Родные и близкие. Почему нужно знать античную мифологию
Шрифт:
Николай Дубов принадлежит к тем писателям, которые — одни из первых — забили тревогу, увидев порок не менее страшный, чем бюрократизм. Этот порок — пьянство. Писатель попытался исследовать причины падения, уничтожения человеческой личности, подпавшей под власть бутылки с зельем.
В своей лучшей повести «Беглец», написанной в 1965–1966 годах, Николай Дубов пытается ответить на вопрос: «Зачем люди пьют?» Этот вопрос мучительно тревожит главного героя произведения Юрку, доброго, впечатлительного мальчика. Вокруг него почти все пьют. Близкие и далекие, хорошие и плохие. Пьет инвалид войны Роман Безногий, топящий в вине постигшую его трагедию: инвалидность, одиночество, полунищету. Пьет отец Юрки — слабый человек с неудавшейся жизнью. Пьют родственники и знакомые Юрки от того, что труд их лишен смысла. И даже самый привлекательный персонаж повести, Сенька-Ангел, о котором Юрка знает, что тот ничего не пьет, даже пива, проводив на поезд раздавленную горем
«Юрка во все глаза смотрел на него.
— Ты ж не пьешь! — сказал он.
— А ты и в самом деле думал, что я — ангел? — усмехнулся Семен… со зла выпил…»
Человек, которого Юрка спросил: «Зачем люди пьют?», — архитектор Виталий Сергеевич знает ответ на этот вопрос: «По разным причинам. Но в общем, какие бы ни были причины, — от слабости… зелие это одурманивает, одуряет, и человеку и он сам, и все окружающее видится не таким, какое оно есть на самом деле. Трусу кажется, что он герой, уроду и тупице, что он красавец и гений, все беды и несчастья — пустяками, море становится по колено… И так втягивается, потом уже без этого не может обойтись. Это прилипчиво, как зараза, как неизлечимая болезнь. И попросту — это трусливое бегство. Трусливое и бессмысленное — в бутылку. Из неё-то уж во всяком случае выхода нет. Только один — смерть…» Но сам, к сожалению, топит в вине своё достоинство, честь, чувство вины перед близкими. И его трагический конец видится читателю «Беглеца» не как случайная гибель во время шторма, а как бегство в смерть от того, куда его завела душевная слабость и трусость… Так кончает добрый, умный, интеллигентный человек. Жестокий урок! Но писатель не хочет и не может смягчать его…
Почти во всех произведениях Дубова остро ставится вопрос о взаимоотношении человека с природой. Дубов выступал в защиту природы и как публицист, до сих пор не потеряли актуальности его темпераментные статьи о судьбе Азовского моря, о хищническом и бездумном наступлении на природу в других регионах нашей большой страны.
В публицистических выступлениях Дубова немалое место занимали и экономические соображения, и забота о том, в каком виде получат землю и её богатство наши наследники. Но главное всё же Дубов видит в другом. По убеждению писателя, отношение к природе является некой лакмусовой бумажкой, определяющей социальное и нравственное лицо человека.
Человек не оккупирует природу. Представление о том, что природу следует завоевать, а следовательно, с ней надобно воевать — не только чуждо, но и ненавистно Дубову. По его убеждению, «завоевательское» отношение к природе не только приводит к хозяйственной катастрофе: эрозии почв, пересыханию рек, гибели лесов и животного мира. Самое страшное в том, что такое отношение глубоко безнравственно. Человек, рассматривающий природу как завоеватель, закономерно начнет оценивать и людей лишь как «природные ресурсы». Отсюда кратчайшее расстояние до таких негативных явлений, как социальная деформация общества, утрата моральных ориентиров.
Творчество Дубова последних десятилетий пришлось на время, которое мы сегодня определяем как застойное. В эти годы не поощрялась глубокая критика явлений социальной несправедливости. Предполагалось, что наше общество является обществом полной социальной справедливости, как и должно быть в стране, где социализм построен полностью и окончательно. А то, что он окончательно построен, — провозглашалось везде и всюду.
Дубов не участвовал в славословии и суесловии, чем страдали иные писатели. Он исследовал реальную жизнь и видел в этой жизни явления его глубоко тревожащие. Он видел не только материальное, но и социальное неравенство. Когда нарушался основной принцип социализма — «каждому но труду». На стройках, у заводских станков, на поле, в море самоотверженно трудились люди, зарабатывающие свой хлеб нелегким трудом. А рядом с ними находились и те, кто только притворялся работающими, которые халтурили, трудились «абы как» и жили не хуже, а, пожалуй, и лучше честных тружеников. А ещё были и те, которые хлебали полной ложкой из котла, наполненного результатами народного труда, ничего в этот котел не вкладывая. «Самордуи» самых различных модификаций изображены Дубовым со всей силой негодования и презрения. Писатель видит в них особенную социальную опасность ещё и от того, что рядом с ним живут дети и подростки, воспитание теснейшим образом связано со всем хорошим и плохим, что существует в обществе. И позиция писателя в этом важнейшем вопросе совершенно определенна. Целый ряд писательских отступлений в романе «Горе одному» посвящен мыслям Дубова об отношениях взрослых к детям. Он пишет: «Обнеся чертой то, что, по их мнению, составляет круг детских интересов, взрослые с помощью книг, нотаций и даже наказаний пытаются удержать в нем детей. Но черта существует только в их воображении. Дети непрестанно
перешагивают её, а если им запрещают, делают это тайком. Родители пытаются оградить детей от узнавания множества вещей. Но дети видят и узнают всё. Они видят смерть и горе, узнают любовь и ненависть, подлость и благородство, низменные поступки и высокие взлеты. В сущности, человек уже в отрочестве узнает жизнь и все, что в ней происходит».По убеждению Дубова не где-нибудь, а в семье происходит в ребенке формирование личности, осознание своей индивидуальности, там закладываются её нравственные основы, понимание границы между добром и злом. Но не меньшее значение он отводит школе. Ибо в школе происходит переход от детства к отрочеству. Дубов пишет: «Наступление отрочества — рождение сознания. Оно бесстрашно и беспощадно всматривается в мир — «Каков он?» — и в себя — «Зачем я?». В ответе на эти вопросы, в поисках истины и происходит взросление, обретение человечности.
