Родословные

Она с явной неохотой отпустила его плечо, а в ее ярко-голубых увлажненных глазах читалась непередаваемая грусть. Гавриил остался непреклонен и верен себе: сложив на лице искреннюю гримасу глубочайшего, но в то же время игривого сожаления, добавил: – Не переживай, я все равно слишком молод для тебя.

Сказанное вызвало улыбку на лицах обоих. Гавриил кивнул ей, и Лидия машинально повторила его движение.

Ухватившись за нос лодки, он легким движением руки развернул ее к морю и скучающему где-то в пятнадцати километрах от берега одинокому острову Ганкаджима. Еще толчок и лодка уже полностью оказалась на воде, и Гавриил быстро запрыгнул внутрь. Он отчалил, и лодочка устало заскользила по слабым волнам Восточно-Китайского моря. Лидия долго стояла на берегу, провожая его взглядом до тех пор, пока расстояние не растворило его в очертаниях одинокого острова.

Подвесной лодочный мотор, сверху заботливо защищенный крышкой проржавевшего листа прохудившегося железа, удалось завести не сразу, а завелся он с каким-то ужасающим ревом и работал то и дело, захлебываясь собственным грохотом, извергая клубы черных облаков окиси углерода. Шансы подобраться к острову незамеченным резко уменьшились, а то, как вяло и почти нехотя лодка боролась с малочисленными волнами, наводили Гавриила на мысли о том, что вплавь он мог добраться гораздо быстрее, или же если бы греб веслами, которыми лодка, к сожалению, оснащена не была. В любом случае, думалось Гавриилу, если в конце пути ты неизбежно встретишь смерть – разве важно то, как ты до нее добрался?

Издалека остров показался ему большим, намертво отдавшим якорь кораблем, а подплывая к нему все ближе и ближе, он понял – корабль этот, по какой-то неизвестной ему причине, заброшен уже довольно продолжительное время. Находясь в лодке, посреди моря, Гавриил сравнил себя с необратимо приближающимся островом. Вот только была между ними одна существенная разница – Гавриил мог идти в море куда угодно, а вот остров, напротив, так и останется стоять неподвижной, покинутой скалой. С осознанием этой разницы, в голове Гавриила закрались мысли о побеге. В какой-то момент он даже поверил в успех этой затеи, но чуть позже здравый смысл восторжествовал. Бежать бесполезно. С возможностями Виктора найти Гавриила не составит никакого труда.

Оказавшись на безлюдном острове, Гавриил беспечно блуждал по нему некоторое время, в поисках Сусаноо, но того будто бы никогда здесь не было, остров оказался совершенно пустым, не подавал никаких признаков жизни. Только бесконечные голые и давно потускневшие бетонные стены, кое-где покрытые неясной растительностью, жили своей, отчужденной от всего остального мира жизнью. Город-призрак когда-то давно явно был густонаселенным, об этом свидетельствовали большие корпуса некогда жилых домов. Выглядело все крайне мрачно, а с наступлением темноты мрак дополнился прохладным, пронизывающим до кости ветром, свободно разгуливающим и посвистывающим меж узких улочек.

Не совладав с собственным любопытством, Гавриил все же залез в один из домов. Удивительным ему казалось то, что в некоторых квартирах, мельком им осмотренных, когда-то обжитых и обставленных с явной любовью еще остались вещи былых жильцов. Кое-где сохранились не только столовые приборы, но и посуда, хоть и изрядно пострадавшая от беспощадного времени. Оставшиеся предметы мебели были похожи как один – их заботливо покрыло слоем пыли. Забавным Гавриил нашел то, что квартиры, заброшенные много лет назад, выглядят почти в точности так же, как выглядело когда-то жилище, в котором он рос. Его мать никогда не отличалась чистоплотностью, а отец, глядя на все сквозь свою поллитровую призму наверняка был уверен в том, что живет во дворце, только мрачном.

Остров бы наверняка приглянулся любителям всего заброшенного и уж точно с легкостью мог выбиться у них в фавориты. Даже в столь запущенном состоянии остров, название которого было весьма труднопроизносимым для Гавриила, был необычайно загадочен и пленил своей особенной одичавшей красотой.

