Рокоссовский
Шрифт:
Н. А. Антипенко свидетельствует:
«Немецкая атака все же началась в 5 часов 30 минут 5 июля 1943 года. К исходу первого дня противнику удалось вклиниться в нашу оборону на 2–3 километра в сторону станции Поныри, причем на очень узком участке. По этому поводу М. С. Малинин сказал в ту же ночь, что это начало конца фашистского наступления на Курск, ибо первый его день не увенчался успехом: наши войска выдержали натиск.
На второй или третий день некоторым лицам из руководства фронта стало казаться, что противнику все же удастся прорвать нашу оборону и врезаться острием своего клина прямо в Курск. Были рекомендации: немедленно эвакуировать подальше в тыл все имущество, сосредоточенное на фронтовых складах, особенно продовольствие. Сомневаясь в правильности этих рекомендаций, я обратился лично к командующему.
К. К. Рокоссовский сказал:
— Немцам не удалось достичь решительного успеха за первые два дня. Тем менее это возможно теперь. А если уж произойдет такое несчастье, то мы будем драться в окружении, и я, как командующий фронтом, останусь с окруженными войсками.
Услышав эти слова, я подумал: „Зачем же тыл фронта должен спешить уйти подальше от войск на восток, увозя туда боеприпасы, горючее, продовольствие? Ведь на другой же день может встать задача — подавать по воздуху окруженным частям материальные средства, вывезенные вчера из-под Курска!“ И тут же доложил командующему свое решение: всеми возможными транспортными средствами немедленно начать переброску
Вывод из этого факта прост и убедителен: чем реальнее угроза для войск быть отрезанными от баз снабжения, тем решительнее надо сосредоточивать запасы материальных средств в непосредственной близости к войскам.
Переброска материальных запасов в сторону Фатежа производилась без соблюдения таких формальностей, как выписка накладных, получение расписок за сданное имущество, взвешивание и перевешивание. Не до того было! Все работники тыла понимали, что дорога каждая секунда, и никто не возражал против „нарушения правил“. Через несколько дней, когда наши войска наносили контрудар, а затем перешли в контрнаступление, имущество, находившееся в районе Фатежа, оказалось нам очень кстати».
Войска Рокоссовского действовали успешнее, чем Воронежский фронт Ватутина, не допустив прорыва своей обороны и добившись соотношения потерь в полтора раза более благоприятного, чем у Ватутина.
А вот как выглядело начало сражения на северном фасе Курской дуги с немецкой стороны. 5 июля в дневнике боевых действий Верховного командования вермахта (ОКВ) была сделана следующая запись:
«5.7. утром оперативная группа „Кемпф“, 4-я танковая и 9-я армии начали запланированную операцию „Цитадель“. Наша авиация, несмотря на неблагоприятную погоду, усиленно поддерживала наступательные действия войск.
Наступление, первоначально назначенное на 3.5, было впервые отложено по решению фюрера 29.4, так как танковое, самоходное и противотанковое оснащение наступающих дивизий оказалось недостаточным по сравнению с мощной системой обороны противника. На основе вероятных сроков поставок снаряжения для тяжелых танков и противотанковых пушек начало операции намечено на 12.6. События в Средиземноморском районе (капитуляция итало-германских войск в Тунисе в середине мая. — Б. С.)вызвали, однако, новую отсрочку операции „Цитадель“. Однако 18.6. фюрер, учитывая соображения штаба оперативного руководства, окончательно высказался за проведение наступательной операции „Цитадель“. 21.6 фюрер назначил наступление на 3.7, а 25.6 установил окончательный срок — 5.7.
Начальник штаба оперативного руководства дал указания начальнику отдела пропаганды относительно операции „Цитадель“. Учитывая общее военное положение, необходима широкая пропаганда наступательной мощи войск без раскрытия задач на этот год на Востоке. Наши истинные намерения — наступление с ограниченной целью — не должны раскрываться. Поэтому целесообразно представить дело так, что наступление начато русскими, но сорвано нашими оборонительными действиями, перешедшими в контрнаступление, которое привело к разгрому противника. Такое изображение обстановки понизит наступательную мощь противника и подчеркнет мощь нашей обороны и резервов на Востоке. Благодаря этому открытие союзниками второго фронта может быть отсрочено до завершения боев на Востоке».
6 июля в дневнике ОКВ отмечалось, что южная группировка продвинулась на 18, а северная — на 10 километров. При этом признавалось, что «противнику были известны сроки начала наступления, вследствие этого эффект внезапности не был достигнут».
В этот день, 6 июля, на участке 13-й армии Рокоссовский нанес контрудар силами 2-й танковой армии и 19-го танкового корпуса. В тот же день он издал директиву, где, в частности, отмечал:
«…Предварительные итоги двухдневных боевых действий показали, что некоторые части и соединения, особенно в 13-й армии, проявили недостаточную стойкость в обороне, нарушив приказ Народного Комиссара Обороны СССР от 28.7.1942 г., оставили без приказа свыше свои оборонительные позиции и тем самым позволили противнику вклиниться в нашу оборону и нарушить ее прочность.
Некоторые командиры до сих пор еще не поняли, что самовольный отход хотя бы одной части неминуемо ставит в невыгодные условия соседей и облегчает действия противника.
Приказываю:
1. Военным Советам армий и командирам отдельных корпусов немедленно и решительными мерами пресекать самовольный отход, а к командирам, допустившим таковой, а также провинившимся в трусости и неустойчивости применять полностью меры, предусмотренные приказом НКО № 227.
2. С получением настоящих указаний еще раз довести приказ НКО № 227 до всего комсостава и подразделений.
3. В боевых донесениях по итогам боевых действий за день докладывать о мерах, принятых к нарушителям требований приказа НКО № 227.
4. Настоящую директиву объявить под расписку командному составу до командира дивизии, бригады включительно».
Когда это диктовалось обстановкой, Рокоссовский, как мы уже не раз отмечали, мог быть весьма суров.
В оперативной сводке штаба Центрального фронта вечером 6 июля признавалась неудача контрудара 2-й танковой армии: «2-я танковая армия во взаимодействии с частями 13-й армии частью сил вела бои по отражению атак наступающего противника. 16 тк — 107 тбр во взаимодействии с пехотой 13-й армии перешла в контратаку в направлении Степи, но, встретив засаду 18 танков противника T-VI („тигр“) и организованный артиллерийский огонь, бригада потеряла в результате боя 50 танков Т-34, 17 танков Т-70 и 2 танка Т-70 пропало без вести». 107-я танковая бригада подполковника H. М. Телякова действительно попала в засаду в районе Бутырок, устроенную 505-м отдельным батальоном «тигров», и потеряла 46 из 50 танков. Пришедшая ей на помощь 164-я танковая бригада подполковника Н. В. Копылова лишилась 23 машин. Тяжелые потери понес и 676-й стрелковый полк 15-й стрелковой дивизии 13-й армии, которому пришлось с боем пробиваться из окружения из района к западу от Понырей. Это был тот редкий случай, когда в оперативной сводке штаба Центрального фронта указывались потери советских войск. Обычно говорилось, что «потери наших войск уточняются», притом что немецкие потери указывались точно. Насколько последние соответствовали действительности — другой вопрос.
7 июля в дневнике ОКВ отмечалось, что
«в полосе северной группы последовали танковые контратаки противника, подтянувшего мощные оперативные резервы». В частности, 2-я немецкая танковая дивизия докладывала: «7 июля во время совещания командиры батальонов и боевых групп попали под русскую бомбежку. (Командир 304-го пехотного полка полковник фон Гёрне и еще несколько человек погибли, майор Штерц ранен.) Во время этого налета был уничтожен также приданный батальону взвод связи из 48-го батальона связи. (Солдаты убиты или ранены, радиостанция на автомобиле, так называемый „майский жук“, разбита бомбой.) Связь батальона с дивизией была обеспечена с помощью командирского танка. Технически с командирского танка имелась связь на средних волнах с танками командиров рот, кроме того, можно было установить связь в УКВ-диапазоне практически с каждым танком батальона, оснащенного радиостанцией Fu-5.
