Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу

Уже потом, один на один, он попытался вытрясти из меня правду. Я сообщил ему, что его уроки верховой езды не прошли для меня даром, и что в случае особой необходимости я еще и не так могу…

— …Знаешь, Ромейн, — Энгельрик задумчиво почесал в затылке, — а ведь похоже на правду. Я вот сам уже сколько раз замечал: одно дело рубишься на учебном поле и совсем другое — в бою. Там выжить надо, вот и изгибаешься так, как для тренировочного поединка ni v zhist не согнешься… Значит, скоро тебе совсем просто станет верхом ездить, — заключил он. — Привыкнешь…

…Королева-мать оказалась дамой, исключительно приятной во всех отношениях. Она не лезла в управление страной, не обременяла меня бесконечными советами, не демонстрировала своей власти моим друзьям-товарищам и почти не требовала материальных затрат. Собственно говоря, единственным советом, полученным от нее, было: не давать свою королевскую мантию кому попало — не так поймут!

А личных просьб у нее оказалось всего три:

— Я очень прошу тебя, Робер, — сыном она называла меня только на людях, — я очень прошу тебя лично проследить, чтобы твои люди не обидели Жозефу. Поверь: девочка заслуживает доброго мужа и хорошей семьи…

Я поклялся, что Маркс либо в самые кратчайшие сроки сделает ее служанке предложение, либо навсегда оставит девчонку в покое. Она улыбнулась и продолжала:

— Еще хочу тебя спросить: ты поможешь моему брату — королю Наварры, если Ричард пойдет на него войной?

— А какую помощь ты считаешь необходимой? Деньгами — хоть сейчас, войсками — ни за что. У меня их и так не богато. Зато могу сам высадиться во Франции… э-э-э… в Нормандии, и сделать так, чтобы папе Дику стало не до Наварры. Хочешь?..

Беренгария задумчиво покачала головой:

— Знаешь, вот чего уж я не хочу, так это чтобы ты сражался с Ричардом, — проговорила она.

Наверное, она ждала какого-то ответа, но что отвечать я не знал, а потому промолчал. Вдруг она шагнула назад, низко опустила голову и, глядя куда-то в район своих коленей, тихо произнесла:

— Ты — мой единственный друг. Тебя всегда окружали соратники, товарищи, друзья, а потому тебе не понять, как может быть страшно за своего единственного друга и защитника. Но поверь мне на слово, — она задумалась, подбирая аргументы. — Менее всего я готова к тому, чтобы ты рисковал жизнью. Даже ради меня, не то, что ради моего брата…

Мне стало ее так пронзительно жаль, что я, наплевав на все опасности такого поступка, просто обнял ее, прижал к себе и нежно погладил по волосам:

— Не бойся, малыш. Пока я жив — а жить я собираюсь долго! — тебя никто не то, что тронуть — плохо посмотреть на тебя не посмеет! Без риска испортить себе здоровье навсегда! И остаток жизни…

Она замерла в моих руках, потом подняла на меня глаза и прошептала:

— Обещай, что не объявишь войны Ричарду без крайней на то нужды!

Я посмотрел в ее встревоженное лицо, в ее огромные глаза, в которых читалась нешуточная тревога… Очень жаль, что она думает, будто меня легко убить, но женщину не переспоришь, и ни в чем не убедишь… Как говорится… то есть — как будут говорить: «С женщинами и телевизором спорить бессмысленно».

— Клянусь!

