Роберт Вильямс Вуд. Современный чародей физической лаборатории
Шрифт:
Аллен В. Гаррис из балтиморской Sun , наливая себе рюмку виски, сказал: «Может быть, он думал, что вы войдете с ним в компанию и вытянете из капиталиста целый миллион».
Самым фантастическим из электро-медицинских изобретений, как говорит Вуд, было недавнее «открытие» метода передачи целебных свойств сульфанил-амида по медному проводу в алюминиевую пластинку, на которую ставили бутылки дистиллированной воды. Через полчаса вода в каждой из них, как считали» «заряжалась» всеми свойствами лекарства. Эту «заряженную» воду, как утверждал изобретатель, можно было употреблять внутрь или для впрыскивания… «с результатами, совершенно такими же, как при употреблении раствора настоящего сульфаниламида в воде». Он говорил даже, что произвел «благоприятное впечатление» на директора Химического фонда в Нью-Йорке!
Изобретателя попросили продемонстрировать свой метод перед комитетом Медицинской школы при университете Дж. Гопкинса. Доктор Перин Лонг, который предложил применять сульфаниламид, как лекарство, уговорил Вуда принять участие в разоблачении. На этот раз изобретатель оказался
«Это было смешное и глупое, но патетическое зрелище», — говорит Вуд.
Когда тридцать лет назад Америку посетила Евзапия Палладино, многие известные ученые, в дополнение к толпе психологов и психиатров, заинтересовались. медиумами. Scientific American организовал и финансировал комитет для исследования знаменитой итальянской спиритки, а газеты сообщили, что Эдисон разрабатывает чувствительный электрический прибор, который превзойдет вращающиеся столы с азбукой и планшеты в спиритических кабинетах. Вуд взялся за перо и сочинил следующую оду, назвав ее «Духоскоп Эдисона» [39] :
39
В оригинале specter-scop. Specter — по-английски привидение, дух. Ред.
40
Конан-Дойль (известный автор исторических и детективных романов) был вместе с тем не менее известным спиритом. Ред.
Вуд никогда особенно не интересовался чисто психологическими претензиями медиумов, но был страшно любопытен, когда дело шло о «летающих трубах», тамбуринах, «вырастании эктоплазмы», которые в то время, да и теперь, составляли часть мизансцены, предвещающей «появление духов».
Когда Палладино приехала в Нью-Йорк, доктора Вуда попросили участвовать в комитете. Она называла себя «физическим» медиумом, а физика была его хлебом. Физические медиумы не вызывают духов умерших, а дают сеансы, на которых предметы передвигаются, когда к ним не прикасаются, дуют непонятные ветры, появляется фосфоресценция, столы поднимаются в воздух, на мокрой глине появляются таинственные отпечатки руки, и музыкальные инструменты сами играют, в то время как медиум или крепко связан, или его крепко держат присутствующие — или и то и другое.
«Сеансы Палладино, — рассказывает Вуд, — происходили в физической лаборатории Колумбийского университета. Кабинет был устроен в проходе приемной комнаты профессора Хэллока таким образом, что примыкал к соседней лаборатории. Они пробили отверстие в кирпичной стене, разделявшей обе комнаты, около самого пола, так что наблюдатель мог лежать на полу в лаборатории и смотреть, что происходит под столом, насколько это было возможно при слабом свете. В кабинете стоял стол с обычными „приборами“ Палладино — тамбурином, букетом цветов, и еще чем-то — я уже забыл. Евзапия сидела в кресле спиной к занавеси. Ее руки лежали на маленьком деревянном столике, вокруг которого находились наблюдающие. Известно было, что Палладино надувает окружающих, как только дать ей возможность, и ее часто ловили „на месте преступления“. Я с первых же сеансов убедился, что все ее «явления» были мошенничеством. Меня озадачило то, что занавеси раздувались, в то время как все окна и двери были закрыты. Мюнстерберг, преемник профессора Джеймса в Гарварде, присутствовал позднее еще на нескольких сеансах и объяснил, что занавеси надувались от потока воздуха из резиновой «груши», которую она держала в руке. Предметы «прилетали» из кабинета и оказывались на столе перед Палладино, в то время как ее держали за руки и за ноги, и мне было интересно узнать, каким инструментом она пользовалась для этого. Я решил, что его можно будет увидеть, если слабо осветить пол кабинета. Наблюдатель в соседней комнате, смотрящий через дыру вверху кабинета,
сможет видеть, берет ли она тамбурин рукой или трюк делается с помощью механического приспособления. Было, однако, необходимо сделать это так, чтобы Палладино не заметила света на полу, так как у нее была привычка отодвигать занавеску рукой и заглядывать за нее. Я устроил это, установив деревянную решетку из тонких вертикальных дощечек наподобие венецианских оконных жалюзи, окрашенную в черный цвет, на полу кабинета. Положив в один из углов кабинета маленький клин и таким образом подняв его на четверть дюйма, я установил жалюзи, а за стенкой поместил электрическую лампочку. Получилось слабое освещение на полу. Я мог теперь смотреть сверху сквозь дыру в потолке, между дощечками, которые, однако, полностью скрывали освещение от Палладино, сидевшей сбоку.И действительно — на следующий сеанс, уставившись из своего тайника на пол кабинета, я разглядел длинную тень, на фоне светлого пола. Она имела форму очень вытянутого треугольника и двигалась между Палладино, цветами и тамбурином, но не смогла протащить что-либо из них сквозь занавес. У Палладино была сверхъестественная интуиция — она всегда догадывалась, когда ее хотят на чем-либо поймать. Может быть она заметила мои жалюзи на полу и это сделало ее подозрительной, даже если она и не догадалась о их назначении. Тогда я решил применить рентгеновские лучи, поставив с одной стороны кабинета мощную трубку, а с другой (снаружи его) — светящийся экран в четыре фута стороной. Мы испробовали установку перед сеансом — она работала превосходно. Любой предмет, находившийся между столом и занавеской, сразу обнаруживался, и наблюдатель, сидевший в темноте перед флуоресцирующим экраном, мог видеть кости руки человека, или палку, если ее протягивали — в виде резкой темной тени на экране. Мы все крепко надеялись на нашу установку, но когда Палладино приехала, она сказала, что «плохо себя чувствует» и не сможет дать сеанса».