Несмотря на чрезвычайно большое количество подбитых танков противника, о котором наши роты могли доложить в те дни, — а может быть, именно
поэтому — потери в людях и боевой технике были очень высокими. Они касались также личного состава подразделений связи. У пресловутой высоты 204 Подзуборовка это наступление было остановлено. С передового батальонного командного пункта, находившегося в яме под подбитым Т-34, была установлена связь с соседней боевой группой — полковником Буком. При почти непрерывном ожесточенном артиллерийском обстреле поддержание этой связи было большой проблемой.Несмотря на большие потери, связисты постоянно выходили на поиски обрывов на линии. Не защищенный броней маленький отряд связи оказался почти засыпанным землей прямо на высоте. При обстреле из „сталинских органов“ машины и средства связи были повреждены, но продолжали работать».
18-я танковая дивизия генерал-майора Карла Вильгельма фон Шлибена выдвинулась в район западнее Понырей и атаковала 307-ю советскую пехотную дивизию в южном направлении вдоль долины реки Снова. По утверждению немцев, 7 июля эскадрильи люфтваффе совершили 1687 боевых вылетов, сбили 74 русских самолета и уничтожили 14 танков.
8 июля советские войска контратаковали позиции 78-й штурмовой дивизии и 21-го танкового корпуса. 47-й танковый корпус, подкрепленный 4-й танковой дивизией генерал-майора Эриха Шнайдера, атаковал и овладел высотами южнее Самодуровки, но был остановлен советскими 16-м и 19-м танковыми корпусами. Между 4-й танковой дивизией и 47-м танковым корпусом остался разрыв, который так и не удалось ликвидировать. В. Хаупт признает, что «в тот день больше не удалось вклиниться в систему обороны русских под Ольховаткой. Там обороняющиеся с помощью вкопанных танков, позиций артиллерии и противотанковых рвов создали разветвленную полосу обороны, которую прорвать с фронта было просто невозможно. Командование 9-й армии теперь получило данные о подходе дополнительных резервов противника. В тот день были замечены не только свежие танковые бригады, но и воздушно-десантные бригады, то есть элитные войска, сквозь которые потрепанная армия (потерявшая уже 10 тысяч человек) прорваться уже не могла».
9 июля немецкое командование производило перегруппировку и возобновило наступление только 10 июля. В. Хаупт так описывает события этого дня:
«Генерал-лейтенант фон Эзебек принял командование ударной группой, составленной из 2-й, 4-й и 20-й танковых дивизий, которая 10 июля после короткой артиллерийской подготовки и атак эскадрилий пикирующих бомбардировщиков перешла в наступление. Ударная группа к вечеру этого дня вышла на рубеж Теплое, западная окраина Самодуровки. 4-я танковая дивизия при этом смогла даже прорваться на холмистую местность юго-западнее этого района, а 2-я танковая дивизия втянулась в ожесточенные бои западнее Кутырок. Оборону противника ни на одном из участков прорвать не удалось…
Уже в ночь на 11 июля стало окончательно ясно, что прорыв успеха уже не принесет. Генерал-фельдмаршал фон Клюге поэтому сразу же снял две резервные дивизии группы армий с направления на Ольховатку. Той же ночью генерал-полковник Модель отдал приказ на наступление 46-му танковому корпусу, по которому корпус должен был атаковать высоты под Никольским (то есть те же самые, что и соседний 47-й танковый корпус)… И все же к вечеру стало ясно, что операция „Цитадель“ топчется на месте. Теперь на всех участках фронта объединения Красной Армии начали наносить контрудары».
11 июля на участках Западного и Брянского фронтов, охватывающих Орловский плацдарм, началась широкомасштабная разведка боем. Модель уже в ночь на 12 июля, еще не имея санкции Клюге, решил прекратить наступление, чтобы иметь возможность перебросить войска ударной группировки для обороны плацдарма.
Рокоссовский с гордостью писал в мемуарах:
«Нам не понадобилось воспользоваться резервами Ставки, справились без них, потому что правильно расставили силы, сосредоточили их на том участке, который для войск фронта представлял наибольшую угрозу. И враг не смог одолеть такую концентрацию сил и средств. Воронежский же фронт решал задачу обороны иначе: он рассредоточил свои силы почти равномерно по всей полосе обороны. Именно поэтому, на мой взгляд, враг смог здесь продвинуться на сравнительно большую глубину, и, чтобы остановить его, пришлось втянуть в оборонительное сражение значительные силы из резерва Ставки».
К тому времени немецкое командование признало неосуществимость «Цитадели» в ее первоначальном варианте, предусматривающем окружение и уничтожение основных сил двух советских фронтов (более миллиона человек) в районе Курского выступа. В этот день в дневнике ОКВ появилась следующая запись: «В ходе операции „Цитадель“ русский ударный клин был сужен и фронт у Белгорода очищен. 9-я армия продвинулась только на 2–3 км из-за упорного сопротивления противника. Так как быстрый успех не был достигнут, речь идет теперь о том, чтобы при минимальных собственных потерях нанести максимальный урон противнику». Последние попытки наступления в рамках осуществления «Цитадели» немецкое командование фактически рассматривало лишь как средство истощения советских войск.
По справедливому мнению маршала А. Е. Голованова, «результаты битвы на Курской дуге были бы еще большими, если было бы принято предложение Константина Константиновича об едином командовании, то есть объединении двух фронтов — Воронежского и Центрального в один, ибо стратегическое положение этих фронтов требовало единого руководства. Большинство тогда вместе с Верховным не согласилось с этим, и все же Рокоссовский оказался прав».
15 июля войска Центрального фронта перешли в наступление на Орловский плацдарм с юга. С севера 12 июля на этот плацдарм наступали войска Брянского и Западного фронтов, которые 11 июля провели сильную разведку боем, что и вызвало прекращение немецкого наступления. Командующий 9-й армией генерал-полковник Модель, получив первые донесения о начале советского наступления на Орловский плацдарм, уже утром 12 июля снял с фронта «Цитадели» 12-ю танковую и 36-ю моторизованную дивизии и перебросил их в район Мценска. В 8.00 за ними последовали все артиллерийские дивизионы резерва Верховного главнокомандования. Вечером также 18-я и 20-я танковые дивизии и 848-й артиллерийский дивизион резерва Верховного главнокомандования из состава ударной группировки двинулись в угрожаемый район восточнее Орла. Действия Моделя были одобрены Клюге и Гитлером. 12 июля Модель был назначен по совместительству командующим 2-й танковой армией, чтобы обеспечить скорейшую передачу туда соединений из 9-й армии.
Рокоссовский вспоминал:
«…Весь замысел сводился к раздроблению орловской группировки на части, но рассредоточивал и наши войска. Мне кажется, что было бы проще и вернее наносить два основных сильных удара на Брянск (один — с севера, второй — с юга). Вместе с тем необходимо было предоставить возможность войскам Западного и Центрального фронтов произвести соответствующую перегруппировку. Но Ставка допустила ненужную поспешность, которая не вызывалась сложившейся на этом участке обстановкой. Поэтому-то войска на решающих направлениях (Западного и Центрального фронтов) не сумели подготовиться в такой короткий срок к успешному выполнению поставленных задач и операция приняла затяжной характер. Происходило выталкивание противника из орловского выступа, а не его разгром. Становилось досадно, что со стороны Ставки были проявлены торопливость и осторожность. Все говорило против них. Действовать необходимо было продуманнее и решительнее, то есть, повторяю, нанести два удара под основание орловского выступа. Для этого требовалось только начать операцию несколько позже.
Мне кажется, что Ставкой не было учтено и то обстоятельство, что на орловском плацдарме неприятельские войска (2-я танковая и 9-я армии) находились свыше года, что позволило им создать прочную, глубоко эшелонированную оборону.
Кроме того, к началу нашего наступления орловская группировка противника значительно усилилась».