Как же она Ричарда боится!.. Вот же — козел! Так свою жену запугать! Скотина мелкотравчатая!.. Впрочем, зря ты так сделал, честно тебе скажу. Теперь это — МОЯ ЖЕНЩИНА! А что бывает с теми, кто обижает моих женщин — скоро узнаешь. В этом я тоже клянусь…

…Так. Значит, раз воевать мне не разрешают — мы и не будем. Хорошо, если имеешь дело с женщинами: они не умеют точно излагать свои требования. Вот, например. Скажет вам ваша женщина: «Хочу Луну!». Можете смело принимать на себя соответствующие обязательства и торговаться о форме и способах оплаты. Она же не уточняла, какую луну она просит, так что сойдет все: от золотого кулончика полумесяцем до глобуса лунной поверхности. И не придерется…

…С папой Диком не надо воевать. Папу Дика надо валить. Тупо и примитивно. Стрелой я в него метров с двухсот гарантированно попаду. Правда, рана может быть не смертельной… А вот интересно: если соединить усилия придворного алхимика сэра Годгифсона и главврача Центральной Тауэрской Больницы бен Маймуна — хороший яд получится? Такой, чтобы на наконечник можно было нанести, и чтобы не утерял своих свойств за пару месяцев? Надо уточнить…

Я решил, что возьму с собой Джона и его родню-взвод-королевскую стражу. Для ликвидации этого — с избытком, а внимания к себе маленькая группа не привлечет. Правда, может броситься в глаза излишне крупное телосложение путешественников, но это даже неплохо: все знают, что я, по здешним меркам — великан. А тут великанов поболе дюжины будет, и я среди них просто затеряюсь.

Надо будет заранее собрать серебра в дорогу, кое-какую одежку, типа «лохматок», уточнить по поводу яда и — в путь! Только бы Маша и… и… и Беря об этом не узнали!

…Бен Маймун и сэр Годгифсон предоставили мне на выбор целых четыре яда, из которых я опознал только один — мышьяк. Его мне откуда-то раздобыл мой алхимик, уверяя, что сам открыл это безобразие. Вот только как нанести мышьяк на наконечник стрелы, кто б мне объяснил?

Зато восточные яды оказались выше всяких похвал: смолистые, тягучие, очень неприятные даже на вид. Уточнив, можно ли их наносить вместе, и получив утвердительный ответ, я аккуратно запаковал все три пузырька, взял с обоих ученых мужей клятву молчать, и занялся подготовкой к встрече с папой Диком вплотную…

— …Командир-прынц! — Маленький Джон вытянулся во весь свой немаленький рост. — Там эти… портняжки, коих ты велел… того… и еще, значит… нехристи эти…

— Давай их сюда по-быстрому!

— Slushaus»!

В малый тронный зал — комнату средних размеров с небольшим столом и чудовищным камином вошли и замерли на пороге трое единоверцев бен Маймуна и пара странных мужичков с какими-то тюками за спиной. Интересно, они вообще-то шить умеют, или только тяжести таскают?..

— Ваше величество, — степенно кланяется старший из евреев. — Мы прибыли по вашему зову.

Портные молча склоняются чуть не до земли, а двое евреев на всякий случай падают на колени.

— Так, добрые подданные… Во-первых, встаньте и не становитесь передо мной ни на какие колени. Во-вторых, присаживайтесь, — я указал на лавки возле стола. — Разговор у нас будет, подозреваю, долгий, а в ногах правды нет.

Некоторое время мои гости упирались, отнекиваясь и клятвенно заверяя, что им куда как удобнее стоять, пока я наконец не рассвирепел и не пообещал, что если они не сядут сами, то я попрошу де Литля помочь им. Командиру моих телохранителей было достаточно плотоядно ухмыльнуться и сделать всего один шаг в направлении стола, чтобы прибывшие расселись с невероятной скоростью.

— Значит так. Вопрос к вам, — я посмотрел на евреев. — Бен Лейб сказал, что вы торгуете тканями и, стало быть, хорошо в них разбираетесь, так?

Троица синхронно кивнула.

— Отлично. Тогда у меня к вам вопрос: мне нужна прочная и тонкая ткань, из которой можно было бы сшить… э-э-э… в общем, одежда из этой ткани не должна рваться, если продираться сквозь густой кустарник, должна быть легкой и, самое главное, абсолютно не стеснять движений. Есть такая?

Пауза. Короткая дискуссия на непонятном мне гортанном языке. Пауза. Снова дискуссия, больше похожая на перебранку. Пауза…