Если Вуд был экспертом по части научных «медвежьих западней», то Палладино оказалась очень хитрым медведем и смогла ускользнуть от него. Ей уже случалось «обжигать пальчики», и она была начеку. На следующий день она не «почувствовала себя лучше», так же как и все последующее время, когда она была поблизости от американского комитета и Вуда. Известно, что она никогда впоследствии не соглашалась дать им сеанс.
Вуд восхищался ею — и остается до сих пор при этом мнении. Он вполне уверен, что все, что касается «сверхестественного», — мошенничество, но считает ее величайшей из фокусников своего времени, да и во всей истории человечества. Он полон уважения к ее способностям, так же, как, вероятно, и она — к его таланту.
В противоположность этому, он очень не любит и презирает всех «психических» и спиритических медиумов — любители ли они или профессионалы, которые утверждают, что они имеют связь с душами умерших. Он страшно радуется, если ему удается разоблачить их фокусы.
Несколько лет назад его вывел из терпения один знакомый доктор, который вдруг открыл изумительные психические способности у собственной жены, занимаясь сеансами с планшеткой. Доктор обычно держал палец на планшетке, в то время как она ползала по алфавиту, а когда она останавливалась, держал палец на этом месте. Вдруг появилась новая сенсация — жена доктора «выловила из пространства» целую поэму — на древнем неизвестном языке. Ее отнесли к эксперту по древним наречиям. Язык оказался староисландским. Это была копия настоящей поэмы — подлинник ее хранился в британском Музее. Позднее, однако, Вуд нашел, что репродукции ее были напечатаны в одном старинном журнале — дело стало вполне ясным. Однако поймать доктора на этом было очень трудно. Ничего нельзя было доказать. Нельзя было сказать просто, что доктор списал и выучил поэму, а потом «передал» ее с помощью жены и планшетки. Но позднее они сделали роковую ошибку, пригласив Вуда на свою «охоту за духами», и предложили ему вызвать покойника по его желанию. Хозяин сказал:
«Есть ли кто-нибудь, кого вы хорошо знали и кто умер совсем недавно — лучше всего — не раньше, чем год назад?»
«Да, — ответил Вуд, — я очень хотел бы что-нибудь иметь от лорда Рэлея». Лорд Рэлей, великий английский физик, скончался незадолго до этого. Вуд не хотел дать им легко выпутаться. Он задал хитрую задачу.
Они положили руки на планшетку, и хозяин стал повторять: «Лорд Рэлей, с нами ли вы?» Дощечка сразу же написала «Да», и хозяин сказал Вуду: «Хотите ли вы задать какой-нибудь вопрос, чтобы удостовериться, действительно ли это он?»
«Да, хорошо бы, если бы он вспомнил что-нибудь о Терлинге». (Терлинг — название поместья лорда Рэлея). Дощечка начала дрожать, и аккуратно написала: «Звон камней на чистом льду».
Доктор попался! Литературно одаренный вызыватель духов перепутал слово с «керлинг» (curling), шотландской игрой, где тяжелые плоские камни бросают на чисто выметенный лед. Вуд был гостем, поэтому он скрыл свое удовлетворение и вежливо попрощался с доктором и его женой.
Иногда источники «сверхестественного» вдохновения не так легко проследить. После того как Вуд выучился большинству фокусов и ответов на них, он, конечно, не смог удержаться, чтобы не применять их иногда. Жертвой его оказались профессор Хислоп из Колумбии и сэр Оливер Лодж. В этом случае совершенно случайно он получил нужные «таинственные» знания. Во время переезда в Англию он познакомился с молодой вдовой, муж которой погиб на «Титанике». Она попросила его совета, перед тем она встретилась с профессором Хислопом, который водил ее к медиуму. Она имела изящно переплетенную книжечку — запись всех сеансов, отпечатанную на машинке, и никто, кроме ее самой, медиума и Хислопа, не заглядывал в нее. Теперь она дала Вуду прочесть ее. Большинство «сообщений» были вполне обычными, вроде «Жду тебя» или «Я счастлив в этой новой жизни» и так далее. Но одна фраза имела элемент новизны — на странице, описывавшей мысли погибшего мужа перед тем, как утонул пароход.