Роковая ошибка

– Я знаю, что миссис Фостер ничего против этого не имела бы, – сказала миссис Джим, с каменным выражением лица глядя в окно.

– Но все же, ее, наверное, следовало бы спросить, вы не думаете?

– Он, Брюс, сам это сделал, – рассеянно ответила миссис Джим. – Он ей позвонил.

– В «Ренклод»?

– Да, мисс. Он и ездит к ней, – добавила она. – Раз в неделю. Возит цветы и получает указания. На автобусе. По субботам. Она ему за это платит.

Верити понимала, что ей следовало бы осадить миссис Джим за столь бесцеремонную манеру говорить о своей хозяйке, но она предпочла сделать вид, что ничего не заметила.

– Ну что ж, – заключила она, – вы сделали все, что могли, миссис Джим, – и, замявшись на минуту, добавила: – Я тоже собираюсь туда в следующую субботу.

После короткой паузы миссис Джим переспросила:

– Собираетесь, мисс? Это очень любезно с вашей стороны. – Потом она включила пылесос и сквозь шум крикнула с другого конца гостиной: – Сами увидите.

Верити кивнула и вернулась в кабинет, недоумевая: что такое она должна там «сама увидеть»?

V

Отличный ресторан Гидеона оказался в пределах шести миль от «Ренклода». Это было что-то вроде клуба высокого класса, членом которого он состоял, с персональным обслуживанием и очень вкусной едой. Верити нечасто доводилось обедать в подобных местах, и она наслаждалась моментом. Впервые она задалась вопросом: а чем, собственно, занимается по жизни Гидеон? Вспомнила она также, что Прунелла вполне освоилась в его компании.

В половине третьего они прибыли в «Ренклод». Это была перестроенная эдвардианская усадьба с ведущей к ней аллеей, скрытая за шеренгой хвойных деревьев и окруженная обширными лужайками, в которых, словно могилы, были вырыты цветочные клумбы.

Постояльцы прогуливались по дорожкам со своими гостями или сидели под сверкающими зонтами и навесами на замысловатых садовых скамейках, стульях и качелях.

– Она ведь знает, что мы должны приехать, да? – спросила Верити, начиная немного трусить.

– Она знает про нас с тобой, – ответила Прунелла. – Про Гидеона я ей, вообще-то, не говорила.

– О, Пру!

– Я подумала, что, если он появится вместе с тобой, все пройдет легче, – прошептала Пру.

– Я не думаю, что…

– Я тоже, – сказал Гидеон. – Дорогая, почему мы не можем просто…

– Вот она! – воскликнула Верити. – Вон там, за кальцеоляриями и лобелиями, под оранжевым навесом. Она ждет. Сейчас увидит нас. Крестная Вэ, пожалуйста. Мы с Гидеоном останемся в машине, а когда ты нам махнешь – подойдем. Ну пожалуйста!

«Я ела их астрономически дорогой обед, пила их шампанское, что ж теперь – ответить черной неблагодарностью и отказаться?» – подумала Верити.

– Ладно, – решилась она, – только не вините меня, если все пойдет наперекосяк.

И она зашагала через лужайку.

Никто еще не придумал, как следует приближаться к человеку, с которым ты уже обменялся приветствиями издали. Продолжать улыбаться, пока улыбка не превратится в гримасу? Сделать вид, что внезапно заинтересовался окрестностями? Или погрузиться вдруг в раздумья? Изображать безудержную радость? Кричать? Свистеть? Или даже запеть ни с того ни с сего?

Верити не стала делать ничего подобного. Она пошла быстро и, приблизившись на расстояние, с которого ее уже было слышно, крикнула:

– Вот ты где!

Сибил пока располагала тем преимуществом, что ее глаза были скрыты за огромными солнцезащитными очками. Она помахала рукой, улыбнулась и с притворным то ли изумлением, то ли восторгом протянула руки к Верити, а когда та подошла, раскрыла ей свои объятия.

– Верри, дорогая! – воскликнула она. – Ты все-таки приехала. – Она указала ей на полотняный садовый шезлонг, секунду-другую пристально смотрела на нее, от чего Верити почувствовала неловкость, а потом уже другим голосом спросила: – Чья это машина? Нет, не отвечай. Это машина Гидеона Маркоса. Он привез вас обеих. Ничего не нужно говорить. Они помолвились!

В некотором роде Верити испытала облегчение, проницательность Сибил обрадовала ее.

– Ну… да, – сказала она, – помолвились. И честно признаться, Сиб, в этом нет ничего дурного.

– В таком случае, – возразила та, исчерпав запас сердечности, – почему они ведут себя подобным образом? Прячутся в машине и посылают тебя заранее меня «обработать»? Разве так ведут себя цивилизованные молодые люди? Пру никогда не поступила бы так по собственной инициативе. Это он ее уговорил.

– Все как раз наоборот. Он был решительно настроен сообщить тебе все сам.

– Какая наглость! Грубый напор. Понятно, откуда в нем это.

– Откуда?

– А черт его знает.

– Ты только что сказала, что ты знаешь.

– Не придирайся к словам, дорогая.

– Не могу понять, что – кроме безотчетной неприязни – ты имеешь против Гидеона? Он умен, респектабелен, явно богат…

– Да, но каково его происхождение?

– …и – что самое важное в этой ситуации – он кажется очень порядочным молодым человеком, который любит Пру.

– Джон Свинглтри предан ей. Беззаветно предан. И она уже начинала… – Сибил запнулась, потом решительно закончила: – …испытывать к нему симпатию.

– Ты имеешь в виду лорда Свинглтри?!

– Да, и нечего говорить о нем в таком тоне.

– Я не говорю о нем ни в каком тоне. Сиб, они там ждут, чтобы подойти к тебе. Будь снисходительна. Иным ты ничего не добьешься.

Сибил помолчала и ответила:

– Знаешь, что я думаю? Это сговор между ним и его отцом. Они хотят прибрать к рукам Квинтерн.

– О господи, Сиб, дорогая!

– Да-да. Вот подожди – сама увидишь.

Это было сказано со всей ее былой напористостью, упрямством и в то же время с легкой тоской и безразличием в голосе. У Верити создалось впечатление, что на самом деле Сибил не так уж и возражала против помолвки своей дочери. В ее тоне слышалась удивительная смесь неуверенности и подавляемой радости, почти торжества.

Ее пухлая ручка, потянувшаяся к очкам, дрожала. Сибил сняла очки, и у Верити холодок пробежал по спине.