Родиния. Тайны бытия

Вдруг рация, что висела на груди у Ковалева, ожила, оборвав его воспоминания.

– Командир, это Сокол, вижу одного… В штатском. Похож на укра.

– Он вооружен? – спросил Ковалев, поднеся рацию к губам.

– Не знаю. Сейчас проверю.

– Будь осторожен, – напутствовал подчиненного Ковалев.

Он, ускоряя шаг, двинулся в ту сторону, где находился ополченец с позывным «Сокол». Внезапно оттуда донеслись звуки выстрелов.

– Соколов! – крикнул Ковалев в рацию, но не получил ответа. – Твою мать! – выругался он и припустил.

Он первым прибежал на место, где завязался скоротечный бой, и увидел лежащего на земле раненого, истекающего кровью «Сокола», возле которого валялась разбитая рация. Вскоре подоспели другие ополченцы.

– Он побежал туда, – держась одной рукой за простреленный живот, другой – рядовой Соколов указывал направление, в котором скрылся неизвестный.

И тогда, взяв с собой двоих парней, Ковалев устремился в погоню. Вскоре он увидел бегущего. Тот, заметив преследование, скрылся за деревом и, едва Ковалев успел отскочить в сторону, открыл стрельбу. Прозвучало несколько выстрелов, и один из ополченцев свалился наземь замертво. Другой вовремя нашел себе укрытие. Неизвестный произвел еще несколько выстрелов.

Андрей Ковалев и его подчиненный вели ответный огонь. Но вскоре все стихло. Неприятель не высовывался из своего укрытия.

«Перезаряжает пистолет», – подумал Ковалев и громко крикнул:

– Сдавайся! Сопротивление бессмысленно! Ты окружен! – в этот миг знаками он показывал ополченцу, который был в поле его зрения, чтобы тот зашел с тыла. Ополченец кивнул и, пригибаясь к земле, двинулся в обход. – Сдавайся, – повторил Ковалев. – Мы гарантируем тебе жизнь. Немного посидишь в кутузке. А через месяц тебя обменяем на своего… Ты получишь свободу!

– Свободу? – послышался насмешливый голос, который почему-то Ковалеву показался знакомым. – О какой свободе ты говоришь, Андрей?

Ковалев выглянул из своего укрытия, пытаясь рассмотреть неизвестного:

– Мы знакомы?

Тот, не высовываясь, прокричал в ответ:

– Что, не помнишь старого друга, которому обязан жизнью?

Внутри Андрея Ковалева все похолодело, на его спине выступил пот, он изменился в лице и дрожащим голосом проговорил:

– Вася? Егоров?

В этот миг из-за дерева высунулось лицо со шрамом, которое он запечатлел в своей памяти еще с прошлой их встречи.

– А ты знаешь, Андрей, я ведь видел тебя еще там, в Славянске. И не один раз…

– Возможно ли это? – невпопад прокричал Ковалев, лихорадочно соображая, что же делать.

– О, да, друг мой, – судорожно засмеялся Егоров, вгоняя последний патрон в магазин своего пистолета. – Я хорошо рассмотрел твоё лицо… через прицел моей винтовки. Оно было таким задумчивым и серьезным. Если бы ты знал, сколько раз я мог грохнуть тебя прямо там, на месте!

– Так, значит, это был ты… Тот неуловимый снайпер, который положил моих парней, – догадка болью пронзила сердце Ковалева.

– Война… Она всех делает убийцами, – мрачно усмехнулся Егоров, передергивая затвор пистолета. Он поднялся со своего места. Ковалев в этот миг сделал то же самое. Они вышли из своих укрытий одновременно. У одного в руках был автомат, у другого – пистолет. Они держали друг друга на прицеле.

Два друга, которых война сделала врагами…

– Почему, Вася? – с блеском в глазах выпалил Ковалев. – Зачем ты перешел на их сторону?

– Ты меня считаешь предателем, – невозмутимо отозвался Егоров. – Но ошибаешься… Я воевал вовсе не против России, я воевал против тех, кто ведет нашу страну прямиком к пропасти. И ты ведь знаешь, что я прав! Разве ты не чувствовал себя брошенным на произвол судьбы? Им плевать на тебя, на меня, на русский народ. Они хотят только одного – власти…

– Может, и так. Но ведь это не оправдывает того, что ты делал. Ты же своих убивал, своих братьев, – глаза Ковалева увлажнились, и по его щеке скатилась слеза.

– Братьев? – переспросил Егоров. – А ради чего они пришли сюда? Это ты один такой идейный, воевал за Россию. А они… и так уже были мертвы.

– Ты говоришь почти как Дима Вяземский, – вспомнил Ковалев недавнюю историю 1 . – Ты стал демоном, Вася!

1

Эта история описана в романе «Демон».

– Демоном? – мрачно усмехнулся Егоров. – Возможно… А знаешь, Андрей, почему я не убил тебя тогда, в Славянске? Нет, вовсе не из жалости и не потому, что когда-то сам же спас тебя. Просто я хочу, чтобы ты понял, что понял я… Ты такой же, как я. Ты думаешь, в отличие от остальных. И… – он не закончил фразу, услышав шорох за спиной. Обернувшись, он нацелил свой пистолет на ополченца, подкравшегося к нему сзади.

– Не стрелять! – закричал Ковалев своему подчиненному и «брось пистолет» – Егорову.

– Брось пистолет, Вася. Клянусь. Я дам тебе уйти…

– Ты отпустишь того, кто положил твоих парней? А как же ты объяснишь это своему начальству? – засмеялся Егоров. – Вон, сколько свидетелей, – он кивнул на других ополченцев, которые спешили на помощь своим товарищам.

– Ты видишь, что окружен. Брось пистолет! – повторил свое требование Ковалев и крикнул ополченцам:

– Не стрелять!

Оглядев тех, которые держали его на прицеле, Егоров скривил мрачную гримасу и посмотрел на Ковалева.

– Андрей, я облегчу тебе задачу, – с этими словами он приставил дуло пистолета к своей голове и… произвел выстрел.

– Нет! – вскрикнул Ковалев и подбежал к безжизненному телу, которое распласталось на земле.

***

– Нет! – вскричал Андрей Ковалев и… проснулся. Сердце бешено колотилось в его груди, и он сильно вспотел и должен был отдышаться. За окном стояла темная ночь. Переведя дух, Ковалев еще долго лежал на спине, вглядываясь в темноту, пока не стало светать.

Ему часто снился этот сон, который возвращал его к временам известных событий. С тех пор прошло уже четыре года, но воспоминание было столь ярким, что казалось, будто все случилось вчера.

Вскоре после Иловайска Андрей Ковалев вернулся в Россию…

Увы, эта поездка, кроме новой боли, ничего не принесла ему. Боли не телесной, – по счастью, за все время боев он не получил ни одного серьезного ранения, не считая одной царапины от пули, что едва задела его под Славянском. Но боли, которая терзала его израненную душу. Напротив, эта боль усилилась, и причиной тому был отчаянный поступок Василия Егорова.