Риск
Шрифт:
Анна съела огромное количество пирожных.
После полудня наши гости стали потихоньку разъезжаться. Еще раньше мы решили, что сразу после венчания отправимся в Уинтердейл-Парк. Ни я, ни Филип не упоминали вслух о причинах, побудивших нас к этому, но я знала, что ни за что не соглашусь провести свою первую брачную ночь под одной крышей с леди Уинтердейл, и подозревала, что и Филип думает точно так же.
К тому времени, когда мы были готовы к отъезду, дождь поутих, но небо все еще было затянуто тучами. Мы отправились в Суррей в трех экипажах: в первом, самом
Когда наш экипаж отъехал от крыльца Мэнсфилд-Хауса, Нэнни с затаенной тревогой в маленьких глазках-изюминках посмотрела на меня.
— Вам не обязательно ехать с нами, мисс Джорджиана, — сказала она. — Я позабочусь об Анне. Если хотите ехать с его светлостью, не отказывайтесь. А пойдет дождь — вернетесь к нам.
Мне не хотелось говорить ей, что мой муж не пригласил меня ехать с ним в фаэтоне, и поэтому с напускной беспечностью ответила:
— У меня еще будет возможность побыть с его светлостью, Нэнни, и, по правде говоря, мне жаль, если намокнет моя новая накидка.
Но мои слова не рассеяли тревогу в глазах Нэнни. Она прекрасно знала, что мне всегда было наплевать на такие мелочи, как дождик.
Мы выехали из Лондона в два часа дня, а в шесть вечера уже подъезжали к Уинтердейл-Парку в Суррее, неподалеку от Гилдфорда. Рассказы Кэтрин немного подготовили меня к тому, что я увижу, но все равно мой новый дом ошеломил своей роскошью.
Уинтердейл-Парк выглядел так, словно ему следовало находиться на венецианской площади, а не в центре Англии. Кэтрин говорила, что этот дом построил ее прапрапрадедушка на месте старого особняка времен королевы Елизаветы. Ее предок был влюблен в итальянскую архитектуру, сказала она, и поэтому привез венецианского архитектора Джакомо Леони, чтобы тот спроектировал для него новый дом.
— Боже Всемогущий! — воскликнула Нэнни, когда мы подкатили к парадному крыльцу. Дом был сложен из красного кирпича, но центральная часть, где располагался парадный вход, была из камня, и ее застывшие формы резко выделялись на фоне красного кирпича. — Это не английский дом, — неодобрительно промолвила Нэнни.
— Его построил итальянец, — сказала я ей.
Нэнни нахмурилась. Она недолюбливала итальянцев.
Лорд Уинтердейл, то есть Филип, передал поводья подбежавшему лакею и открыл дверцу нашей кареты.
Анна выскочила первой и робко огляделась вокруг. Такого огромного особняка, как Уинтердейл-Парк, ей еще не приходилось видеть.
— Он такой большой, — тихо сказала она Филипу.
— Да, — согласился он. — Но Кэтрин говорит, что в заднем крыле дома есть прелестная комнатка: ее окна выходят в сад. Вам с Нэнни там понравится, я уверен. В саду тоже очень красиво, и твой ослик будет пастись на зеленых лужайках.
Услышав про ослика, она немного воспрянула духом.
А я думала о его словах. Кэтрин говорит, что там есть комната.
Должно быть, в Уинтердейл-Парке он такой же чужой человек, как и мы. Его детство должно было проходить в этом доме, в нормальных условиях для мальчика из порядочной семьи. Но все получилось совсем не так. В возрасте восьми лет судьба забросила его в отвратительный мир
игорных домов и продажных женщин.Какими правилами морали он руководствуется? До какой степени жестокости способен дойти? Я знала, что он хотел отомстить своей тетушке и ради этого потратил уйму денег.
Но он был так добр с Анной.
Я совсем его не знаю и в то же время связала себя с ним вечными узами брака. С моих глаз начала спадать пелена.
За день до этого Филип послал своего управляющего мистера Даунса в Уинтердейл-Парк предупредить о нашем приезде. По приказу Филипа мы были избавлены от традиционной картины выстроившихся на крыльце слуг, но в холле нас встретили мистер Дауне, дворецкий Клэндон и экономка миссис Фром.
Я вежливо поприветствовала главных слуг в доме, но когда подошла очередь представить Анну, мне с трудом удалось привлечь ее внимание, поскольку она все время вертела головой, осматриваясь вокруг.
Великолепный парадный холл из мрамора простирался ввысь на целых два этажа, в нишах на уровне второго этажа были установлены классические статуи. Архитектура была средиземноморская по духу: белые стены, белый оштукатуренный потолок, мраморный пол и два мраморных камина с затейливой резьбой создавали ощущение простора и света.
Вошедший сюда немедленно представлял себе каналы Венеции, а не зеленые поля Англии.
Ко мне обратилась миссис Фром, экономка:
— Если позволите, я проведу вас в вашу комнату, миледи. Или вы хотите, чтобы я показала вам дом?
— Думаю, сначала мы осмотрим наши комнаты, миссис Фром, — сказала я.
— Как вам угодно, миледи. Когда прикажете подавать обед?
То, что меня величают этим новым титулом, несколько смутило меня, и я невольно вскинула глаза на Филипа.
— Когда бы вы желали обедать, милорд? — спросила я.
— В семь часов, — решительно ответил он. Я повернулась к миссис Фром и повторила:
— В семь часов.
— Слушаю, миледи. А теперь, если вы соблаговолите пойти со мной, я покажу вам ваши комнаты.
— Вы, дамы, идите с миссис Фром, — сказал нам Филип. — А мне еще надо переговорить с Даунсом.
Мы втроем покорно проследовали за миссис Фром через холл, мимо огромной комнаты с мраморным полом, которая напоминала салон итальянского палаццо, к широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж.
Когда мы поднялись по ступенькам наверх, экономка сказала:
— Вы желаете сначала увидеть свои апартаменты, миледи? По просьбе его светлости я поместила мисс Анну и миссис Педигрю на третьем этаже.
— Мне бы хотелось сначала осмотреть апартаменты мисс Анны, — твердо сказала я.
Лицо экономки хранило невозмутимое спокойствие.
— Как прикажете, миледи.
И снова мы втроем в молчании поднимались за ней по лестнице. Анна с беспокойством оглядывалась вокруг, и я понимала, что она изумлена и несколько подавлена размерами и роскошью нашего нового дома.
Наконец мы достигли третьего этажа.
— Детская выходит во двор, — сказала миссис Фром, указывая направо. Однако сама повернула в противоположную сторону и прошла по коридору налево. Остановившись у двери в конце коридора, она широко распахнула ее и отступила, пропуская нас вперед.