Рокки, последний берег
Шрифт:
Львиная доля уставного капитала пошла на запуск стартапа: надо было вложиться в план коммуникаций, чтобы дать о себе знать потенциальным партнерам, приобрести соответствующие программы, которые могли сохранять данные и обладать достаточной скоростью, чтобы эффективно их обрабатывать.
Программное обеспечение было ключевым пунктом: сырье в виде данных следовало превратить в данные конвертируемые. Надо было, например, суметь вычленить все данные о дорожных авариях по регионам и по датам, чтобы соотнести их с издержками на эти аварии, классифицируя по возрасту, половой принадлежности и категориям транспортных средств. И сотни подобных анализов могли заинтересовать как производителей, так и пиар-агентства и, разумеется, страховые компании.
В своем бизнес-плане они рассчитали, что потребуется минимум пять лет, прежде чем дело окупится. Оно окупилось за три года. Всем были нужны данные, собранные и конвертированные «Мнемо-зиной». Проект рос, они нанимали персонал и постепенно стали настоящей компанией с солидными базами и ноу-хау.
Через два года — им еще не исполнилось и тридцати — все трое уже нажили по несколько миллионов. Когда Фреду стукнуло сорок, «Мнемозина» была компанией номер один в области обработки
К тому времени он был женат на Элен уже пятнадцать лет. Александру исполнилось двенадцать, Жанне — десять. Мир подавал тревожные знаки: пандемии, экономические кризисы, войны, погодные аномалии… Казалось, будто едешь в поезде, машинист которого спрыгнул на ходу. Бедные тревожились, но те, кто побогаче, еще чувствовали себя неуязвимыми: цены на нефть или пшеницу могли сколько угодно подскакивать, для них это мало что меняло. Митинги и демонстрации становились все яростнее, но происходили они в городских кварталах, далеко от них. Если лето выдавалось слишком жарким, достаточно было снять виллу в другом полушарии, где стояла зима. Войны бушевали тогда еще только в странах с нестабильной историей, и погибали на них только те, у кого не было средств, чтобы уехать.
При всех своих деньгах Фред отличался от других богачей. Он знал, что надо все предусмотреть, болезнь матери научила его простой истине: жизнь порой преподносит сюрпризы, и зачастую неприятные.
И в нем, как в его отце, жило убеждение, что надо во что бы то ни стало уберечь свою семью.
Вот почему он обратился в агентство «Safety for Life», чьей специальностью были убежища на случай апокалипсиса. «Игнорируя действительность, вы от нее не защититесь», — гласила реклама на веб-сайте (текст по-английски поддавал жару: «In a WSHTF situation you will need reliable transportation to get to your retreat because you don’t have time before a world WROL» [2] ). Над аббревиатурами WSHTF и WROL стояли звездочки.
2
«Когда ситуация станет критической, вам понадобится надежный способ добраться до убежища, поскольку времени до полного краха правопорядка в мире у вас не останется» (англ.).
— WSHTF: When the shit hits the fan [3] (что значило начало глобальной катастрофы);
— WROL: Without rule of law (имелось в виду общество, в котором больше не действует закон).
Фред сидел на террасе, тупо уставившись в бокал, на дне которого багровели остатки вина, и, воспарив на парах алкоголя над земными пустяками к высям, благоприятствующим сложным рассуждениям, размышлял об истоках глобальной катастрофы, уничтожившей мир людей. Он думал, что все началось задолго до него, до его отца, за несколько миллионов лет до инсульта матери, где-то в высоких травах Восточной Африки, когда жизнь в своей эволюционной динамике, под влиянием изменения климата, породила первых гоминидов и вместе с ними то, что принято называть человеческой натурой. Эта человеческая натура не была чем-то особенно сложным, это было проявление извечной неотложной потребности спасать свою шкуру и для этого между долгосрочным выбором и краткосрочным выбором всегда отдавать предпочтение второму. Человеческая натура — мать всех зверств и страданий, которым вид за долю секунды в масштабах вечности может подвергнуть себя самого, равно как и все живое. Первые гоминиды, движимые этой человеческой натурой, эволюционировали, галопируя от краткосрочного выбора к краткосрочному выбору, по уши в насилии, проливая реки крови, истребляя под корень альтернативные ветви (бедные неандертальцы) и даже собственных братьев и сестер по виду, если возникала конфликтная ситуация. Мозг дал им замечательные знания и умения в плане технологий, но нравственное начало оставалось чистой теорией. А потом родились развитые цивилизации, и эти развитые цивилизации придумали религию, чтобы оправдать то, чего оправдать нельзя. С трудом начинавшее как жалкая гонимая секта, христианство в конце концов одержало победу. Успех был блестящий. Христианство царило на протяжении веков, захватив львиную долю мира. Эта религия тоже эволюционировала, сталкивались точки зрения, толкования текстов, и с ними вспыхивали новые войны, снова действовала человеческая натура, страх, алчность, краткосрочный выбор. Где-то в XVI веке возникло то, что назвали Реформацией, и ее неожиданным последствием стало появление экономической системы, получившей имя «либерализм». Либерализм не был ни чем-то новым, ни особо сложным. Самое простое и самое ясное выражение человеческой натуры, все той же, не менявшейся испокон веков: «Обогащайся без границ. Все остальные человеческие особи делятся на две категории: тех, кто полезен для твоего обогащения, и твоих врагов». Где-то в XVIII веке либерализм породил технологическую авантюру, которую назвали Промышленной революцией. Было автоматизировано ткачество, изобрели паровую машину, железные дороги, двигатель внутреннего сгорания, появилось разделение труда, электричество, приручили атом, бурно развивались информатика и биотехнологии, колоссальная техническая мощь была в руках трусишек-гоминидов, чья глубинная натура не изменилась ни на пядь с эпохи высоких трав. Массовое использование ископаемого топлива повлекло за собой скопление газа с парниковым эффектом в атмосфере, что привело к глобальному потеплению. Тогда трусишки-гоминиды еще имели возможность спасти свою шкуру. Они могли бы объединиться, договориться, задуматься, дать слово нравственному началу. Но… снова, как всегда, краткосрочный выбор оказывался сильнее.
3
Букв.:
когда дерьмо попадет в вентилятор (англ.).А потом наконец появилась Лужа.
Лужа, в сознании Фреда, с большой буквы «Л», потому что эта Лужа и была воплощением ключевого действующего лица глобальном катастрофы.
Тот факт, что первый толчок катастрофе дала грязная лужа, был не лишен иронии с точки зрения библейской символики, думалось Фреду: «Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах», — сказано в Книге Екклезиаста.
Лужа с большой буквы была грязной лужей, похожей на все грязные лужи на свете: бурой, липкой, маслянистой. Находилась эта лужа за полярным кругом, в пустынном краю России, в трех тысячах километров к северо-востоку от Москвы, где жила только горстка оленеводов с матовой кожей и раскосыми глазами. Лужа появилась в результате таяния вечной мерзлоты вследствие глобального потепления, которое, в свою очередь, было следствием всего остального, в частности человеческой натуры. Был июль, и в течение нескольких недель температура держалась выше средней климатической нормы. Эта грязная лужа состояла из растаявшего льда, который был льдом еще с ледникового периода, плейстоцена, задолго до первых христиан, задолго до Промышленной революции, когда еще ходили по земле тяжелые мохнатые мамонты, не зная, что вскоре они вымрут. В этой талой воде содержался вирус. Древний вирус, вирус из былых времен, вирус, долго ожидавший своего шанса вновь увидеть дневной свет. Позднее ученым удалось выявить этот вирус, он был довольно близок к другому вирусу, современному, известному под названием ВМП — «вирус мозаики пшеницы». Только он был агрессивнее. Вообще то, гораздо аг рессивнее. Гораздо. Тысячелетиями он изнывал от безделья. Нет, ни для людей, ни для животных он не представлял никакой угрозы. Этот вирус был опасен только для злаков.
В частности, для пшеницы.
Проходил олень, попил воды из этой лужи. Пробегала крыса, съела олений помет, и вирус распространился в популяции крыс полуострова Ямал, в Ямало-Ненецком автономном округе России. Дальше вирусу оставалось только ждать, а ждать он умел, терпения ему было не занимать, он уже ждал сто пятьдесят с лишним тысяч лет; не в пример людям, он ставил перед собой долгосрочные цели, и плюс-минус несколько лет ничего не меняли. Этот вирус, которому позднее дали имя Glacie musaicum («мозаика льдов»), или ВМП-2, передавался от одной популяции крыс к другой и достиг Восточной и Западной Европы где-то через два года после своего воскресения в Луже. Он начал уничтожать посевы, сгноив на корню десятки миллионов гектаров, добрался в скором времени до Северной и Южной Америки, где тоже опустошал поля, заражая без различия как классическую, так и генетически модифицированную пшеницу в Аргентине и Бразилии.
Теперь, по прошествии времени, Фред спрашивал себя, почему народы мира вдруг не прозрели, почему не объединились в общем порыве, чтобы как можно скорее найти замену пшенице. Можно ведь делать муку из кукурузного крахмала, сорго, риса… Но, как это бывало испокон веков, алчность взяла верх, ослепив всех, кроме горстки демонстрантов, которых никто не слушал, да горстки ученых, которых назвали паникерами. Пенсионные фонды были собственниками изрядной доли пшеницы и спекулировали на повышении цен. Эти пенсионные фонды выжидали месяцами, прежде чем выбросить на рынок то малое количество пшеницы, что оставалось и хранилось в море, на борту гигантских контейнеровозов. Голод поразил сначала самые зависимые регионы Северной Африки и Среднего Востока, а затем пришел в Китай. Несмотря на правительственный контроль, митинги и демонстрации охватили большие города страны: Шанхай, Пекин, Кантон, Шэньчжэнь, Дунгуань. Как это было в пору манифестаций на площади Тяньаньмэнь, правительство поспешило обратиться к вооруженным силам, чтобы успокоить толпы, но, небывалое дело, некоторые дивизии отказались подчиниться приказам главного штаба. И 542-я танковая бригада спокойно смотрела, как демонстранты разоряют офисы партии, а западные информационные агентства распространили кадры: молодые китайцы жгут портреты Си Цзиньпина. Это было последней каплей: чтобы успокоить население, Китай решил захватить суперконтейнеровозы, перевозившие остатки запасов пшеницы, и подверг их все досмотру в ходе военной операции, названной «Тихая ночь» в честь знаменитого стихотворения, написанного поэтом Ли Бо при династии Тан.
Первой среагировала Россия, предъявив Китаю ультиматум. Китай молчал, ответив лишь подтягиванием носителей ядерных ракет класса «земля — земля» к китайско-российской границе.
Россия ответила на следующий же день, выпустив сверхзвуковую ракету «Циркон» по городу Наньчан; около миллиона жителей погибли на месте, и был стерт с лица земли мемориал на площади Байи в Наньчане в память о Наньчанском восстании, положившем начало созданию Народно-освободительной армии Китая в 1927 году.
Меньше чем через час Китай отозвался запуском своих ядерных ракет: они полетели в разные стороны, озарив красивым огненным плюмажем дальневосточное небо, и упали на Россию: одна на городок, другая в лесу, третья в озеро.
Вот тут-то и начались настоящие неприятности.
Все до этого было лишь безобидным прологом.
Озеро, куда упала китайская ракета, было озером Айченок и находилось в нескольких километрах от Горно-Алтайска, в Республике Алтай, в том самом месте, где с шестидесятых годов одна лаборатория занималась разработкой бактериологического оружия. Место было засекреченное и тщательно охраняемое. Но ядерный взрыв выпустил на свободу маленькое чудо биотехнологии: оно значилось в холодильнике под этикеткой LM33P1, но русские ученые в лаборатории называли его «сукин сын».
«Сукин сын» был химерным вирусом, то есть гибридным, образованным соединением фрагментов нуклеиновой кислоты из нескольких микроорганизмов. В данном случае «сукин сын» состоял из частицы ДНК венесуэльского конского энцефалита, частицы оспы и частицы эболы.
Ученые — когда было уже слишком поздно — пришли к выводу, что «сукин сын» попал в пары, поднимающиеся от озера Айченок вследствие ядерного взрыва (температура в озере превысила триста тысяч градусов), и достиг высоты около двенадцати тысяч метров, где смешался с полярными струйными течениями. Так «сукина сына» унесло на несколько тысяч километров, после чего с легким дождиком он упал в Канаде, в городе Ванкувер.