Роберт

Роберт немного подумал.

– Ну, хорошо, - сказал он, наконец.
– Если хотите, мисс Джилди, я сейчас съем одну конфету у вас на глазах.

Мисс Джилди отпрянула, будто услышав донесшееся из неведомой дали предупреждение: "Не позволяйте ему сказать ни слова больше, - возопил в ней внутренний голос, - он просто разыгрывает вас. Это одна из его ужасных штучек", и тогда она ответила мальчику:

– Почему бы это я вдруг захотела, чтобы ты съел конфету?

– Тогда бы вы увидели, что они не отравлены и не испорчены. Тогда вы, правда, поверили бы мне.

Она была готова к этому. Еще до того, как он произнес эти слова, она ощутила, что ее тело напрягается всё сильнее, предугадывая то, что, она знала, сейчас произойдет. Сам звук произнесенных слов спустил в ней перенапряженную пружину.

– Ты маленькое чудовище!
– прорыдала она и ударила наотмашь по протянутой ей коробке, отлетевшей до дальней стены, а шоколадки каскадом рассыпались по всему классу.

– Как ты смеешь!
– закричала она.
– Как ты посмел!

Ее костлявые кулачки заколотили по плечам и спине Роберта, пытавшегося увернуться.

Он полуобернулся в проходе, поскользнулся о шоколадку и упал на колени, но прежде, чем он успел подняться, мисс Джилди вновь набросилась на него, а ее кулачки молотили по нему, как пара неутомимых колотушек. После первого удара Роберт заорал во всю силу легких, но до ушей мисс Джилди донеслось лишь слабое жужжание.

– Мисс Джилди!

Она поняла, что это был голос директора, и очевидно руки мистера Харкнесса оттащили ее так грубо, что она едва устояла на ногах, ухватившись за парту. Она стояла, обмякнув, ощущая бешеный стук сердца и тошнотворное кружение в себе стыда и страдания, стараясь вновь обрести черты расплывшегося в глазах класса.

Стайка любопытных мордашек собралась у открытых дверей. Видимо, они и позвали мистера Харкнесса, а теперь он сам выслушивал Роберта, который то что-то говорил, то ревел, и во всём был полный беспорядок. Да, мелькнула в затуманенной голове мисс Дейзи смутная мысль, это, должно быть, пятна от шоколада. Пятна шоколада повсюду в ее любимом чистом классе. Потом Роберт ушел, лица у двери тоже пропали, и дверь за ними закрылась. Остался только мистер Харкнесс, и мисс Джилди видела, как он снял свои очки, тщательно протер их, потом удалил на расстояние вытянутой руки и внимательно осмотрел перед тем, как опять водрузить на нос.

– Ну, мисс Джилди, - сказал он, будто обращаясь скорее к очкам, а не к ней, - это уже дело серьезное.

Мисс Джилди кивнула.

– Меня тошнит, - сказал он спокойно, - буквально тошнит от мысли, что кто-то в школе, в которой я пытался внедрить подобающие педагогические методы, применяет физические наказания.

– Это совсем не так, мистер Харкнесс, - возразила мисс Джилди нетвердым голосом.
– Да, я ударила мальчика и знаю, что поступила неправильно, но это был первый раз в моей жизни, когда я подняла, я даже пальца не подняла на ученика. И если бы вы поняли мои чувства...

– Да, - сказал мистер Харкнесс, - именно это мисс Джилди, я хотел бы понять.

Он кивком показал ей на кресло, и она бессильно присела.

– Теперь, пожалуйста, объясните мне всё с самого начала, как вам это представляется.

Это было сложно и еще труднее от того, что мистер Харкнесс стал лицом к окну. Вынужденная обращаться к его спине, мисс Джилди ощутила себя говорящей в пустоту, но она, насколько была в силах, овладела фактами, изложила их, не сдерживая чувств, и откинулась в кресле, совершенно изнуренная.

Мистер Харкнесс долго молчал, а потом медленно повернул к ней лицо.

– Я не практикующий психиатр, - сказал он, наконец, - хотя как работник просвещения я весьма интересовался этой областью. Но я не думаю, что нужен большой опыт, чтобы определить столь ясный и очевидный случай, свидетелем которого я здесь стал. И, - добавил он сочувственно, - столь трагический.

– Но ведь может быть, что Роберт просто...

– Сейчас я говорю не о Роберте, - спокойно и рассудительно сказал мистер Харкнесс.

Она не сразу поняла, а когда смысл слов до нее дошел, похолодела.

– Неужели вы думаете, что я всё это выдумала?
– воскликнула она с недоверием.
– Неужели вы...

– Я нисколько не сомневаюсь, мисс Джилди, сказал мистер Харкнесс утешающие, - что вы рассказываете о случившемся в точности, как вы это себе представляете. Но - встречалась ли вам когда-то фраза "мания преследования"? Может быть, если вы объективно оцените свое состояние, вы узнаете в себе ее симптомы? Я уверяю вас, мисс Джилди, что мне они кажутся очевидными.

Мисс Джилди попыталась что-то сказать, но слова застревали у нее в горле.

– Нет, - удалось ей произнести, - вы не должны так думать. Только потому, что какой-то шаловливый мальчишка валяет дурака...

– Мисс Джилди, ни один ребенок одиннадцати лет, каким бы проказником он ни был, не может выдумать того, что запомнил и рассказал мне Роберт. Я долго разговаривал с ним, а теперь я выслушал вас. Вынужден признаться, что выводы, которые я должен сделать, фактически навязаны мне.

Комната опять поплыла в глазах Мисс Джилди, как ни старалась она удержать ее на месте.

– Но это значит, что вы принимаете на веру его слова и не верите моим?
– гневно возразила она.

– К сожалению, мисс Джилди, дело не только в словах. На прошлой неделе родительский комитет обратился в школьный совет и сообщил, что они крайне обеспокоены тем, что рассказали им дети о ваших недавних поступках. Примерно десять учеников из вашего класса без обиняков рассказали на этом собрании, как вы обвиняли их в том, что они пытались отравить вашу воду, и вы им за это угрожали. А Роберта, если вам интересно знать, вообще среди них не было.

Школьный совет сразу же проголосовал за ваше увольнение, но ввиду вашего долгого учительского стажа, совет дал мне право не исполнять это решение под мою личную ответственность. Однако после этого эпизода я вижу, что у меня не осталось выбора, и я вынужден поступить, как подобает.

– Уволить меня?
– рассеянно произнесла мисс Джилди.
– Как они смеют! Мне остается всего два года. Они не смеют так поступить, мистер Харкнесс. Они просто хотят этим трюком лишить меня пенсии!

– Поверьте мне, - мягко сказал мистер Харкнесс, - они не собираются сделать ничего подобного. Никто на свете не собирается причинить вам зло. Уверяю вас, что в этом случае от первой до последней минуты обсуждавших беспокоило только одно: благополучие детей.