Риск эгоистического свойства
Шрифт:
Понимала. Действительно невнимательные и ограниченные. Ну, вот вам скажут: «у нас разные отцы», какой естественный вывод сделаете вы? Брат-сестра, отцы разные, ясно же, что мама одна, два мужа, двое детей сводных. А то, что они могут быть двоюродными, троюродными или вообще чужими!..
Словом, срабатывало всегда беспроигрышно! Как, впрочем, и все приемы, которым обучал ее Тимофей.
После выяснения родства посиделки потекли в дружеской, радостной, легкой атмосфере, быстро переросшей в сплошной хохот. А как иначе, когда Валентина начинала что-то рассказывать? Сегодняшнее повествование было об учебе на курсах
Разбушевавшееся веселье прервал звонок в дверь.
За столом образовалась живописная картина русских художников-передвижников под названием: «Не ждали!»
Почтальоны, скажем прямо, в такое время не ходят, как и сантехники в содружестве со всем жилищным управлением. В их доме без предварительного звонка от охранника снизу вообще никто не шастает!
Предположение о незваном госте возникало в единственно возможном варианте.
Причем у всех присутствовавших за столом, но открывать ломанулась, как лось через кусты, шумно задевая стулья, Валентина.
Кирилл Степанович Бойцов вошел в кухню вслед за собственной домработницей, довольно улыбавшейся.
– Добрый вечер, – оценив одним взглядом обстановку, поздоровался сосед. – Вы так смеетесь, что слышно у нас на кухне, особенно Соню, – пояснил свое незваное вторжение господин Бойцов.
– Па! Как здорово, что ты пришел! – подскочила со своего места Сонька и повисла на отце. – У нас пирог обалденный, и Валентина рассказывает про учебу!
Кирилл коротко поцеловал дочь в макушку, отцепил от себя и поставил на пол.
– Я вижу.
Все он видел, а что подумал – другой вопрос. Но следовало соблюсти все предписанные «ритуальные танцы». Бойцов шагнул вперед, Тимофей поднялся со стула и шагнул навстречу, мужчины протянули и пожали друг другу руки.
– Тимофей, брат Катерины, – представился, снимая лишние вопросы, Тим.
– Кирилл Степанович, сосед, – коротко и официально представился Бойцов.
Мужчины, продлив рукопожатие несколько секунд, оценивали друг друга. Мнение составили. Разошлись.
– Присаживайтесь, Кирилл Степанович, – пригласила соседским тоном Катерина, – действительно, чай, пирог.
Электрические провода напряженности тихонько, предупреждающе зазвенели. Сонька ринулась спасать положение:
– Ну, что дальше, Валентина?
Валентина налила чай новоприбывшему в большую чашку, отрезала ломоть-кусище пирога, положила на тарелку, поставила на стол перед Бойцовым – быстро, сноровисто, проворно, при этом продолжая прерванное повествование:
– Он мне, значица, говорит, преподаватель то есть: «Вы на клавишу не давите, а нажимайте». А я и нажимаю, а он как заореть: «Вы мне клавитуру сломаете! Вы, – говорит, – не жмете, вы с ними боретесь!» А я чей-то не пойму, чего он хочет. А он говорит: «Смотрите на экран, у вас вместо одной буквы сразу пять получаются! Нежнее!» – «Тю, – я говорю, – так бы сразу и сказали, что не жать, а ласкать ваши клавиши надо!»
Ну, слава тебе господи! Спасибо, Валюха, напряжение исчезло или спряталось на время, уступив место продолжившемуся смеху.
Семь дней он думал о ней, Катерине.
Когда не работал, думал только о ней. Работал –
отодвигал, забывал, выкидывал воспоминания, поэтому и работал как можно больше.А что тут думать? Думай не думай, а решений возможно только два: вступить в любовные отношения, суть роман, или поостеречься, ограничившись состоявшейся уже одноразовой любовью.
Второе, само собой, предпочтительней. Никаких обязательств, серьезных отношений, влюбленностей в планы Кирилла Бойцова не входило и даже больше – категорически отвергалось.
Да потому что не хотел, и все! И зачем? И надобности не видел!
Приводить женщину в семью, а это неизбежно при серьезе-то, – вступать в заведомый конфликт с детьми.
Какие бы они ни были разумные и современные, как бы ни желали отцу счастья, но они его дети, к тому же подростки. Дети, которым многие годы принадлежит вся отцовская любовь и забота, которые к этому привыкли, и делить его с кем-то не пробовали, и вряд ли захотят.
Сам факт, что отец спит с женщиной в одной квартире с ними, уже повод для обвинений и претензий из серии «а как же мы?».
А им пятнадцать и шестнадцать, их еще в институтах учить, в жизни определять, на ноги ставить, а это шесть-семь лет как минимум. К чему превращать эти годы из мирных, семейных, пронизанных любовью и пониманием в конфликтное противостояние.
Из-за того что папе захотелось регулярного секса в собственной кровати и женского тепла? Да он прекрасно без этого обходится! Столько лет без жены, уже укоренившаяся привычка, и находит в этом социальном состоянии только плюсы.
Только плюсы!
В таком вот ключе на протяжении этих семи дней рассуждал Кирилл Степанович Бойцов, откровенно ругая себя за то, что вообще размышляет о каком-то там совместном проживании – пусть чисто теоретически, но стал же! И мысли не допускал после развода, все эти годы, а теперь вдруг на тебе!
И все из-за этой Катерины! А то из-за кого же!
Да потому что хотел ее постоянно, и заинтриговала она его не на шутку, как ни одна женщина за много лет не заводила, и секс у них получился совершенно улетный. Великолепный!
Как так получилось, что он и голову выключил, забыв контролировать себя?
Здорово получилось! Ох как здорово!
И хотелось продолжения, и еще раз, и на всю ночь, и так, чтобы утром никуда не спешить, заниматься любовью, проваливаться в счастливый сон, просыпаться и снова любить, и встретить рассвет, перешептываясь, остывая, и снова заснуть…
Стоп!! Не, нет, нет! Крамола! Совсем сбрендил! Какие рассветы-закаты?
Вот поэтому никаких романов с ней и повторного заходца, никаких встреч-перезвонов! Нет!
Хотя… может случиться и так, что, вступив в роман, насытившись близостью с ней, он быстро остынет и ему станет неинтересно!
Но проверять эту теорию он не будет! Может, и остынет, а если нет?
Все, он уговорил себя в правильности принятого решения. Ему казалось, что уговорил и логические выводы сделал.
Но на седьмой день…
Он пришел домой, но никто не открыл ему дверь на звонок. Странно, Соня должна быть дома, да и Валентина – сегодня ее рабочий день. Пришлось доставать со дна портфеля свои ключи, открывать в неком напряжении. Бросив портфель на кресло в прихожей, Кирилл стянул галстук, швырнул раздраженно туда же и прошелся по квартире.