Род Корневых будет жить!

Очнулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо.

— Володя, Володя, ты в порядке? — снова и снова повторял ломающийся юношеский голос.

То ли от того, что меня трясли, то ли от голоса, но у меня было ощущение, будто мозги с кишками в одном миксере бултыхаются. Аж затошнило.

Я застонал и открыл глаза.

— Жив, слава Роду! — выдохнули рядом.

Голоса были обеспокоенные и совершенно не знакомые.

А ещё прямо в лицо хлестал холодный дождь. Такой, какой бывает в конце октября.

Дождь заливал глаза и не давал рассмотреть, что вокруг.

Я поднял руку, чтобы стереть с лица влагу и удивился, с каким трудом далось это простое движение.

Два парнишки лет по пятнадцать-шестнадцать в кадетской форме помогли мне подняться.

Как оказалось, я тоже был в такой же форме. Не только насквозь мокрой, но и в глине. Видимо, от падения.

Прямо передо мной, заложив руки за спину, стоял седой китаец и сочувственно смотрел на меня. Из-за него не было видно, что впереди.

Я попытался стоять самостоятельно, без поддержки — что я, не мужик что ли? Но раскисшая земля поплыла под ногами, и парням пришлось снова подхватить меня.

— Где я? — прошептал я.

Хотел нормально спросить, но получился только хриплый шёпот.

Китаец, отошёл в сторону, и я увидел четыре гроба — два больших, один поменьше, и четвёртый совсем короткий. Они стояли на табуретках рядом с вырытыми могилами.

Рядом с гробами я увидел двух баб — одна потолще и постарше, а другая — фигуристая девушка. А ещё невысокого мужичка — он что-то мял в руках. Как будто кепку или шапку.

Все они горестно вздыхали, глядя то на гробы, то на меня.

Едва я поднялся, как девушка запричитала:

— Горе-то какое! Что же теперь будет?

И тут позади меня кто-то произнёс:

— Барин, надо бы проститься с родными. Что ж они мокнут-то…

Я обернулся и увидел коренастого бородатого мужика и ещё одного — в сером балахоне. Они оба выжидательно смотрели на меня.

Мужичок с кепкой в руках вдруг швырнул кепку на землю и в сердцах воскликнул:

— Чтоб им всем там повылазило! Этим ублюдкам…

И тут же та женщина, что постарше, со страхом прервала его:

— Тише, Кузьма! Тише! Не ровен час услышат!

Поддерживаемый парнями, я шагнул к гробам.

В одном из больших гробов лежал мужчина с бакенбардами. Он был в мундире и при орденах. Во втором — миловидная женщина. Ещё в двух — мальчишка лет десяти и девочка с кудряшками. Ей было от силы лет пять.

Из-за моей спины к гробам выступил мужик в сером балахоне. Подошёл к изголовьям и затянул:

— Великий Род! Прими своих детей Дмитрия и Марию, и чад Александра и Светлану! Освети им путь сквозь тёмные миры до самого Источника. И пусть они там найдут свой покой!

Потом мужик посмотрел на меня, явно ожидая от меня каких-то действий.

Я с удивлением уставился на него.

— Владимир Дмитриевич, попрощайтесь с папенькой и маменькой и с братцем и сестрёнкой, — подсказал он.

Парни подтолкнули меня вперёд.

Ничего не понимая, я по инерции шагнул к гробам. Я не знал, что нужно делать. Это были чужие люди, чужие похороны, чужой мир.

Но все стояли и смотрели на меня, ждали.

Подчиняясь внезапному порыву, я прикоснулся к руке того, кого назвали моим отцом.

И вдруг над его телом поднялся матёрый волчище!

Не сам волк, конечно. А облако в виде волка.

Пока я пялился на волка во все глаза, тот вдруг с поистине королевским достоинством кивнул мне. А потом вознёсся в небо.

— Хороший знак! Ваш батюшка благословил вас! — сказал мужик в балахоне. — А теперь, Владимир Дмитриевич, попрощайтесь с матушкой.

Я прикоснулся к руке женщины. И над гробом появилась волчица. Она была под стать только что вознёсшемуся волку — сильная, благородная.

Сам не зная почему, я поклонился волчице. А она вдруг потянулась и лизнула меня в лоб.

Я отшатнулся.

Пасть волчицы раздвинулась в улыбке. И волчица вознеслась вслед за волком.

Пока мужик говорил про то, что и матушка тоже благословила меня, я подошёл к мальчику и девочке.

Вгляделся в лица детей. Они были похожи на своего отца.

Из-под ворота платьица на шее у девочки виднелся шрам. Такие бывают, когда перерезают глотку. Я насмотрелся на такие в горячих точках…

Я сразу понял, что умерли все четверо не своей смертью, а были жестоко убиты.

— Это что за звери могли такое сотворить с вами? — прошептал я, прикасаясь одновременно к рукам и девочки, и мальчика.

И тут же два облачных волчонка поднялись над телами и принялись играть, бегать, носиться вокруг меня.

— Я отомщу за вас! — пообещал я волчатам, и те, оббежав ещё раз вокруг меня, наперегонки рванули к небу.

Мужик в балахоне поклонился мне.

— Ваше благородие, Владимир Дмитриевич! Вы получили полное благословение вашего рода. Теперь вы глава, и на ваши плечи ложится весь тяжкий груз. Примите мои соболезнования… В такое тяжёлое время…

Женщина, что постарше, смотрела на меня сочувственно. А мужики — оба, и тот, который с кепкой — Кузьма, и коренастый — тяжело вздыхали.

— Что ж теперь будет? — снова запричитала девушка. — На кого батюшка с матушкой нас оставили? Осиротели мы…

— Тише ты, Матрёна! Раскудахталась! — оборвал её коренастый. — Молодому барину и так тяжко! Он ведь отца с матерью лишился!

— Так ведь без силы он! — продолжила причитать девушка. — Кто ж нас защитит? У молодого барина силы-то нет совсем!

На этот раз её оборвала та, что постарше:

— Помолчи, Матрёна! — строго сказала она. — И Дмитрий Петрович, и Мария Ивановна, да и братик с сестрёнкой благословили молодого барина.

И девушка заткнулась.

Подошли четверо дюжих парней и на верёвках начали деловито спускать гробы в подготовленные могилы.

Я стоял, поддерживаемый двумя парнями в кадетской форме, такой же, как и у меня. И смотрел, как гробы опускают в землю, как забрасывают землёй. И, под причитания баб, слушал отчёт коренастого мужика о том, что убитых крепостных похоронили на нижнем кладбище. Моё благородие не стали беспокоить, чтобы смог проститься с родными.