Рок-идолы

Так как у нас не было аккордов и нот, мы могли лишь слушать эту песню, как и весь зал, и Лэкс аккомпанировал себе сам гитарой, и больше ничего, хотя уже со второго куплета Эйтан вошел в ритм и немного подыгрывал ему на ударных, а Макс на своей гитаре, но я и Шон даже не стали и пытаться этого делать. Я понимала, что не имею права, а Шон, потому что не хотел.

Я поняла, что эта песня значила для меня, и знала, когда она была написана. Но так же поняла, что Лэкс официально давал мне понять, что все кончено. У меня потекли слезы, и когда я поняла, что это уже испортило грим, то осторожно ушла со сцены, чтобы найти Эдварда, а он уже ждал меня с молчаливым каменным лицом, видимо так же поняв смысл песни, и слова Лэкса, которые были обращены ко мне, когда он говорил о прошлом. Он хотел подарить эту песню мне, но больше у меня не было на нее права, как и на него. Несколько секунд за кулисами я на глазах у удивленных осветителей рыдала в объятьях Эдварда, пока он не утащил меня подальше от сцены, но как оказалось, здесь все отчетливо было слышно. И пока Эдвард занимался гримом я обмякши сидела и слушала, а в душе словно все вдруг обрушилось. Я знала, что рано или поздно это случиться. Таков Лэкс, и это его знак, о том, что все прошло, и у меня нет другого выхода, как смириться. Все предыдущее я могла рассматривать, как месть, но эти спокойные слова и песня, говорили о конце всему.

После встречи с тобой,

Я не замечал тебя.

Но однажды оказалось,

Что отпустить тебя я не смогу.

Моя собственная слабость.

Ты осталась единственным,

Что я не смог понять,

И не хотел понимать.

Воспоминания о тебе,

Как старые фотографии.

Они остаются, даже если их сжечь.

Они остаются, даже если ты не рядом.

Моя собственная слабость.

Ты осталась единственным,

Что я не хотел иметь,

И не захотел потерять.

 Когда ты рядом,

Твои руки греют мне спину.

Когда тебя нет, все что остается,

Варить горький кофе.

Моя собственная слабость.

Ты осталась единственным,

Что я не смог принять полностью,

И не хотел изучать до конца.

Вот что хотел сказать мне Лэкс тогда, когда мы были только рядом, и если бы сейчас все было по-другому, я бы плакала от счастья, но Лэкс таким образом говорил мне «нет». Знал ли кто-то в этой толпе, что значат для меня эти слова? В зале было только пару человек, что понимали меня, и моя боль, и то не до конца.

Песня была воспринята не то что на ура, а огромным ажиотажем, и аплодисменты несколько минут не смолкали, и я их понимала – эта красивая музыка, и слова, которые не возможно было пропустить. Это последняя и самая сильная месть, но в то же время и такая красивая. Да, если так можно сказать, Лэкс расстался со мной красиво, и не изменяя себе.

Я не помню, как доиграла концерт, и сколько раз мы выходили на еще одну песню, хотя контракт этого и не включал в себя, но таковым было решение Лэкса, а продюсер Бин быстро решил все вопросы с организаторами концерта, которые переживали, что так поднимется цена гонорара.

После концерта я падала с ног, и не потому что была уставшей, словно меня заставили пробежать дистанцию в полном снаряжении, а потому что сердце болело. Теперь мне нужно подумать о том, что делать, чтобы не сойти с ума и не расклеиться окончательно, я не могу страдать всю жизнь. Нужно уметь признавать поражение.

Глава 24. Ты умеешь прощать

Так как мы вчетвером делили гримерку, единственным местом, где я мог побыть сам, оказался туалет. Не слишком то и чистый, да и запах оставлял желать лучшего, но здесь я смог умыться, и несколько минут просто побыть в одиночку, чтобы прийти в себя. Неужели я действительно это сделал? Неужели действительно решился таким образом сказать ей, чтобы она больше ни на что не надеялась, и я хочу обо всем забыть? Но ведь это не так! Я не могу забыть, и не хочу ничего забывать, не хочу забывать ее.

