Род Волка
Шрифт:
– Значит, так, – сказал Семен, обращаясь ко всем сразу, – я должен пощупать плечо и руку. Это не лечение, это нужно для того, чтобы узнать, КАК его следует лечить. Ему будет очень больно. Боль нужно победить, и я знаю для этого заклинание. Но никто не может слышать его просто так: все должны нас покинуть или остаться и помогать.
– Мы поможем! – ответил за всех любопытный Горностай.
– Поможет-поможем, – подтвердил Медведь. – Говори, что делать надо.
– Сейчас я скажу заклинание от боли, – заявил Семен. – Все должны его запомнить и повторять вслух. И ты, Ветер, тоже должен повторять, понял?
Вскоре процедура подготовки к осмотру пациента превратилась в культмассовое мероприятие: кажется, все население лагеря столпилось вокруг костра. К
Было заметно, что, повторяя неуклюжий, но мало-мальски связный текст, люди получают не просто удовольствие, а прямо-таки ловят кайф, похожий на наркотическое опьянение.
После трех повторов Восточный Ветер удивленно заморгал глазами и заявил:
– Все! Уже не болит!
– А у меня живот перестал болеть! А у меня зуб! А у меня!.. А у меня!.. – послышались голоса из толпы.
– Тихо! – поднял руку Кижуч. – Сейчас проверим…
Он начал медленно подниматься с бревна. Что там у старейшины с правым коленом, Семен не знал: то ли ревматизм, то ли отложение солей, то ли осложнения после травмы, только процедура усаживания и вставания всегда была для Кижуча мучительной, хотя ходил он почти не хромая. На сей раз поднялся он довольно легко и заявил:
– Ты не прав, Семхон! Только о себе, наверное, и думаешь! Разве это правильно – владеть такой магией и молчать?! Люди мучаются, а тебе заклинаний жалко, да? Не ожидал я от тебя, никак не ожидал!
Семен чуть не захлебнулся от обиды: вот она, людская благодарность! Он уже хотел высказать старейшине все (ну, почти все), что он думает по этому поводу, но осекся, так как увидел, что Восточный Ветер встал и собирается уходить, явно считая лечение законченным.
– Э, ты куда, парень!?
– Так у меня не болит уже… – смутился воин. – Что со мной-то возиться, полечи еще кого-нибудь!
«Блин, прямо как дети, право! Ну как на таких обижаться?!» – подумал Семен и рявкнул на воина:
– Сидеть! – а потом поднял руки и обратился к публике: – Слушайте меня, люди племени лоуринов, слушайте!
Народ притих, и он продолжал:
– Мое уменье – это магия другого народа. Как она действует на вас, лоуринов, я не знаю. Может быть, действие заклинания сейчас кончится… Разве я сказал, что уже помог Восточному Ветру? Разве разрешил идти? Нет уж! Или пусть все делают, как скажу, или разбирайтесь сами. В прошлой жизни я был воином (кем же еще?!), а не лекарем, моя магия слаба, а вы не хотите мне помогать!
Народ понимающе заулыбался, кто-то в толпе хихикнул:
– Знаем мы твою слабость – прикидываешься ты! Это хитрость у тебя такая!
– Так будете помогать? – спросил слегка опешивший от народной проницательности Семен.
– Будем, будем! – ответил жаждущий зрелищ народ.
– Ну, тогда все дружно говорят
заклинание. Начали!Дождавшись начала третьего повтора, Семен стал щупать плечо и грудь воина. Тот в полузабытьи бормотал «вирши» и только слегка кривился. Долго мучиться ему не пришлось – диагноз был довольно прост: сильный ушиб грудной клетки и перелом ключицы.
Что делать со сломанной ногой или рукой, Семен представлял, но с ключицей!? Эта кость как бы подпирает плечевой сустав, без опоры он вместе с рукой съезжает куда-то вперед и вниз… «У Медведя, наверное, в таком положении кость и срослась, вот он и ходит полжизни кособоким. Эх!..»
Публика, включая старейшин и больного, медленно, но верно впадала в какое-то гипнотически-сомнамбулическое состояние и уже начала покачиваться в такт собственным словам. Семен привстал на цыпочки и стал искать глазами черную шевелюру Атту. Тот стоял в задних рядах, но заметить его было нетрудно, поскольку окружающий народ был как минимум на полголовы ниже.
«Иди сюда!» – поманил его Семен. Воин не отреагировал. Пришлось лезть в толпу и шептать ему на ухо:
– Хорош балдеть, Бизон! Пошли со мной – помогать будешь!
– А? Что?! – как бы проснулся Атту. – Пошли, Семхон.
Семен заставил его поддерживать раненого сзади, а сам стал двигать руку, пытаясь найти такое положение, при котором обе части сломанной кости займут нужное положение. В конце концов ему это удалось, он постарался запомнить позу и отпустил руку. «Что же дальше делать? – спросил он себя и сам же ответил: – Фиксировать надо! Без бинтов, без гипса?! Ага – именно так!»
Потом они в четыре руки резали на полосы остатки рубахи Восточного Ветра, этого не хватило, и Атту, не колеблясь, стянул через голову собственную. В качестве шин они использовали палки, которые выбирали из кучи дров, приготовленных для костра.
То, что получилось в итоге, выглядело, мягко говоря, неэстетично, но Семену было на это плевать: лишь бы держалось.
– Ну, кажется, все, Атту, – утер костоправ пот со лба. – Вот в таком виде он и должен ходить, есть и спать «два раза две руки» дней. А потом посмотрим. Ты сможешь проследить, чтобы он не двигал рукой, даже когда спит?
– Смогу, наверное, – сказал Атту. – И женщин его попробую научить, хоть они и глупые.
– Правильно! А теперь тащи его в жилище и укладывай на ночь. Только пусть пописает сначала.
Дождавшись, пока эти двое уйдут, Семен встал и обратился к зрителям, окончательно погрузившимся в сомнамбулическое состояние:
– Слушайте меня, лоурины!
Не вдруг и не сразу, но народ затих. В глазах стало появляться осмысленное выражение.
– Слушайте меня, лоурины! – повторил Семен. – Я дарю вам это заклинание. Каждый может пользоваться им сам, только произносить его надо тихо, чтобы не слышали окружающие. Это, конечно, не обязательно, но так надежнее. Вы поняли меня, люди?
– Мы поняли тебя, Семхон!
Уяснив, что представление окончено, народ стал потихоньку расходиться. Семен пожалел было, что отдал туземцам «обезболивающее» заклинание, – их не заклинать, а лечить надо, но… Тогда он рискует оказаться здесь в положении булгаковского земского врача. Наверное, кому-то помочь он сможет, но…
Но опять встают проблемы морально-этического плана. Даже в его собственном мире лишь малая часть народов и стран поднялась до осознания того, что жизнь конкретного человека представляет ценность и за нее надо бороться. Причем эти народы давно оторвались от матери-природы и живут независимо. А те, кто еще не оторвался, существуют по ее законам: больной, раненый или слабый жить не должен – ни к чему это… «Бог дал, Бог и взял», – говорил русский крестьянин, доставляя на кладбище гробик с телом своего ребенка. В школьные годы, помнится, было много разговоров о демографической ситуации в Африке. Туда проникла (не в полной мере, конечно) европейская медицина, и детская смертность резко снизилась. Результат – демографический взрыв, голод, конфликты. Тем же европейцам пришлось гнать и гнать туда гуманитарную помощь, которой с удовольствием кормилась родо-племенная верхушка.