступки. Тем не менее, он отправил в Паннонию своего юного сына Друза и нескольких высших магистратов. В целях безопасности их сопровождали две преторианские когорты, усиленные отборными воинами и конницей. Мятежники встретили прибывших настороженно и враждебно. Когда стало ясно, что Друз не имеет полномочий удовлетворить солдатские требования, легионы еще более укрепились в своей решимости во что бы то ни стало добиваться своего. Ситуация могла бы совершенно выйти из-под контроля, если бы ночью не произошло лунное затмение. По словам Тацита, «не зная, в чем причина происходящего, воины увидели в нем знамение, относящееся к тому, что их больше всего занимало. Затмение небесного светила они связали со своей борьбой: если богиня [37] снова обретет свое сияние и яркость, то благополучно разрешится и то, что они предприняли. И они принялись бряцать медью, трубить в трубы и рожки; и смотря по тому, становилась ли луна ярче или, напротив, тускнела, они радовались или печалились. Когда же набежавшие облака скрыли ее от глаз и все решили, что она окончательно исчезла во мраке и что этим им возвещаются страдания на вечные времена, воины предались скорби, думая, что боги порицают их поведение».

37

Имеется в виду Луна, почитавшаяся римлянами как богиня.

Друз Младший

В этом эпизоде, несомненно, проявились те суеверия, которые всегда были характерны для солдатской массы. Неожиданной переменой в настроении солдат умело воспользовались Друз и его приближенные. По их приказу наиболее преданные и авторитетные центурионы и легионеры обходят палатки мятежников, одним внушают надежды, других запугивают, взывают к неостывшему еще в душах мятежников чувству почтения к правящей династии, отрывают новобранцев от ветеранов, легион от легиона. Эта агитация дала результат. Легионы вернулись к повиновению. Зачинщики мятежа Перценний и Вибулен, а также их главные сообщники были схвачены и казнены. Некоторых в доказательство своей преданности выдали сами солдаты. Впрочем, легионеры не отказались от своих требований, и по их просьбе к императору отправили новую делегацию.

В это же самое время еще более мощный и опасный мятеж охватил легионы, находившиеся на Рейне, в Германии. Здесь стояло два войска – одно в так называемой Верхней Германии, другое в Нижней. Застрельщиками бунта здесь выступили прежде всего молодые воины из пополнения, прибывшего в нижнегерманские легионы после недавно произведенного в Риме набора. Они еще не привыкли к строгостям военной дисциплины и к тому же, как столичные жители, оказались более развитыми и смелыми в своих притязаниях, чем основная масса солдат, уроженцев провинций и маленьких городов Италии. «...Привыкшие к разнузданности, испытывающие отвращение к воинским трудам, – говорит Тацит, – принялись они мутить бесхитростные умы остальных, внушая им, что пришло время, когда ветераны могут потребовать своевременного увольнения, молодые – прибавки жалованья, все вместе – чтобы был положен конец их мучениям...» В отличие от Паннонского восстания, в германских легионах мятеж сразу же начался с расправы над центурионами, издавна ненавистными воинам. Избитых плетьми, их бросили перед лагерныем валом или в воды Рейна. Трибуны и префекты были отстранены от власти. Примечательная деталь: солдаты, действуя с поразительным единодушием, сами распоряжались в соответствии с текущими надобностями, назначая караулы и распределяя работы.

Общее командование легионами в Германии осуществлял Германик, племянник и приемный сын Тиберия, женатый на внучке Августа Агриппине. Молодой, красивый, искючительно обаятельный, благородный и храбрый (он не раз одолевал врага врукопашную), Германик пользовался огромной популярностью в народе и искренней любовью солдат, в особенности германских легионов, которые хорошо помнили его отца Друза Старшего, снискавшего заслуженную славу и погибшего несколько лет назад во время войны с германцами. Сам Август долго колебался, не назначить ли его своим наследником. Когда в подчиненных ему войсках вспыхнул бунт, Германик занимался в Галлии сбором налогов. Узнав о возмущении легионов, он поспешно вернулся к ним.

Лица римских легионеров. С рельефов колонны Траяна

Германик

В лагере собравшиеся на сходку воины встретили его с потупленными взорами, словно раскаиваясь в содеянном. Они жалуются на невыносимые тяготы службы, взятки центурионам, изнурительные работы, всевозможные лишения, показывают ему рубцы от ран, следы плетей, обезображенные старостью руки и ноги. Громче всего шумели ветераны, молившие отпустить их на покой после трудной многолетней службы. Неожиданно в общем шуме из солдатской толпы раздались выкрики: «Слава Германику! Мы поддержим тебя, если ты хочешь стать императором! Ты можешь положиться на наши мечи и верность. Да помогут нам боги!» Трудно сказать, возникли ли эти предложения стихийно или же солдат подговорили какие-то офицеры-аристократы, не желавшие видеть императором Тиберия.

«Тут, – рассказывает Тацит, – Германии, как бы запятнанный соучастием в преступлении, стремительно соскочил с трибунала [38] . Ему не дали уйти, преградили дорогу, угрожая оружием, если он не вернется на прежнее место, но он, воскликнув, что скорее умрет, чем нарушит долг верности, обнажил меч, висевший у него на бедре, и, занеся его над своей грудью, готов был поразить ее, если бы находившиеся рядом не удержали силою его руку. Однако кучка участников сборища, толпившаяся в отдалении, а также некоторые, подошедшие ближе, принялись... всячески побуждать его все же пронзить себя, а воин по имени Калузидий протянул ему свой меч, говоря, что он острее». Эта чудовищная выходка поразила даже наиболее дерзких мятежников. Воспользовавшись минутным замешательством, приближенные Германика увели его с собою в палатку. Верность долгу всегда была для Германика превыше всего. Поэтому он так остро отреагировал на предложение приобрести верховную власть ценой предательства.

38

Трибунал – специальное возвышение, помост в центре лагерной площади, с которого полководец обращался к солдатам с речью.

Друз Старший

Мятеж принял угрожающий размах. Восставшие отправили представителей к верхнегерманскому войску, чтобы склонить его на свою сторону, и готовились, оставив берег Рейна без защиты, устремиться в Галлию, дабы разграбить ее богатые города. Сведения о восстании дошли до враждебных германских племен, которые могли вторгнуться в римские владения, как только граница окажется открытой. Попытка подавить мятеж силами вспомогательных войск и союзников означала бы начало междоусобной войны и к тому же не сулила верного успеха, учитывая силу закаленных легионов. Трезво оценив сложившееся положение, Германик принял решение пойти на уступки мятежным легионам. От имени Тиберия было составлено письмо, в котором ветеранам, отслужившим по двадцать лет, давалась отставка, отслужившие шестнадцать лет переводились в разряд вексиллариев; всем воинам в двойном размере выплачивались денежные подарки, завещанные покойным Августом.

Агриппина Старшая

Тем временем в ставку Германика прибыли уполномоченные сената, посланные Тиберием, чтобы на месте разобраться в ситуации. Эта депутация едва не испортила все дело. Заподозрив, что посольство имеет предписание сената отнять у войска добытые мятежом привилегии и деньги, воины едва не расправились с главой делегации, бывшим консулом Мунацием Планком. Он искал спасения у знамен и орла в лагере легиона, но если бы орлоносец Кальпурний не уберег его от ярости солдат, смерть настигла бы его прямо у легионных святынь. Кое-кто угрожал смертью и самому Германику. Но больше всего Германик боялся за свою беременную жену и малолетнего сына, которые находились с ним в лагере. Гордая и неукротимая нравом Агриппина долго не хотела покидать любимого мужа, заявляя, что ей, внучке Августа, не пристало отступать перед опасностями и бояться обезумевших солдат. Но в конце концов Агриппина уступила мольбам мужа. Было решено, что она отправится в Трир, ближайший город в Галлии, расположенный в землях племени треверов.

Калигула

Взоры восставших воинов привлекло необычное зрелище: из лагеря выступало без охраны горестное шествие рыдающих женщин, окружавших жену полководца с ребенком на руках. Солдаты видели и скорбные лица остающихся, и самого Германика – не в блеске могущества и как бы не в своем лагере, а в захваченном врагом городе. Больше всего смутило воинов, что беглянки направляются к треверам, полагаясь на преданность чужестранцев, а не римлян. «При виде этого, – передает Тацит, – в воинах просыпаются стыд и жалость; вспоминают об Агриппе, ее отце, о ее деде Августе; ее свекор – Друз; сама она мать многих детей, славится своим целомудрием; и сын у нее родился в лагере, вскормлен в палатках легионов, получил от солдат прозвище Калигулы, потому что, стремясь привязать к немупростых воинов, его часто обували в солдатские сапожки [39] ». Многие воины устремляются за Агриппиной, просят ее вернуться, не позорить их своим недоверием; другие возвращаются к Германику, умоляя простить их своевольное и беззаконное поведение.

39

Калигула по-латински значит «сапожок». Солдатская обувь называлась калиги.

Исполненный скорби и гнева Германик обратился к легионерам с страстной речью, слова которой еще больше изменили настроения мятежников. Совершенно преображенные воины сами просят его покарать виновных, проявить милосердие к заблуждавшимся, вернуть легионам их питомца, не отправлять супругу как заложницу к галлам. Чтобы убедиться в искренности раскаяния воинов, Германик предоставляет им самим найти и выдать зачинщиков бунта. Связанные вожаки мятежа были доставлены на суд легата одного из легионов. Тацит так описывает это необычное судилище: