Ритианский террор

Спенглер прохрипел:

— Вы утверждаете, что сообщение, которое мы добыли у Кассины — это мошенничество с нашей стороны?

— Нет. Это могло быть так, но я не думаю, что вы этим занимаетесь. Я думаю, что ритианин оставил гениальное сообщение в мозгу Кассины, ну скажем так, ради шутки, и потому, что он знал, что даже если мы найдем его, оно нам ничего не даст.

Спенглер не мог узнать своего голоса.

— Я не понимаю вас. Что вы пытаетесь… Что вы имеете в виду, говоря, что оно нам ничего не дает?

В голосе Пембана не было триумфа, только усталость и сожаление.

— Я говорил вам, что вам не понравятся мои соображения, господин уполномоченный. Вы заметили, что в сообщении было две фразы на стандартном языке?

— Зоомагазин и книжный магазин, да?

— Вы можете сказать то же самое на языке роштик: brutu ka и lessi ka. Они являются точным переводом; здесь нет опасности запутаться.

Спенглер долго смотрел на него, не произнося ни слова. Он чувствовал, как твердая почва уходит у него из-под ног, как будто он остался сидеть на тонкой вершине высоко-высоко, и ему надо быть очень осторожным, не делать никаких резких движений, иначе он соскользнет и полетит вниз в пропасть.

— Вы догадывались, — сказал он ломким голосом, — что я спрошу полковника Леклерка, о чем вы с ним беседовали?

Пембан кивнул.

— Я подумал о том, что вы это сделаете. Я решил, что это немножко подготовит вас, может быть. Это не легко принять.

— Что вы тянете? — взял себя в руки Спенглер. — Говорите мне все.

— Pet — это звук, который используется во многих языках. В земном французском языке позднего периода он имеет неприличное значение. Но на языке твелез, производном от французского, он означает «сокровище», а соответственно «Pet магазин» — это то, что вы называете ювелирным магазином.

— Затем есть язык ка-рин, язык торговли в системе Горен, и некоторые другие языки. На языке ка-рин «pet» обозначает «хохол». Что касается «книжного магазина» (book store), то «book» означает «машина» на йезуесском языке, «ковер» на языке эльда, «игрушка» — на языке балуат, а слово «bukstor» означает «общественный писсуар» на языке перроччи. Но это обзор только тех некоторых языков, которые я знаю. По-видимому, существует еще сотня других, которых я не знаю.

Наверное, рити договорились раньше, до приезда сюда, какой язык или диалект они будут использовать. И это как раз то, что может очень позабавить их… Извините меня. Я говорил вам, что они любят каламбуры, господин уполномоченный… И вы знаете, что Земля — это единственная планета людей, где язык не развивался последние четыреста лет…

Теперь Спенглер понял, почему лицо Пембана было таким серым: не потому, что Спенглер победил его в сражении двух воль, а потому что Империи был нанесен смертельный удар.

Ночь после ночи, глубина после бесконечной глубины, будущее без перспективы, связь без порядка: Вселенная без Империи.

Свеча, которая, как они считали, будет гореть всегда, теперь потушена и дымится в темноте.

Глубокая дрожь охватила все тело Спенглера. Ослепленный, он забрался в капсулу и закрыл ее за собой.

Прошло много времени, прежде чем он наконец открыл глаза и увидел два размытых лица, склонившихся над ним. Свет резал ему глаза. Он мигал до тех пор, пока не начал четко различать лица: одно лицо было лицом Пембана, второе — Джоанны.

— Как долго он находился здесь? — услышал он голос Пембана.

— Я не знаю. Наверное, что-то не так с машиной. На шкалах ничего не зарегистрировано. — Это был голос Джоанны, но он звучал так, как не звучал никогда. — Если не работает возврат…

— Лучше позвать доктора.

— Да. — Голова Джоанны повернулась и пропала.

— Подождите, — слабо произнес Спенглер. Он пытался сесть.

Голова Джоанны появилась вновь и оба уставились на него так, как будто он был умерший, неожиданно вернувшийся к жизни. Спенглеру захотелось засмеяться.

— Безопасность, — произнес он, — безопасность выскользнула из-под меня. Это каламбур.

Джоанна была шокирована и отвернулась. Через какое-то мгновение Спенглер осознал, что она плачет. Он сильно затряс головой, пытаясь освободить ее, и начал выползать из капсулы. Пембан положил ладонь ему на руку.

— Вы слышите меня, Торн? — спросил он обеспокоенно. — Вы понимаете, что я говорю?

— Со мной все в порядке, — сказал Спенглер, вставая. — Джоанна, что с тобой?

Она обернулась.

— Ты не…

— Со мной все в порядке. Я устал и я забрался сюда, чтобы отдохнуть. Я полежал здесь, обдумывая все, часок-другой. А затем я, наверное, заснул. Она сделала шаг вперед и крепко обняла его, ее щека прижималась к его горлу, ее руки крепко сжимали его. Ее тело дрожало.

— Вы отсутствовали шесть часов, — сказал Пембан, — я нашел имя мисс Плантер в вашем списке для непредвиденных случаев и с тех пор мы разыскивали вас везде. Я не должен был делать опрометчивых заключений, я полагаю. — Он собрался уходить.

— Подождите, — сказал Спенглер. Он чувствовал себя слабым, но голова его была ясной и он был уверен в себе. — Пожалуйста, я должен вам кое-что сказать.

Джоанна резко оторвалась от него и начала искать носовой платок. Спенглер достал свой из кармана и передал ей.

— Спасибо, — сказала она слабым голосом, и села на скамью.

— Это будет и для тебя, Джоанна, — сказал Спенглер спокойно. — По крайней мере часть из того, что я скажу. — Он повернулся к Пембану.

— Вы ошиблись, — сказал он.

На лице Пембана медленно стало появляться выражение покорности.

— В чем?

— Вы сказали мне на допросе, что единственной причиной, заставлявшей вас сотрудничать с Империей и бороться с ее противниками, было то, что Империя пока еще необходима Внешним мирам, потому что если бы она развалилась слишком скоро, то Внешние миры были бы недостаточно сильны, чтоб выстоять самостоятельно.

— Если вы так утверждаете, значит так оно и было, господин уполномоченный.

— Но вы это говорили. Разве сейчас вы отрицаете это?

— Нет.

— Вы ошиблись. Вы оправдывали вашу позицию тем, что Внешние миры должны будут сверхспециализироваться так же, как и Империя, чтобы отделиться от нее…

Что лечение будет хуже самой болезни. Вы посвятили свою жизнь работе, которая не нравилась вам, каждая минута ее не была вам по вкусу. — Он глубоко вздохнул. — Я не могу понять, почему вы так думали, разве что вы исходили из двух заключений, которые мог бы опровергнуть мальчик двадцать первого столетия, — что подобные дела естественно порождают подобные результаты и что цель оправдывает средства.