Родник пробивает камни
Шрифт:
— Ну как? — теперь уже Крюков спросил Кораблинова.
В тишине зала было слышно, как Галя за стеной, в аппаратной, меняла ролики.
— Не пойму отчего, но что-то, мне кажется, не то. И странно, почему-то вспомнился мне сейчас Горький. Не то в каком-то месте своих воспоминаний, не то в одном из писем он писал, что во время работы над ролью Ивана Грозного Шаляпин так вжился в образ, что все у него было царственно, даже в разговоре с прислугой в гостинице, в кругу друзей, в общении с товарищами. Походка, жест, взгляд — все монаршее, царское. Горький над ним потешался. Когда они купались в Волге, Шаляпин даже в воду совершенно
— Вы это к чему? — прозвучал в темноте голос Крюкова.
— А к тому, что Подрезов вот уже несколько лет спит и видит себя в роли Гамлета, на нем он буквально помешался. Скажи ему сейчас, что за эту роль в фильме он должен по-пластунски проползти от Москвы до Ленинграда, он тут же плюхнется на землю и поползет.
— Чем вы так недовольны, Сергей Стратонович? — спросил Крюков, видя, как, прикуривая трубку, Кораблинов сердито хмурился и брезгливо выплевывал попавший в рот табак.
— Всем! — резко бросил в темноту зала режиссер. — И тем, что Подрезов так и не понял, что ему нужно играть, и тем, что в каждом его движении, в каждом жесте сидит мушкетер д’Артаньян, а в глазах плещутся терзания и муки Гамлета. А тут нужно играть рабочего человека, простого русского парня, труженика!..
— Галя, давайте второй ролик, с Путинцевым, — бросил в телефонную трубку Крюков.
И снова на экране замелькали те же самые заводские кадры, где рядом с обмотчицей Верочкой Суетиной — ее играла молоденькая выпускница института кинематографии и очень волновалась: это была ее первая роль в кино — был уже не Подрезов, а Владимир Путинцев.
Когда на экране потух последний кадр и нужно было включать в зале свет, все трое — Кораблинов, Крюков и монтажер — сидели молча и не шелохнувшись.
— Ну как, Сергей Стратонович? — тихо спросил Крюков.
— Да!.. — как вздох, пронесся в темном зале ответ Кораблинова. — Путинцев в этих кадрах живет, Подрезов играет. А ведь я ему вдалбливал это почти полгода. Не знаю, что и делать дальше.
И вдруг из глубины зала, откуда-то с задних рядов, как из могилы, прозвучал хрипловатый, натужный голос Подрезова:
— Вы уже все сделали, Сергей Стратонович!..
— Дайте свет! — почти крикнул Кораблинов в телефонную трубку, и в зале тут же зажегся свет. Кораблинов повернулся на голос.
Подрезов и актер Мартынов, игравший в фильме эпизодическую роль, стояли на ковровой дорожке прохода, между рядами кресел.
Нелегко ввергнуть Кораблинова в растерянность, но здесь он на некоторое время смешался. Но это замешательство продолжалось недолго.
— Николай Борисович, вы оба ролика видели с цеховыми эпизодами? — спросил Кораблинов спокойно, будто он и раньше знал, что в просмотровом зале сидит Подрезов.
— Видел оба, Сергей Стратонович.
— Вам не кажется, что у Путинцева бригадир Рудаков в этих кадрах получился естественней?
— Когда мне что-то кажется, я крещусь! — резко ответил Подрезов, и Кораблинов заметил, что голос его дрожит.
— И это помогает? — уже несколько раздраженно и насмешливо прозвучал голос Кораблинова.
Вопрос режиссера поставил Подрезова в тупик.
— Помогало моей бабушке, она у меня была очень религиозная, — ответил Подрезов. — Я не ожидал только одного: чтобы под меня тайком подставляли какого-то заводского Федьку, который вечерами от нечего делать балуется в драмкружке.
— Ого!..
Вон вы куда!.. — развел руками Кораблинов и повернулся к Крюкову: — Станислав Сергеевич, может, извинимся перед Подрезовым, что взяли и не спросили у него позволения попробовать на роль бригадира Владимира Путинцева? Как вы считаете, пожалуй, стоит извиниться?Не дождавшись ответа Крюкова, Подрезов резко направился к дверям. Уже с самого порога он, повернувшись, бросил в пустынный зал:
— Этот разговор мы продолжим через неделю, когда я вернусь из Ленинграда. А сейчас — прошу прощения, если сказал что-нибудь не то.
С этими словами Подрезов бесшумно закрыл за собой дверь.
— Он даже сердится театрально! — брезгливо поморщившись, сказал Кораблинов. — Штамп в жесте, штамп в позе, штамп в мыслях!..
— Подрезов не нравился вам с самого начала, — вставил Крюков. — А тут совсем начал выкидывать коленца. Ничего, за неделю он одумается. Приедет — тише воды и ниже травы будет. Его гонора хватает на пять минут.
— Мне его гонор не нужен и на секунду! — почти рявкнул Кораблинов, и голос его в пустом зале прокатился эхом. — Мне нужны талантливые актеры и порядочные люди, а не неврастеники.
…В Ленинграде Подрезов пробыл больше месяца. Съемки «Трех мушкетеров» затянулись. И этот факт — задержка плановых съемок по вине артиста — позволял Кораблинову сделать перестановку: после новых проб в других, незаводских эпизодах на главную роль в фильме «Заводские сполохи» он назначил Владимира Путинцева.
С заводским начальством Кораблинов договорился без особого труда. На период съемок Владимиру был предоставлен отпуск с полным сохранением средней месячной зарплаты — так распорядился директор завода, которому мысль эту подал заместитель секретаря парткома Таранов.
Съемки продолжались лето и осень, а ранней весной на экраны вышел фильм «Заводские сполохи», о котором в центральной прессе было высказано немало теплых слов и одобрительных оценок. Большая часть похвалы выпала на долю Владимира Путинцева. Почти в каждой статье критики и рецензенты не упускали случая особо оговорить, что одну из главных ролей в фильме исполнял рабочий с завода имени Владимира Ильича.
Дальше все пошло так, как обычно бывает в таких случаях: почти отеческое покровительство Кораблинова, успешно сданные экзамены на вечернее отделение во ВГИК, занятия в семинаре Кораблинова…
Кораблинов, Кораблинов, Кораблинов… Встреча с ним стала судьбой Владимира.
Все прожитые в Москве годы благодатным сном проплыли в воображении Владимира, пока наконец он не дошел до той самой минуты, когда всего лишь несколько часов назад сам Кораблинов подошел к нему в просмотровом зале, положил ему на плечо руку и сказал, что роль Григория Печорина в кинофильме «Герой нашего времени» будет играть он, Владимир Путинцев.
«Мама!.. Если б существовала на свете телепатия, то я уверен: сердце твое сегодня трепетало бы от счастья. А Светлана? Как будет рада она, когда я сегодня сообщу ей эту новость, от которой у нее захватит дух. Чего доброго, от радости расплачется…»
Размечтавшись, Владимир не слышал, как дверь в комнату открылась и в нее втиснулась седая голова вахтера.
— Эй, ты, аника-воин!.. Поди, проспался?! Вставай!..
Владимир вскочил с кровати и подошел к вахтеру. Вытянув голову и слегка согнувшись в коленях, он таинственно спросил: