Родиной призванные(Повесть)

Надя позвала Дарью:

— Понимаешь, что нам предстоит? Ну ладно… Не пугайся… Вот стол… Будешь здесь, я здесь… У тебя вата, бинты, йод. У меня ланцет. Чисто вымытые руки. Больше ничего. Аппендикс, видимо, сильно воспален. А теперь представим, что острая боль вынудит больного вздрогнуть. Здесь станут бойцы, отец, мать. Нет, мама пусть держит наготове кипяченую воду. Что будет, если… — Шаг за шагом они прошли мысленно все этапы операции. — Там некогда будет раздумывать. Ну а теперь надевай халат.

Командир, почувствовав прикосновение стакана, открыл глаза, бойцы приподняли его голову. Командир поперхнулся, но все же проглотил самогон. Взял руку Нади, поднес ее к губам.

— Вы будьте молодцом, — громко прошептала Надя.

Она попросила бойцов поднять диван. Отец принес две доски, и теперь больной оказался на уровне операционного стола. Нашлись ремни. Больного привязали.

Операция длилась более часа. Несколько раз Дарья вытирала лицо докторши. Оно побледнело, капельки холодного пота блестели на лбу. Во время удаления аппендикса больной дрогнул, но ремни и сильные руки бойцов, словно железные обручи, прижали его к столу. Потом — обморок, длившийся несколько минут. За это время Надя успела наложить шов и, затягивая последнюю шелковинку, вдруг громко засмеялась. Этот нервный смех очень успокаивающе подействовал на командира. Глубоко вздохнув, он сказал:

— Здорово! Молодец!

Всю ночь Надя провела возле больного. Один из красноармейцев шепотом рассказал ей о недавних событиях:

— Жуковский мост, что на Десне, взорвали. Отходить пришлось нашей пятидесятой. Фашисты захватили Орел и двинулись дальше. Трудно было. Разве все обскажешь! Бросались против танков с гранатами да бутылками. Умирали под гусеницами… Приказ: «Двигаться за Десну». Отходили с боем. Проверили заряды в фермах и опорах моста, вставили взрыватели. Еще раз обследовали каждый метр электрических проводов, что протянулись в окопчик. Можно бы взорвать, но решили напоследок угостить вражину. Темнота. Тишина. Вдруг затрещали мотоциклы. Фашисты остановились у моста, дали несколько очередей по левому берегу. Мы замерли. Не получив ответа, мотоциклисты проскочили мост. На берегу один из них повернул назад предупредить своих, что мост цел. Теперь заревели танковые моторы. Мост словно застонал под тяжестью колонны. Пора. Вот тут и дали прикурить фашистам. Взрыв поднял вверх фермы, куски опор — всё к черту. Танки рухнули в реку. Вскоре я нагнал свой батальон. Горькая весть за сердце меня схватила. Погиб наш командир генерал Петров. Герой… В Испании дрался против фашистов…

— А как же вы выбрались из окружения? — тихо спросила Надя.

— Страшно вспомнить эти проклятые болота. Сотни людей умирали стоя, постепенно погружаясь в пучину. Но никто не сдавался. Многих спасла железная воля командира дивизии Серегина. Отцом он был для бойцов. Суровый его приказ — «Победа или смерть!» — собрал всех, кто остался в живых, и бросились мы на вражьи цепи. Не устояли фашисты. Гудериан списал со счета нашу двести девяносто девятую дивизию. А она вышла из окружения. Мне пришлось остаться здесь, спасать командира.

— Спасибо, друг, за добро, за мужество. — Надя пожала руку бойцу.

Завтра эти люди уйдут на восток. Подходящий случай передать письмо к мужу. Надя верила, что он воюет…

Вырвав два листка из ученической тетради, она убористым почерком нанесла на бумагу одну строчку за другой.

Глава пятая

На пятый день, когда с низкого неба сеял тяжелый, холодный дождь, к Митрачковым пришел дядя Кости Поворова — Василий Никитич. Посоветовались и решили отправить больного в Бельскую, где у матери Поворова уже лечились два раненых партизана. Рано утром Надя выпросила у полицая Махора подводу для выезда в поселки. На этой подводе полевой дорогой отправили командира, переодетого во все мужицкое. Бойцы пошли следом.

