Ривер

Теперь все эти эмоции кружили в голове Ривера, свежие и ядовитые, как и пять тысяч лет назад, и смешивались со всем, что он знал и чувствовал.

Ривер не знал, что должен чувствовать прямо сейчас, и был уверен, что Харвестер находилась в таком же положении.

Она уставилась на него недоуменным и одновременно растерянным взглядом. Открыла рот. Закрыла. Ривер заметил момент, когда до Харвестер дошёл смысл его слов.

Она побледнела, словно слова высосали жизнь.

– О, нет, - прошептала Харвестер, начиная дрожать всем телом. Ривер почувствовал её злость, чувство, что её предали - всё это резануло его по живому.

– Нет. Ты... Господи, нет.

– Харвестер...

– Заткнись!
– прохрипела она.
– Ничего не говори, Энриет. Не смей разговаривать со мной.

Закрыв глаза, он ждал. И когда это случилось, был готов, и всё же эта оказалась самая болезненная пощёчина за вечность - не из-за силы, а потому что получил её от женщины, чья боль растекалась по его венам.

– Как давно ты знаешь?
– теперь она кричала, её гнев был настолько силён, что силы просачивались в слова и хлестали Ривера. В глазах Харвестер плескалась лютая ненависть.
– Ублюдок, где ты был пять тысяч лет?

Ривер не ответил, и не потому что она приказала не разговаривать с ней, хотя такое невозможно, учитывая, что Харвестер требовала ответы на свои вопросы. Нет, он не ответил, потому что не мог.

Не знал. Он помнил лишь последние тридцать или около того лет. Да и был уверен, что Харвестер не готова его выслушать.

– Отвечай!
– По лицу Харвестер текли слёзы, которые она яростно вытирала.

Ривер схватил её за плечи и прижал к матрасу. Может, она сейчас и окрепла, но физически он был её сильнее. Когда он оказался сверху, то придавил Харвестер, используя и силу и вес, чтобы она не навредила себе или ему.

И оставалось лишь надеяться, что она слишком зла, чтобы думать о подрыве Ривера своими силами. А ещё он хотел бы, чтобы его член не находился в самом что ни на есть готовом состоянии.

– Харвестер.
– Ривер запрокинул голову, избегая удара.
– Я не знаю, где был, и не помню ничего, кроме последних тридцати лет.

– Лжец! Гнусный мудак, ты обо всём соврал.

Она подняла голову и укусила Ривера за плечо. Чёрт, больно. Он чуть сместился и прижал Харвестер к кровати, надавив предплечьем на горло.

Хоть и не сильно давил, чтобы не причинить боли, но всё же достаточно, чтобы избежать укусов.

– Послушай, - грубо начал Ривер, потому что тяжело говорить спокойно во время сражения с разъярённой бестией.
– Я не лгу. Я узнал правду о себе лишь пару месяцев назад, но уже после того, как тебя забрали в Шеул.

Она вперила в него взгляд блестящих, зелёных глаз и, казалось, что от бешенства у неё изо рта пойдёт пена.

– Что, - прохрипела она, - ты помнишь?

– Не многое. В голове вспыхивают моменты нашего с тобой прошлого, но в основном они смешанные. Но никакой предыстории.
– Ривер замолчал из-за странной вибрации, пронёсшейся в воздухе, оставившей на коже липкий страх.

– Ночь.
– Харвестер обвела взглядом комнату, словно искала источник вибрации.
– Сейчас ничто не может передвигаться. У нас есть пара часов в безопасности.

Безопасность. Он заперт в будке двенадцать на двенадцать с падшей, которая его ненавидит. В этом нет ничего безопасного. Не для него.

– Слезь с меня, - рявкнула Харвестер.

– Обещаешь не пытаться меня убить?

– Нет.
– Если бы взгляд её был кинжалом, то Ривер сейчас истекал бы кровью от множественных ранений.
– Но если бы хотела тебя убить, то уже воплотила бы в жизнь угрозу Колдера.

Харвестер была очень серьёзна. Ривер её отпустил, но был готов к внезапному нападению.

Харвестер всегда нечестно играла. Но сейчас она просто села и одёрнула майку.

Что теперь? Ривер предпочёл бы расстроенную и кричащую Харвестер, а не замершую, словно вулкан перед извержением.

– Будь ты проклят, Ривер.
– Харвестер отползла на другой край матраса и села, уставившись на Ривера остекленевшими, налитыми кровью глазами.
– Что ты от меня хочешь?

– Ничего.
– Ну не совсем правда, он хотел больше узнать про своё прошлое.

И хотел, чтобы она простила то, что он сделал с ней, будучи Энриетом. Да, он всё ещё злился за то, что она от него скрывала, но его злость не шла ни в какое сравнение с её чувствами.

У Ривера было пять месяцев, чтобы свыкнуться с тем, кем он был, а у Харвестер всего пять минут.

– Ничего?
– Ёе голос был пропитан желчью.
– Как и в прежние времена.

– Нет, - начал он, потянувшись к ней.
– Не надо.

Она дёрнулась прочь.

– Не прикасайся. И не говори со мной.
– Харвестер отвернулась, демонстративно показывая спину Риверу. И между ними словно выросла стена.
– Отстань от меня.

– Харвестер...

– Я сказала, отвали на хрен от меня!
– Она даже не обернулась, просто поддержала непроницаемую стену.
– Дай мне, блин, пространства! Можешь? Просто раз в жизни можно последовать приказу?

Боль в её словах содрала кожу и мясо до самых костей Ривера. Он всё ещё ненавидел Харвестер, но и любил, а после опыта жизни Ривером оба чувства лишь ухудшились.

Насколько он мог судить, будучи Энриетом он был великим мудаком, а Ривером понятия не имел, как разобраться кто же он сейчас. Он мог лишь сказать, что являлся главным источником боли Харвестер.

Каждый порыв боли Харвестер за прошедшие пять тысяч лет можно вскидывать на плечи Ривера.

Откинувшись на стену, он начал искать в голове ещё воспоминания, ожидая, когда Харвестер всё обдумает.

Они просидели так минут пять, а затем Харвестер выругалась на Ривера, резко села, а её глаза вспыхнули чёрным.

– Как ты узнал правду?

– Ресеф рассказал.
– Господи, он не мог быть более шокированным.
– Он узнал от Лилит.

– Лилит, - выплюнула Харвестер, и у неё под кожей стали чернеть и проступать на поверхность вены.
– Я хочу, чтобы она умерла, чтобы страдала...

– Она мертва, - прервал Ривер, прежде чем Харвестер продолжила.
– Её убил Ресеф.

Из груди раздался низкий, угрожающий рык, а из головы проявились кончики рогов.

– Надеюсь, он её помучил. Сделал то, что она сделала со мной.
– Харвестер начало трясти и Ривер снова к ней потянулся, но она зашипела и вспышкой силы отбросила его руку, опалив на ней волос.
– Расстроен потерей возлюбленной?

Вот дерьмо. Харвестер была на грани обращения, и как только её переступит, Риверу несдобровать.