Римского права больше нет

«Может, – сказал аббат, – когда-нибудь его и причислят к лику святых».

«Так вот, – продолжал высокий брюнет, – обойди всю округу, спроси любого. И тебе скажут. Нет никого, кто не был бы ему хоть чем-то обязан. Ни один ребенок не появился на свет, ни один старик не умер без того, чтобы доктор не поднялся среди сна, в ночь-полночь, не поспешил к нему зимой, по снегу, в любую погоду. Он исходил вдоль и поперек весь край, за двадцать-то лет! Не зная отдыха. Появлялся везде, где был нужен – Знал всех. Потом началась война. Движение Сопротивления, маки. Врач никогда никому не отказывал. В N. немцев не было. Но был там владелец гостиницы – дориотист, [17] и был мебельный фабрикант… Словом, немцы пронюхали. Они явились в N. Похватали многих. Доктор сам открыл двери, когда за ним пришли. Его били, били на глазах у жены. «Мне нечего вам сказать». Его били всю ночь. Утром, примерно в такое же время, на рассвете, его привели сюда. И троих парней оттуда же, снизу, первых, кто попался им в руки. Несчастную с малышом на руках. И того, про которого так никто и не узнал, откуда он… Привели и поставили к этой стене. В которой нет ничего особенного. Задняя стена риги…»

17

Дориотист – член профашистской «французской народной партии». Ее основатель – Жак Дорио (1898–1945).

Стена, в которой нет ничего особенного, задняя стена риги. Господин фон Лютвиц снял пенсне, чтобы не видеть. Еще и потому, что у него мелькнула слабая надежда: жест произведет на них впечатление, не может не импонировать; до него, наконец, дошло, что если бы ему дали время, он мог бы сослужить службу этим французам и снабдить их кое-какими сведениями, неизвестными Лотте… Он выжал из себя только: «Стреляйте скорей!..» Страх заглушил все. Страх перед пытками. И смертный страх человека. Он больше не думал о Германии и, задыхаясь, повторял:

«Стреляйте скорей».

Но аббат засмеялся своим зловещим смехом, а капитан французской армии Жан-Пьер сказал:

«На земле, где пролита кровь наших героев? Нет!..»

Они оттащили его метров на сто в сторону и на обочине дороги, как собаку, пристрелили.

Примечание 1964 года

Автору тяжело теперь перечитывать эту новеллу, которую он написал в гневе тех лет, когда факты звучали громче, чем голос рассудка. Персонажи живут и говорят в ней так, как жили и говорили когда-то. Солдаты своего отечества, были ли они правы в каждом произнесенном тогда слове? Это было невозможно, и трудно даже представить, чтобы все эти люди, носившие оружие, не были заодно с теми, чьи приказы они исполняли. Но не следует забывать и другое. Вызывая в памяти слова Манушяна, [18] расстрелянного вместе с теми, кто оказался в «Красной афише», автор в своем стихотворении писал: «Я умираю, но ненависти к немецкому народу в моем сердце нет». Однако, воздавая справедливость одному народу, мы не вправе забывать страдания другого.

18

Mисак Манушян – командир интернациональной группы бойцов – участников французского Сопротивления. Казнены нацистами в 1944 году. Извещение о казни, как и аналогичные, получило название «Красной афиши».

Так пусть же все венчает высокий образ края, [19] непостижимого ни для кого, кроме его сынов, края, каким «в сути своей, наконец», [20] запечатлел его Поль Сезанн.

19

Речь идет о Провансе.

20

Из стихотворения С.Малларме «Гробница Эдгара По».