Автор сурово критикует педагогику, считающую, что задача школы состоит лишь в том, чтобы подготовить детей к будущей «настоящей», взрослой жизни. Собственно говоря, такое представление о ребенке, как о некоем «полуфабрикате», ненамного отличается от того, что дядя Троша говорит Алеше Горбачеву: «Покуда ты не человек, а четвертушка». Дубов принадлежал к писателям убежденным, что детство является не состоянием куколки, из которой должна вылупиться красивая бабочка, а важнейшим и полноценным состоянием человеческой жизни. Без счастливо и увлекательно прожитого детства не состоится гармоничный человек! Впрочем, это убеждение разделяли и разделяют все выдающиеся советские педагоги. Один из основателей советской педагогики П.П. Блонский говорил: «Но мы до сих пор глухи к потребностям ребенка и нечеловечны. До сих пор школа — фабрика будущих людей, а не организация нормальной жизни ребенка в настоящем». На таких же убеждениях строится педагогика В. Сухомлинского — самого яростного противника запретов и наказаний для детей. «Если вы хотите, чтобы в стране не было преступников, — воспитайте детей без наказаний», — говорил он.
Взгляды Дубова на воспитание были построены прежде всего на личном жизненном опыте, на том, что видел в реальной жизни цепкий и прозорливый взгляд художника. И они соответствовали традициям передовой русской педагогики, взглядам лучшей части русской интеллигенции. Стоит вспомнить слова замечательного книговеда и просветителя Н.А. Рубакина: «Ребенок прежде всего человек, а не объект для педагогических манипуляций. За ним тоже необходимо признать своего рода гражданскую свободу и право на самоопределение, а не только вменять ему в обязанность довольствоваться тем, что ему дают г. г. старшие, слушаться в повиноваться им».
Значительная часть романа «Горе одному» посвящена исследованию жизни школьного коллектива, взаимоотношениям учителей и учеников, различных детских характеров. Герою романа, Леше, приходится сталкиваться не только с хорошим, но и с плохим, не только с добром, но и со злом. Что же является тем неосознанным компасом, который позволяет мальчику во всех сложных ситуациях, столкновениях с самыми разными людьми находить правильный, нравственный выход? Этим компасом является стремление к справедливости. По убеждению автора романа, эта черта самая главная, самая ценная в любом человеческом характере. Во всех конфликтах романа автор безоговорочно становится на сторону бескомпромиссного стремления юного человека к справедливости. Так происходит в столкновении шестиклассника Юрия Трыхно со своими товарищами.
Конфликт этот драматичен и по своему накалу и по последствиям. В романе целая глава посвящена истории падения и наказания Юрия Трыхно.
Старший пионервожатый Гаевский несложной и недоброй софистикой убеждает мальчика, что тот — ради блага для своих же товарищей — должен докладывать ему об их дурных поступках, чтобы пионервожатый мог вовремя предотвратить неприятные последствия. И Юра в глазах товарищей становится предателем. Гаевский использует неопытного мальчишку ради своих корыстных целей, не задумываясь, что у ребенка расшатывается костяк нравственных понятий, что он становится непрочным, ненадежным.
Исследуя жизнь детского коллектива, Дубов не жалеет самых жестких оценок для неумных, неумелых, неталантливых людей, профессионально занимающихся воспитанием. Он сурово говорит о плохих, схематичных книгах-руководствах для детей. «В сущности, это были не книги, а сборник задачек по поведению, примеров того, что нужно и похвально делать детям и что делать нельзя и не похвально. Придуманные мальчики и девочки совсем не похожие на тех, что были вокруг Лешки, прилежно решали эти задачки».
А пионерская организация? «На пионерских сборах тоже непрерывно говорили об учебе и дисциплине, только уже не взрослые, а сами ребята. То один, то другой пионер читал по тетрадке доклад на сборе, и о чём бы он ни был, дело всегда сводилось к тому, что нужно быть дисциплинированным и хорошо учиться. Пионеры непрерывно учили друг друга хорошему поведению и усердию. Помогало это плохо… слова эти были как бы сами по себе и не влияли на их поступки».