Ринордийский цикл. Книга 1. Идол

Шепчущие голоса за мишурой…

Пока можно было не замечать их. Лунев такой возможностью пользовался.

В конце концов, если не брать в расчёт ауру, излучаемую энергию и прочие пограничные с реальностью категории, то жить здесь классно, согласитесь.

«Возможно…» Лунев соглашаться пока не торопился.

Прямо перед его взором на площади большой фигурный фонтан играл струями воды. Почему бы не пройтись вокруг него тёплым солнечным днём, когда в брызгах, взлетающих в небо, рождается радуга? А потом брызги летят вниз и падают на вознесённые бронзовые руки. Это Он ловит их… Как ловит всех.

Кто-то против?

«Кажется, да, – подумал Лунев. – Кажется, я против».

9.

Он не знал, что встречи бывают и днём, так рано, он вообще не планировал идти туда сегодня. Но в старом парке вокруг Дворца Культуры виднелось много знакомых лиц – из тех, с кем он встречался чуть ли не каждый вечер. Последнее время эти встречи всё чаще проходили в помещении: осенью с наступлением темноты становилось довольно прохладно. Но в пять часов пополудни температура позволяла собраться и на улице.

Он пошёл туда, где стояли люди, без особой потребности в них, да и вообще не зная точно, что ему там надо. Просто они собрались ведь, а он об этом не знал – и как так?

Они столпились и следили за чем-то. Приблизившись, Лунев втиснулся в их ряд – и увидел.

Фройляйн Рита исполняла один из своих танцев. Конечно, музыкой была ещё одна песня на немецком, и, насколько Луневу хватало его познаний в иностранных языках, он понял, что поётся в ней про огонь на ветру. И – была ли это магия, сила артистизма или что-то ещё – Рита в своём старом платье, цвет которого даже затруднительно было определить, была точь-в-точь как пламя свечи, даже нет, она и была пламенем свечи. Её ритмичные движения до такой степени воссоздавали трепетание огня под порывами ветра, что казалось: перед ними и в самом деле колышется горящая свечка. Вопреки здравому смыслу, колдовство завладевало зрителями и преображало видимое ими.

Фройляйн Рита почти не сдвигалась с места; только извороты рук, до запястий закрытых рукавами, только взлетающий иногда в воздух неровный подол длинного платья, только змеиные извивания тела – волны сверху вниз, – свечка, свечка на ветру. Огонёк мерно колебался, отвечая на движения неспокойного воздуха, но не гас, сильный желанием существовать.

Минутное замедление, остановка – голос замолчал, и осталась только музыка, вдруг встревоженная, будто надвинулись внезапно высокие тонкие тучи, наползли неразрывной плёнкой – и неожиданный взрыв, всплеск, движения завертелись в порыве, будто свечка обернулась огненною бурей. Вся блестящая страсть вырвалась в едином вихре и закружилась, неудержимая и всепоглощающая. Круговорот без конца, безграничное буйство – и вот, остановка, щелчки каблуков на месте по инерции, и… Всё опять спокойно, мерное колебание огонька свечи.

Поющий голос вернулся, вначале такой же уверенный, как был, но теперь что-то уже надломилось, там, в глубине, пока незримо для глаз, но неизъяснимая тревога возвещала беду. Пламя дрожало теперь резко, неровно, будто порывы ветра одерживали верх. Вот и голос поймал это: бесстрастный и спокойный раньше, он начал срываться и дёргаться, пытаясь избежать, он знал, неотвратимого. Огонёк рванулся – раз и два – как бы спотыкаясь, теряя ритм и такт. Рита опустилась на колени – свет пламени был слаб, оно гасло, гасло. Всё снижаясь, оно поникало – и вот, с последней струйкой дыма, вознёсшейся в воздух, пламя исчезло. Теперь стихия окончательно победила – Рита сложилась, ничком уткнувшись в землю, свеча потухла.

Но тут музыка просветлела, будто блики солнца заискрились на снегу. Рита подняла голову: она улыбалась.

Один рывок – движение восстановилось, и теперь становилось понятно, что пламя не погасят никакие бури, никакие ветра: оно бессмертно и неостановимо. Это не просто дрожание свечи: это священный танец жизни, конца и границы которому нет.

Когда музыка почти затихла и остались только тихие переливы огонька на заднем плане, Рита окончила танец и, высоко подняв голову, окинула взглядом зрителей.

Ей захлопали. Лунев поймал себя на том, что тоже аплодирует, и немедленно прекратил эту глупость. Ещё чего не хватало. Он, конечно, был заворожён, как и все остальные, но… Мало ли что!

– Ещё! Ещё! – просили все.

– Ещё? – фройляйн Рита, казалось, совсем не утомилась. – Ну, что же вам ещё станцевать?

Они прокричали какое-то слово, видимо, название песни.

Фройляйн недовольно скривила рот:

– Дорогие мои, ну вы же знаете, это парный танец. Нет, если кто-нибудь найдёт мне партнёра, то пожалуйста.

На минуту все замолкли, потом вдруг кто-то вспомнил:

– А Лунев ведь здесь?

– Да, он здесь, здесь!

– Господин Лунев, вы же были за границей…

– Вы наверняка умеете танцевать!

– Да, да, конечно! Просим вас!

– Господин Лунев и фройляйн Рита! Ах, танцуйте, пожалуйста, танцуйте вдвоём!

(Лунев не умел, разве что совсем немного).

Фройляйн Рита усмехнулась:

– Если lieber Herr не против, то я только за.

Лунев без слов вышел в круг и с бесстрастным лицом встал напротив танцовщицы. Что это было – уступка, вызов, желание ближе подобраться к непонятному, – он и сам ещё не знал. Рита продолжала непроницаемо улыбаться, и только.

Первые аккорды пианино зазвучали в воздухе, но ничто не пошевелилось, будто любое движение было заморожено. Они просто стояли один напротив другого, а всё вокруг – льющаяся музыка, столпившаяся публика – их не касалось. Только когда вступил тихий-тихий голос, фройляйн сделала один шаг навстречу, её ладонь застыла в нескольких сантиметрах от лица Лунева, словно поддерживая невидимую границу. Голос чуть громче – и Рита плавно обогнула Лунева, исчезнув у него за спиной. Он развернулся: Рита, отступая назад, увела его за собой куда-то в глубину, как будто под потустороннюю музыку они ушли на грань зазеркалий, там, где обычный мир растворялся и исчезал из памяти. Потом отражения в отражениях исчезли, голос громче и чётче. Вращение – один вокруг другого – холодное и строгое, руки не соприкасаются; скорее противостояние, чем танец.

Но вдруг музыка изменилась, ожила и задышала теплом, и вместе с ней взгляд фройляйн оттаял, стал нежен почти по-матерински. Она схватила за руки Лунева, и они закружились – несколько мгновений быстрого совместного круговорота. Но вот Рита высвободила одну руку, шагнула в сторону, превратив замкнутый круг в прямую линию. Потом фигура и вовсе распалась: они опять были по отдельности. Но не так всё просто: музыка, вроде бы уже смирившаяся, снова взыграла. Быстрые, почти бегущие шаги: она задом наперёд, он наступает. Музыка нарастала – и вдруг снова спад, запрет погони. Мягкая уклончивая волна притворилась, что ничего не было.

Но напряжение никуда не делось: теперь чуть дрожащая музыка и рваные фразы, выпадающие из ритма, готовили что-то. Мелкие тревожные шаги, почти на месте, оба тянутся вверх – кто настойчивее, за кем останется победа в итоге. Музыка вспрыгнула и стремительно нарастала, и когда, казалось, взрыв был неизбежен – опять перемена; Рита вдруг прекратила свою игру и, легко согнувшись лозой, ускользнула в сторону.

Лунев встал на месте: он окончательно перестал понимать, что происходит, по каким правилам они играют сейчас. Голос возобновился: опять тихий, неокрашенный чувством, даже как будто немного неживой. Теперь просто шаги – без намерений, без любой надежды. Круги вразнобой, у каждого своё кружение, со своим темпом и траекторией, которые даже не пытаются соотнестись. Но вот они опять один напротив другого.