Робин Гуд
Шрифт:
Племянник сэра Гая любезно ответил на дружеское приветствие монаха.
— Не встретился ли вам по пути конный военный отряд? — спросил молодой человек.
— Какая-то компания людей, прибывших из Святой земли, отдыхала в трактире к Мансфилде; эти люди, хотя они и кажутся дисциплинированными, полумертвы от усталости, голода и лишений. Вы думаете, что это часть отряда, сопровождающего барона Фиц-Олвина?
— Да, потому что крестоносцы, которых ждут в Ноттингеме, это его люди. Значит, скоро мы увидим этих достославных личностей. Спрячьтесь за
— Охотно! Но куда деть эту упрямую кобылу? У нее недостатков не меньше, чем у жен… тьфу! Но все же я к ней привязан.
— Я отведу ее в надежное укрытие, доверьте ее мне, а сами спрячьтесь.
Маленький Джон привязал лошадь к дереву недалеко от дороги и вернулся к товарищам.
Уилл был в таком нервном возбуждении, что не мог дождаться подходящего времени для разговора; он завладел Робином, и молодой человек поневоле вынужден был изложить буйному другу историю своего побега из Ноттингемского замка во всех подробностях.
Робин был искренен, справедлив и, главное, великодушен в отношении Мод.
Уилл слушал его с бешено бьющимся сердцем, и, когда тот закончил рассказ, спросил:
— Это все?
— Все.
— Спасибо!
И друзья крепко обнялись.
— Я ей брат, — сказал Робин.
— А я буду ее мужем! — воскликнул Уилл и весело добавил: — Ну, а теперь пойдем сражаться!
Бедняга Уильям!
Лесникам пришлось ждать чуть не всю ночь, и только около трех часов утра они услышали, как где-то в лесу заржала лошадь. Кобыла Тука ответила ей веселым ржанием.
— Моя девочка кокетничает, — сказал Тук. — Она крепко привязана, Маленький Джон?
— Надеюсь, — ответил тот.
— Тише! — сказал Робин. — Я слышу стук копыт. Спустя несколько минут отряд появился на перекрестке: люди вовсе и не думали таиться, они устали гораздо меньше, чем рассудил Тук, а потому смеялись, пели и переговаривались.
В то же мгновение лошадка Тука пронеслась через заросли, пролетела стрелой мимо хозяина и с непринужденным видом поскакала впереди солдат.
Монах хотел кинуться вслед за беглянкой, но Маленький Джон схватил его за руку и прошептал:
— Вы, что, с ума сошли? Еще шаг — и вы умрете!
— Но они уведут у меня пони, — проворчал Тук, — пустите, я…
— Тише, несчастный! Ты же нас всех выдашь! Пони не редкость, мой дядя даст тебе другого.
— Да, но тот не получил благословения аббата нашего монастыря, как моя милая Мэри; пустите меня сейчас же! Почему вы учиняете надо мною насилие, вы, вышка сторожевая? Мне нужна моя лошадь, нужна, слышите?
— Ну что же, беги за ней! — воскликнул Маленький Джон, толкая монаха. — Беги, глупый хвастун, башка безмозглая!
Тук побагровел, в глазах его блеснула молния, и он дрожащим от гнева голосом произнес:
— Послушай ты, башня, колокольня ходячая, столб бродячий, после битвы я тебя как следует поколочу!
— Или, скорее, я тебя, — ответил Маленький Джон.
Тук бросился на дорогу и побежал за солдатами; его кобылка брыкалась, становилась на дыбы,
поднимала целые тучи пыли и все время уворачивалась от тех, кто пытался ее обуздать.Один солдат достал пони копьем, но Тук вернул ему этот удар сполна, так что бедняга с воплем свалился с лошади.
— Мэри, тпру, Мэри, девочка моя, — кричал Тук, — ко мне, милая, ко мне!
Услышав знакомый голос, лошадь насторожила уши, потом радостно заржала и рванулась к хозяину.
— Как, негодяй! — закричал грозно командир отряда. — Ты моих людей убиваешь!
— Отнеситесь почтительно к служителю Церкви, — ответил Тук, ударив палкой по голове лошадь, на которой сидел командир.
Лошадь сделала резкий скачок назад, командир пошатнулся в седле и потерял стремена.
— Ты разве не видишь, что я в рясе? — крикнул Тук, стараясь придать себе важность.
— Нет, — прорычал командир, — рясы я не вижу, но вижу твою неслыханную дерзость и сейчас без всякого уважения к одной и без всякого снисхождения к другой пробью тебе голову.
Тут он достал Тука копьем; добрый монах, обезумев от боли, закричал громовым голосом:
— Ко мне, Гуды! Ко мне!
Но крики Тука командира не испугали. Его отряд состоял из сорока человек, которые могли в любую минуту по первому знаку прийти ему на помощь, а потому монах, хотя он и был ловок и силен, не был для него серьезным противником.
— Назад, негодяй! — закричал он страшным голосом. — Назад! — и, оттолкнув Тука копьем, бросил лошадь прямо на него.
Но бенедиктинец ловко отскочил и страшным ударом палки расколол командиру череп.
В то же мгновение на неустрашимого монаха поднялись двадцать мечей и в него нацелились двадцать копий.
— На помощь, Гуды! На помощь! — во весь голос закричал Тук, прислоняясь, как лев, к стволу дерева.
— Ура! Ура, Гуды! Ура! — яростно откликнулись лесники. — Ура! Ура!
И все они как один, ведомые Гилбертом, бросились на помощь монаху.
Видя, что к ним приближается вооруженный отряд с явно враждебными намерениями, солдаты по команде построились, перегородив дорогу во всю ширину, собираясь растоптать пешего врага копытами своих коней.
Но нападавшие натянули тетивы луков, и туча стрел помешала развернуть оборону, смертельно ранив человек шесть солдат.
Увидев, что врагов много больше, чем людей в его маленьком отряде, Гилберт приказал всем отойти на обочину дороги, где можно было укрыться за деревьями в спасительной темноте.
Этот ловкий маневр делал из солдат легкую мишень, потому что лесники, привычные к обращению с луком, стреляли быстро и без промаха.
— Всем спешиться! — закричал солдат, самочинно принявший на себя командование отрядом.
Крестоносцы повиновались, и люди Гилберта храбро бросились на них. Началась рукопашная схватка, смертельная схватка, в которой побеждал сильнейший.
— Гуд! Гуд! — кричали лесники. — Месть, месть!
— Не давать им пощады! Бей саксонских собак! Бей их! — ревели солдаты.