Сегодня появился в школе Кабанов, и Надя решила поговорить с ним. Предварительно сходила в Сещу, но встретить Константина Поворова не удалось. Возвращаясь домой, Надя задержалась у аэродрома. На летном поле стояли рядами новые самолеты — желтобрюхие, с серебристыми крыльями. Черные кресты с желтыми окаймлениями на плоскостях, такие же черно-желтые кресты на борту и свастика на хвосте. Группа солдат устанавливала гнезда для новых зениток.

«Вот картина для глаз разведчика», — подумала Надя. И вспомнился ей другой аэродром с его огромным небом, с дуновением легкого ветерка, который так приятно проникал в каждую травинку. Из глубины памяти возникло на миг, как они с мужем поднялись на самолете в небо. Доброй, чудесной представилась ей земля.

«Там и сейчас величественно и тихо», — подумала она, глядя вверх.

— Доктор! Фрау Надя, — окликнул немец и быстро зашагал в ее сторону. — Отто Геллер! — отрекомендовался пожилой военный в чине ефрейтора. — Мне говорили, что вы хорошо лечите, — сказал он по-русски. — Я иду к Морозовым. У них часто собираются веселые девушки. Скучно мне. Прошу, фрау, составить мне компанию. Надя согласилась.

Семью Морозовых Надя знала. Слышала, что Аня Морозова работает прачкой в немецкой комендатуре. Связь немца с домом Морозовых ей показалась подозрительной, и все же она пошла, надеясь завести разговор о приобретении лекарств. Операция укрепила ее веру в свои силы. А если к тому же будут лекарства — совсем здорово!

В Сеще семья Морозовых, после того как разбомбили их дом, поселилась в бывшем помещении детсада, недалеко от железнодорожной станции.

Немец постучал. Спустя некоторое время послышались тяжелые шаги. Дверь открыла мать Ани — Евдокия Федотьевна.

— Здравствуйте, пани Евдокия!

— Какая я пани! Смеетесь, господин офицер… Баба и есть баба!

— Проходите, пожалуйста! — послышался из комнаты мягкий женский голос.

Знакомые интонации. Большие, смелые глаза улыбаются приветливо.

— Аня!

— Надюша, милая! Как же это ты?

— Ах, не спрашивай… Все перемешалось в голове и в сердце, — обнимая подругу, ответила Надя.

— О, это хорошо. Подруги вместе. Подруги с нами. Это, как лучше сказать… Очень хороший климат для души.

— Все теперь вместе, — сказала Аня. — И Люся тут, и Маша Бакуткина, Паша, Шура и Костя… Весело будет работать. Да, да, работать. — Аня с каким-то внутренним Значением подчеркнула слово «работать».

Немец улыбнулся с глубоким удовольствием.

— Арбайтен! Арбайтен! Очень хорошо. Работать… Русские должны много работать. Тогда русским будет хорошо. В Сеще большая наша авиабаза. Много, много работать. Русский, чех, поляк. Будет хорошо.

«Это тебе будет хорошо, проклятый фашист», — подумала Надя и тут же перевела взгляд на Аню.

Морозова ответила понимающим взглядом.

— Работать! — снова сказала она. — Здесь, Надя, есть поляки, чехи, румыны. Плотники, столяры, маляры, чернорабочие.

Геллер расплывался в улыбке. У Ани же получалась не улыбка, а так, кислая гримаса.

— Я старше вас. Хотел вам сказать совсем как отец: работайте. Крепите великие акции германской империи.

Против нас — значит смерть. Вот я и говорю, говорю… У меня есть маленькая бутылка хорошего вина.

Отто достал из бокового кармана шинели плоскую бутылку ликера.

— Мать, — позвала Аня, — дайте что-нибудь закусить.

— О, найн, нет!.. У меня есть шоколад. Прошу, пани…

— Вы, Отто, совсем ополячились, — дерзко сказала ему Аня.

— О, да! Я долго жил в Познани. Теперь это провинция великой Германии. Благодатный край.