Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Передай господину, что знать я его не желаю.

– Нет, так не пойдет, – рассмеялся Крепыш. – Может ты досточтимого Лю не боишься, а я вот его опасаюсь. Не стану я глупости передавать.

Чжи Юнь фыркнула носом:

– Его кто заставил меня целый вечер «на солнце сушить»? Не терплю над собою подобное.

Прямо у входа в лабаз кто-то спал, словно гусеница завернувшись в потрепанный ком одеяла. Одна лишь копна перепутанных сальных волос выбивалась наружу. Чжи Юнь пнула кокон ногой. Человек встрепенулся. Его приоткрывшиеся на мгновенье глаза оглядели ночной небосвод и тотчас же сомкнулись под тяжестью сна. Это он. Он вернулся. Ей очень хотелось бы знать, чего ради он крутится возле лабаза.

Кто это? – заерзал в повозке Крепыш. – Мне прогнать его?

– Пусть себе спит, – перепрыгнув потрепанный кокон, Чжи Юнь приоткрыла скрипучую дверь. – Попрошайки такие все жалкие. Этот особенно.

Только забрезжит рассвет, а хозяин лабаза уже совершает сложившийся годы назад ритуал: выйти с кашлем из спальни, чтоб вылить под стену мочу из ночного горшка; доплестись через внутренний двор до торгового зала; спустить темно-красные ставни, сложив их стопой у ворот; водрузить, расторопно орудуя длинным шест ом, потемневшую вывеску. Он иногда, ненароком взглянув на знак «рис», подмечал, что и черная краска бледнеет, и на посеревшем от времени белом холсте появляются новые дырочки. Что тут поделаешь: ветер и дождь – хозяин старался не думать о зн аменьях бед и упадка – надо бы вывесить новую.

Третий день кр яду у входа в лабаз по утрам спал какой-то бродяга.

Усевшись на грязных ступеньках, У Л ун одурело взирал на укрытую утренней дымкою улицу Каменщиков. За спиной вдруг послышался шорох. У Л ун оглянулся. Красные ставни спускались одна за другой. В открывавшихся темных проемах мелькал ярко-синий с холодной искрою халат. В нос ударил густой аромат, подстегнув полусонную душу. В далеком краю, на чужой стороне только теплый дух риса был чем-то родным и знакомым.

– Что дрыхнеть тут каждую ночь?

Помотав головою, У Л ун посмотрел на хозяина заспанным взглядом.

– Вон, видишь из ткани навес? От дождя укрывает, – хозяин ткнул пальцем в лавчонку напротив. – Так шел бы туда.

– А мне нравится здесь: рисом пахнет, – У Л ун, приподнявшись, стал быстро сворачивать свой грязный кокон. – Я здесь только сплю, ничего не украл.

– Я не говорил, что украл, – сдвинул брови хозяин. – Ты сам-то откуда?

– Селение Кленов и Ив. Далеко: восемьсот ли [7] пути. Городские не знают.

7

Ли – китайская верста.

– Я знаю. Как был помоложе, зерно в тех краях закупал. Ну а ты чего поле забросил? Какого рожна вы все в город как осы слетаетесь?

– Там наводненье: поля затопило. Не в город, так с голоду дохнуть.

– А в городе сладкая жизнь? Нынче время такое – живот и погибель от Неба. Любой человек больше жизни своей не хозяин. В деревне ли в городе – всюду прожить нелегко.

Хозяин, вздохнув, отвернулся. Сметая в корзину рассыпанный п ополу рис, он опять с головой погрузился в тяжелые думы.

– Хозяин, работники вам не нужны?

Туговатый на ухо старик, распрямившись, увидел, как в дверь осторожно пролезла башка с перепутанными, в желтоватой золе волосами.

– Ты мне в работники что ли?

– Хозяин, возьмите, – уставившись в пол, сжав сведенною кистью косяк, У Лун хрипло бубнил очень низким причудливым тоном. – Я сильный, всё делать могу. Я ведь в школу ходил, знаков тьму различаю.

– В лабазе и так два работника. Рук мне хватает, – хозяин измерил У Л ун’а глазами. – С деньгами беда. Все доходы, какие ни есть, проедаем.

– Не надо мне денег, я и за кормежку согласен.

– Как скажешь. Для вас, для бездомных первейшее дело еда.

Отставив корзину, хозяин подумал о чем-то,

прищурил глаза и, слегка изменившись в лице, подобрался к У Л ун’у, чтоб хлопнуть его по плечу:

– Здоровяк! Только с местом в лабазе не важно. Ты спать-то где думаешь?

– Я? Где угодно. Хоть здесь, – У Лун ткнул пальцем в пол, заливаясь довольным румянцем. – Где спать всё равно, даже стоя согласен.

– Как скажешь, – кивнул, ухмыльнувшись хозяин, и тут же бесстрастно промолвил: – Тогда заходи. Говорят же: спасешь одну жизнь – благодати на целую пагоду.

Дрогнуло сердце. В порыве нахлынувшей радости челюсть отвисла. Нога подогнулась, как будто бы он собирался припасть на колено. Другая, напротив, недвижным столбом упиралась в ступени крыльца. Сгорбив спину, У Л ун, изумленно смотрел на свои непослушные ноги. Чего это с ними?

– Идешь или нет? – зашумел на застывшего камнем У Л ун’а хозяин. – Уже передумал? Так ты навязался ко мне, а не я.

У Лун словно очнулся от сна:

– Я уже, я иду...

– Ты кого в дом пускаешь с утра да пораньше? – Ци Юнь, на ходу оправляя косицу, влетела в торговую залу.

– Предвестий недобрых уже не боишься? – она окатила У Л ун’а презрительным взглядом. – Мне гнать попрошайку?

– В работники я его взял. Не за деньги, заметь, за еду.

– Попрошайку в работники? Ты... – сделав круглые, как абрикосы, глаза, запищала Ци Юнь. – Ты с ума что ли спятил? Работников полный лабаз. С попрошайки в чем прок? Как свинью его будем откармливать?!

– По пустякам не шуми, – постарался построже взглянуть на сердитую дочку хозяин. – В торговых делах ты не смыслишь, а у меня свой расчет. И к тому же он жалкий.

– Какие вы добрые! Сколько их жалких под небом, вы всех к нам во двор понатащите? Сил моих нет, – аж притопнула ножкой Ци Юнь. – Попрошайку в работники. Людям же на смех. Что люди-то скажут?

– Не попрошайка я! – густо краснея, пытался перечить У Л ун. – Так почто наговаривать? Я ведь... на жизнь заработать я в город подался. У нас из селения Кленов и Ив почти все мужики так ушли.

– Да плевать, кто ты там! – распалялась Ци Юнь. – Кто о чем тебя спрашивал, гад омерзительный? Не подходи ко мне! Не подходи!!

Чуждый мир еще раз странным образом переменился, едва лишь У Л ун вошел в двери лабаза Большого Гуся. Он вдруг ясно расслышал, как что-то кипит и клокочет в его прежде скованных членах. Он чувствовал, как застоялая кровь превращается в бурный поток. Этот стылый туманный рассвет навсегда ему врежется в память.

Целое утро лабаз наводнял бесконечный поток покупателей. Выдав У Л ун’у две черствых кунжутных лепешки, хозяин позволил слегка подкрепиться и тут же отправил в амбар. Под мешком на плечах ослабевшие ноги зашлись легкой дрожью. От голода, ясное дело. Еще бы поесть пару раз, и иссякшие силы взрастут как весенние всходы. У Л ун, появлявшийся в зале с мешком на спине и опять исчезавший в амбаре – кунжутное семя пристало к слюнявым губам, на потном лице расплывалась довольная мина – был всем безразличен, и только Ци Юнь каждый раз награждала его неприязненным взглядом. Часам к десяти суета улеглась, дав ему, наконец, отдышаться. Ворочаясь в ветхом, из красного дерева кресле, У Л ун наблюдал за крикливой толпой у прилавка, внимал тишине безмятежных амбаров. Солнечный свет, отражаясь от зеркала рва, разукрашивал стены лабаза волнистою рябью. Улицу Каменщиков наполнял беспорядочный гам городской суеты. От далекой заставы донесся винтовочный выстрел. У лавки напротив рыдала какая-то тетка, чьи деньги достались карманнику. Всё это так походило на сон. Неужели и я убежал из убогой деревни, терзаемой гневом стихий? Неужели и я смог пристроиться в городе?

Поделиться с друзьями: