Родина слонов и кенгуров

– Да ладно. Если б ты видела, какое у тебя было выражение лица!
– Ляля расплылась в блаженной улыбке.
– Ты бы так не возмущалась.

– Ну да. Я бы еще не так возмущалась!
– Меланхолически подтвердила Ика.
– Иногда, понятно дело, приятнее быть наблюдателем...

– Выкладывай, кто у тебя на этот раз.
– Сказала я.

– На этот раз Ика ползунки обмочит от счастья!
– Провозгласила эта нахалка.

Ика моментально взъелась:

– Мне пятнадцать лет! Из них я по меньшей мере десять из них не ношу никаких ползунков. В отличие от некоторых.

– Остынь, - велела Ляля.

– Со мной Тимоха!

– Тимо-о-оха!
– Взвизгнула Ика и метнулась к двери.

Я встала и направилась за ней. Я тоже была рада.

Он стоял столбиком в прихожей - Рыжий Тимоха, по происхождению суслик, ныне при галстуке в косую полоску и с букетом полевых васильков.

Он церемонно шаркнул задней лапой и протянул мне цветы, как хозяйке дома.

– Красивые. Сам собирал?
– Похвалила я.
– Спасибо тебе, Тим.

– Как я рада тебя видеть, Тимочка!
– Радовалась Ика, подпрыгивая до потолка.

Ляля таинственно ухмылялась.

Наконец Ика поумерила свои восторги.

– Ну, положим, я тоже могла бы кое-кого пригласить.
– Небрежно сказала она.
– Только боюсь, что для вас это станет слишком большим шоком.

– Кого?
– Жадно отреагировала Ляля.

– Ты их не знаешь, ты еще мала, - оборвала ее Ика.

– Но все же, кого?
– Поддержала я младшенькую.

– А ты вообще старуха, ты ничего не понимаешь.

Я вздохнула, глядя на нее: пройдет каких-нибудь лет шесть, и эта боевитая особа достигнет моего преклонного возраста.

– Видишь ли, Тимоха...
– Продолжала она между тем, демонстративно оборачиваясь к нему.
– Дело деликатное... Со мной юпитерианин...

– Юпи-тери-анин?
– Ахнула Ляля.
– Плюшевый, да?

– Ну, на ощупь он в известной степени мягкий...
– С взыгравшим чувством превосходства обронила Ика.

Ее веснушчатая физиономия приобрела горделивое выражение, и я бросила мимолетный взгляд на Тимоху: фактически он возился с Икой с самого ее начала, он знает, наверное, чего от нее можно ожидать... Удивленное выражение морды меня саму удивило и позабавило. Такая мина, пожалуй, вправду обещала нечто исключительное.

Тем временем юпитерианин просунул свою длинную голову в проем двери и сказал:

– Добрый день, меня зовут Цынцегры.

– Очень приятно. А меня Царица Савская.
– Съехидничала Ляля, от неожиданности отпрыгнув в сторону.

Тимоха вздохнул, как мне показалось, с облегчением.

– Мне очень жаль, но это мое настоящее имя.
– Чирикнул юпитерианин.

Невозмутимая Ика усмехнулась как ни в чем не бывало:

– Ну да. Это я его так назвала. Видите ли, он в некотором роде порождение моего воображения.

– Да?
– Переспросила я, и решила немного ей подыграть.
– Но позволь, если он порождение ТВОЕГО воображения... Почему же мы воспринимаем твою иллюзию как СВОЮ?

– Никакая он не иллюзия. Ничего себе, иллюзия - в четыре метра высотой! Я же ясно сказала: порождение воображения. А порождение воображения и иллюзия - это вовсе не одно и то же. Я даже не знаю, как тебе в голову пришло такое.

– Я уже забыла, - смирилась я и пригласила всех к столу.

Да, Цынцегры был отменно красив. На нем трепыхались от малейшего дуновенья по скромным подсчетам девять разноцветных распушенных хвостов, а в каждом из пяти глаз светились ум и доброта.

Но не успели мы разместиться за скромным столом (Цынцегры пришлось для этого сложиться чуть ли не втрое), как дверной колокольчик снова зазвонил.

Ляля заговорщически высморкалась в кухонную салфетку.

Я взглянула на нее, покачав головой, но, конечно же, встала и пошла открывать, так как ничего больше не оставалось. Младшие ринулись за мной.

Втайне я молила провидение, чтобы там, за дверью, не стоял какой-нибудь прайд сиреневых гепардов, или кто-нибудь в этом духе.

Ика первая проскользнула к двери, и открыла ее нараспах.

Там никого не было. На полу лежала записка.

Ляля сграбастала ее, но Ика сказала:

– Дай сюда, ты еще не умеешь читать...

"Сонм драконов вплавь пиляет".

Вот и все, что было в той записке.

– Лина, помнишь дракончиков?
– Ика уставилась на меня расширенными глазами.

– Обыкновенных летающих дракончиков?
– уточнила я.
– Как не помнить. Что теперь с ними стало...

– А разве ты не знаешь?
– Приуныла и даже слегка рассердилась Ика.

– Не хорошо забывать друзей юности, - вякнула Ляля.

– Помолчи, пожалуйста, - отозвалась Ика.

– Когда-то у меня тоже водились свои порождения воображения.
– Несколько туманно, возможно, объяснила я.

– Кишмя кишели, - подтвердила Ика, хотя почти ничего о том времени помнить не могла.

– Добрый день, а вот и я!
– перебил Кишмя Кишели, высовываясь из-за хлебницы.

– Брысь. Я уже вышла из того возраста, - с достоинством ответила Ика, но Тимоха и все остальные слегка улыбнулись.

Кроме Ляли, взиравшей на Ику с затаенной завистью.

Кишмя Кишели до поры до времени слинял.

– Что же случилось с вашими порождениями?
– Решила "сменить пластинку" Ляля.

Смененная пластинка завела:

Ни ножкой, втиснутой в шнурованный ботинок,

Ни ручкой с веером...

– Хватит!
– Оборвала Ика.
– Нечего цепляться к словам.

И воображаемый граммофон притворился геранью, весьма удачно, надо признать.

– Что случилось, то случилось...
– Пожала я плечами.
– Давно живут собственной жизнью. Может, кое-какие из них были кем-нибудь подобраны. А может, так и сгинули...

– До некоторой степени все мы плоды воображения друг друга, глубокомысленно и некстати изрек юпитерианин Цынцегры.

Тимоха слушал разговор сосредоточенно и молча.

– Ты-то как?
– Обратилась я к нему.

– Нормально, - лаконично ответил он и добавил, помедлив, словно после некоторого колебания.
– Книжку вот обо мне написали.

– Давно пора. Кто?

– А, неважно, - как-то нехотя отозвался Тимоха.

– Ну, дай почитать.

– Всему свое время, - пожал он плечами.
– А что сонм драконов, кстати? И каких драконов? ЛУННЫХ?