Я так устал без нее, видеть ее постоянно, видеть как ей плохо, и знать об этом, но продолжать быть жестоким, это даже хуже, чем могло показаться остальным. Как тяжело мне давалось безразличие, никто этого не понимал. Я едва сдержался сегодня, когда она так равнодушно меня поцеловала, и тогда, когда в парке сказала, что действительно мы можем все забыть, потому что со временем все проходит. Я говорил это только для того чтобы увидеть ее реакцию, а она так спокойно согласилась.

Но сколько это все могло продолжаться – то как я мучаю себя и ее, это больше похоже на пытку. Нужно или расстаться или забыть о том, что она так поступила со мной, с нами, что не поверила мне. Но разве это действительно было предательством?

Я был сейчас не в том состоянии, чтобы это все анализировать. Я был вымотан эмоционально, и ужасно устал, и все чего сейчас действительно хотелось, так это оказаться в Ньюпорте, и заснуть возле Эшли на том каменном берегу. Что с ней сейчас? Наверное, она расстроена? Я боялся, что это так, и все же хотел, чтобы так и было. Мне было неуютно и плохо. Потому что заставлял ее страдать, но какая-то часть меня хотела продолжений всем этим страданиям, чтобы она не забывала обо мне, думала, чтобы продолжала любить. Я понимал, что сегодняшняя песня только фарс, еще некоторое время, и я не выдержу без нее, вернусь к ней, заставлю вернуться ко мне. Но горечь все еще остается, и если сейчас мы попытаемся все начать с начала, я могу быть еще более жестоким, если буду вспоминать о том, что произошло.

Мне казалось, я закрыл дверь, но вдруг очнулся от того, что в туалете кроме меня еще кто-то есть.

– Ну что, страдалец, наконец вы все решили? – это был Шон, лицо его было веселым, и я тут же понял, что он не просто так меня нашел. Он так же как и я все еще был в концертном костюме, хотя вполне уже мог переодеться. Чтобы это значило, может ходил утешать Эшли? От этой мысли я даже выпрямился.

– Что тебе надо Шон, я слишком устал, чтобы что-то обсуждать. – отозвался я спокойно, хотя в душе уже начали закипать подозрения.

– Да я и не собираюсь ничего обсуждать, хотел лишь подтвердить свои догадки, что ты теперь окончательно отказался от Эшли, - он прислонился к двери, и сложил руки, и его самодовольная улыбочка начала меня раздражать. Мы всегда дружили с Шоном, даже больше чем с Максом, но в последнее время наши отношения стали натянутыми, и я понимал, что дело в Эшли. Он не мог мне простить того, как я поступаю с Эшли. Что и говорить, я и сама порой не мог себе этого простить, и уж тем более понять, почему так себя веду с ней.

– А тебе то какое дело? – настороженно спросил я, даже не заметив как занял оборонительную позицию. Шон окатил меня раздражающе насмешливым взглядом, и я тут же расслабился. Не стоило страдать ерундой.

– А ты не знаешь? Эшли мое дело, я просто хочу знать, могу ли теперь начать с ней какие-нибудь отношения, раз она тебе не нужна. – Он пожал плечами, и я едва сдержался, чтобы не вмазать ему.

– Да что с тобой такое, ты что не видишь, что мне сейчас не до твоих шуток?! – не выдержал я, понимая, что глупо терять контроль над собой. – Или считаешь, что Эшли так быстро все забудет, и начнет встречаться с тобой? Ты плохо ее знаешь!

– А ты у нас ее значит знаешь хорошо! Ха! – рассмеялся Шон, и не выдержав я схватил его за лацканы и припечатал к двери. На что Шон отреагировал со спокойной улыбкой.

– Ты что задумал? – прорычал я, теряя над собой контроль, который так пытался восстановить.

– Да ничего такого, просто пришел тебе сказать, что забираю Эшли себе, и делай теперь с этим что хочешь!

Шон осторожно снял мои руки с себя, и с понимающей улыбкой вышел прочь, а я так и остался со сжатыми кулаками не способный сдвинутся с места.