– И как долго ты собираешься тут находиться? – откуда-то снаружи доносился чей-то хрипловатый и несколько искаженный старым динамиком голос. Гавриил стремительно подошел к первому найденному окну и без малейшей осторожности высунулся в него почти всем телом в попытках установить источник звука. Так ничего не обнаружив, он покинул здание через то же окно. Пролетев вниз три этажа, он столкнулся с землей и с непривычки подкосившиеся ноги сделали приземление ну совсем постыдным – Гавриил упал на землю, но, нисколько не расстроившись из-за постыдного падения, поднялся очень быстро и продолжал оглядывать нависшие над ним бетонные стены заброшенных жилых домов в попытках найти невидимый голос.

– Интересно, сколько времени ты бы потратил на поиски входа? – продолжил голос, явно позабавившийся нелепым падением Гавриила.

Сейчас Гавриил списал отчетливо слышимый им голос на свой невероятно, как ему казалось, обостренный слух, но радоваться этому пришлось не долго, поскольку спустя секунду он установил источник звука – изрядно потрепанный громкоговоритель, закрепленный на пике фонарного столба, вещал крайне уверенно и был, как ему показалось, несколько оскорблен:

– И, по-твоему, это мое творение? – надменно фыркнул голос, явно обращаясь к кому-то. – Это даже не смешно.

Гавриил же непонятно зачем продолжал смотреть на ржавый громкоговоритель. Возможно так, он пытался как-то визуализировать неизвестного.

– Иди к больнице, – вновь начал голос.

– И как я пойму, что это больница? – крикнул Гавриил громкоговорителю. – Я не знаю японского!

– Красных крестов ведь еще никто не отменял, не так ли?

Осознав свою глупость, Гавриил направился вниз по заросшей густой травой улочке.

– В другую сторону, – надменно добавил голос, чем вынудил Гавриила развернуться.

К тому времени, как Гавриил определил здание больницы по едва заметному и почти стертому красному кресту, ночное небо уже полностью накрыло собой остров. Оставшись наедине с ночным городом-призраком, Гавриил на себе прочувствовал все его простейшее волшебство. Ни единой души, никаких лишних звуков, абсолютно ничего не отвлекает тебя от себя самого. Он будто бы оказался в пустыне и песком здесь служил цемент. Гавриил нашел это чувство уединенности бесценным и крайне приятным, но понимание того, что вечным оно сейчас оставаться не может, пришло вместе с видом на настежь открытые двери больницы. Гавриил немного выждал у входа в надежде получить дальнейшие указания, но поскольку их не поступило, решил войти внутрь.

По первому впечатлению, больницу, как и все остальное, тоже явно покидали в спешке, но, тем не менее, ничего действительно ценного внутри не оставили, а может и оставили, просто с годами все уже постепенно растащили. Холл больницы, во всяком случае, предстал перед Гавриилом именно таким – брошенным, но брошенным осознанно, целенаправленно.

– Иди прямо, – приказал голос, прозвучавший совсем близко, настолько отчетливо, что вынудил Гавриила одернуться и осмотреться – не стоит ли кто за спиной. За спиной, ожидаемо, его встретили лишь потрескавшиеся стены заброшенной больницы и кое-какая больничная утварь, хаотично разбросанная за ненадобностью.

Гавриил осторожно направился вперед. Шел он не долго. В какой-то момент характерный антураж давно покинутой больницы внезапно сменился. Гавриил, будто бы прошел через какую-то невидимую для глаза завесу и оказался совершенно в другом месте – хорошо освещенном помещении, изобилующим зеркалами самых разных размеров. Одни зеркала свисали с потолка, другие закрывали собой белоснежные стены, а некоторые, образовывая своеобразные колонны, располагались симметрично друг другу ближе к центру комнаты. Гавриил зачем-то попытался сосчитать колонны, но это оказалось довольно сложно. Их было четыре или восемь, а может шестнадцать. Некая оптическая иллюзия не позволяла назвать их точного количества. Впрочем, и само помещение могло оказаться намного меньше, чем казалось на первых взгляд или наоборот – еще большим, чем было сейчас. Гавриил в очередной раз запутался в собственных догадках.