Робин

Неприятно, когда тебе напоминают о твоей профессии, если не собираешься воровать.

— У вас в этом, наверное, большой опыт, — сказал я.

По-моему, она приняла мои слова не так, как должно, а слишком уж на свой счёт, и я поспешил улизнуть от разъярённой дамы.

В глубине коридора я столкнулся с мальчишкой примерно моих лет или чуть постарше, с бесцветными волосами и водянистыми глазами, делающими его бледнее, чем он был на самом деле. Смотрел он не слишком-то дружелюбно. Пользуясь своим богатым жизненным опытом, я смело могу сказать, что от таких вот синевато-бледных полупрозрачных мальчишек, внушающих мягкосердечным женщинам жалость своими вытянутыми лицами, можно ожидать любой пакости, от простейшей низости до самой вычурной подлости.

— Ты тот самый оборванец, которого мистер Чарльз вытащил из грязной канавы? — издевательским тоном спросил он. — Ты так прокоптился на солнце, что стал похож на цыгана.

С этим парнем я мог говорить на равных.

— А ты та самая глиста, которая присосалась к хозяйской кухне? Можно подумать, что ты никогда не выходишь на солнце.

Мальчишка и ухом не повёл.

— Воришка? — продолжал он. — Уже успел чем-нибудь поживиться?

Не понимаю, почему я уже у стольких людей вызвал неприязнь? Виной этому я сам, или они встретили бы точно так же любого из наших?

— Сначала покажи, как это делается, — ответил я. — Ты в этом, наверное, мастер.

Он смерил меня презрительным взглядом.

— Ты так жрал за завтраком, что леди Кэтрин чуть не вырвало. Чавкал и хлюпал, как настоящая свинья.

"Всё-таки я был прав, когда решил, что веду себя за завтраком не так, как нужно", — подумал я, целясь мальчишке в ухо.

Он повёл себя, как я и опасался. Вместо того, чтобы встретить мой удар, как подобает мужчине, он упал и громко завыл. Прямо хоть пожалей его.

— Что случилось? — подскочила к нам Фанни. — Что это вы затеяли? Драку? Не стыдно вам? Сэм, тебе следовало бы быть подобрее. Этот мальчик только что появился в нашем доме, и ты мог бы встретить его более гостеприимно, а не уподобляться цепной собаке. А тебе, Робин, не годится начинать первый же день с драки. Ты должен приобрести друзей, а не врагов. Уверена, что вы поссорились из-за пустяков, так что немедленно помиритесь. Пожмите друг другу руки и обещайте больше не ссориться.

Сэм с готовностью подал мне руку, и я понял, что в ближайшее же время мне следует ожидать от него какой-нибудь гадости.

— А теперь идите, куда направлялись, и чтобы подобное больше не повторилось, — закончила Фанни. — Сэм, иди на кухню, а то тебе попадёт от миссис Джонсон, если она устанет тебя ждать.

Мальчишка ушёл, и мы с Фанни остались вдвоём.

— Из-за чего ты его ударил? — спросила эта милая девушка.

— Из-за многого, — уклончиво сказал я. — А что, разве я похож на свинью, когда ем?

Фанни так и покатилась со смеху.

— Немного смахиваешь, но, если постараешься, то сходство будет не так уж заметно. Ты не наелся за завтраком, бедняжка? Пойдём в мою комнату, я покормлю тебя там, а заодно научу, как обращаться с вилкой и не чавкать, чтобы всякие поварята не указывали нам на наши недостатки, а леди Кэтрин не тошнило.

По-моему, Фанни решила опекать меня, как младенца, и мой гордый дух восстал бы против такого унижения, но мне хотелось научиться не вызывать отвращения, поэтому я послушно пошёл за Фанни.

Урок был трудным, скажу честно, и итогом его было то, что у меня затекла кисть руки, сжимавшей вилку, нервы перенапряглись от усилий усвоить дельные замечания моей учительницы, челюсти и губы устали из-за непривычки жевать с закрытым ртом, а желудок впервые узнал, что такое истинная сытость.

— Больше не хочешь? — спросила добрая девушка. — Тогда иди и за обедом не позабудь того, чему я тебя учила.

— Спасибо, Фанни, — поблагодарил я.

Я покинул её уютную комнатку с чувством любви к ближним, кротости и сонливости и отправился к себе, никого не встретив по дороге. Наверное, семья моего отца не стала открыто возражать против моего здесь появления из-за величины дома, ведь мы могли, если бы захотели, не встречаться друг с другом неделями.

Запертая дверь вновь вызвала было во мне интерес, и я даже проверил, очень ли она надёжно заперта, но потом решил, что у меня ещё будет время выспросить всё у Фанни, а пока мне можно будет позволить себе поспать, ведь не часто выпадает возможность хорошо выспаться.

К обеду леди Кэтрин не вышла, объяснив через свою горничную Агнесс, что у неё разболелась голова и она останется в своей комнате. Голова может разболеться у каждого, но я был уверен, что ей не хотелось сидеть за одним столом со мной. Это подстегнуло меня последить за тщательным соблюдением правил, которым научила меня Фанни. Я старался жевать с закрытым ртом, не втягивать в себя суп с хлюпаньем, не брать пищу руками и правильно держать вилку. Мой отец был рассеян и не заметил моих усилий, а его брат временами поглядывал на меня с откровенным интересом, да и отец Уинкл тоже обратил внимание на мои труды, а уж это, и правда, был тяжкий труд, а не вкусный и сытный обед. Или мне так показалось из-за желания, чтобы все поскорее заметили, что я уже перестал походить на свинью, а на самом деле никто не думал о моих новых навыках. Лишь в Фанни, подававшей на стол, я был уверен: она следила за мной и одобряла моё поведение.

В отсутствие леди Кэтрин мужчины преобразились и вели довольно живой разговор о каких-то книгах, визитах, незнакомых мне людях, одних из которых они видели на днях, а другие были мертвы чуть ли не сотню лет, а то и больше, но зато чем-то отличились. Иногда то отец Уинкл, то мистер Эдвард обращались с вопросами ко мне, и я отвечал то кратко, то обстоятельно, стараясь приноровиться к ритму беседы, так что эти господа могли теперь не думать о мире, из которого я пришёл, как о мире воров, убийц и отщепенцев, а понять, что и среди нас имеются достойные люди, и у нас существует свой кодекс чести. Слушая меня, отец Уинкл становился печально-строг, а мистер Эдвард проявлял живейший интерес. Только мой отец, ради которого я и старался, был невнимателен и думал о чём-то своём. Очевидно, о женщине, которую ударил Громила.

— Отец, та женщина, мисс Джулия, жива? — спросил я.

Я опять заметил, что моё обращение к отцу было неприятно мистеру Эдварду и отцу Уинклу. Ну, мистер Эдвард, наверное, просто завидует поступку брата, ведь далеко не каждый решился бы усыновить парня с улицы, а отец Уинкл как католик вообще лишён права иметь детей, вот его и сердит, когда другие этим правом пользуются, обретая родных и приёмных сыновей и дочерей, недаром он ко всем обращается со словами "сын мой", "дочь моя", словно это может поправить положение.

— Да, Робин, она пришла в себя и дала описание грабителя.

В голосе моего отца не было ни радости по поводу её спасения, ни привычной живости. Наверное, он слишком сильно за неё переживал и теперь никак не может оправиться. Но мне было не до этого. Женщина дала описание Громилы, значит, теперь его ищут. На кого прежде всего подумает Уолтер, когда обнаружит, что по его следу идёт полиция? Конечно, на меня, на Робина. Не стоит обольщаться надеждой, что меня не узнали в темноте. Громила узнает меня и с завязанными глазами. Выталкивая отца на улицу, я закричал, в подворотне свистнул, а уж мой «робингудовский» свист узнает всякий. Дело приобретает очень неприятный и опасный оборот. Счастье ещё, что я здесь, а не то Уолтер достал бы меня даже из-под земли. Пожалуй, мне не стоит и носа высовывать на улицу.