Роковая связь

Здесь понемногу начинает холодать. Я пришел домой и никого там не застал. Я надел свою пуховую парку и начал взбираться по тропе. В рюкзаке у меня есть немного еды, и думаю, я смогу продержаться здесь достаточно долго, пока не наберусь смелости спуститься вниз и узнать, что меня исключили из школы, и что отец хочет меня ударить, и что я уже не смогу жить в одном доме с родителями, и что мне придется жить у кого-то из друзей, пока я буду заканчивать государственную школу, хотя я не знаю, зачем это теперь нужно, ведь колледж мне все равно не светит, в этом нет никаких сомнений. Быть может, я просто уеду из Авери и где-нибудь найду себе работу и жилье, вот и все, и никто ничего не будет знать обо мне или о том, что со мной случилось. Я смогу сделать вид, что обо всем забываю, хотя как это можно забыть? Ведь я всегда буду вспоминать тебя, думать о том, где ты теперь, и знать, что я жестоко обидел тебя, что худшую обиду и придумать невозможно, нет, невозможно.

Мне кажется, если я начну вспоминать о том, как хорошо нам было вместе, я немного согреюсь. Я забыл посмотреть на градусник и не знал, что на улице так холодно. Мороз крепчает, и я, наверное, что-нибудь себе отморожу, но мне не привыкать. Однажды, когда я зашел к тебе в общежитие, ты спустилась вниз в короткой юбке с широким поясом вокруг бедер, и твои ноги были коричневыми от загара. Я удивился тому, как сильно ты загорела. Еще на тебе была рубашка поло в темно-синюю полоску, и твоя грудь была такой красивой! В ушах у тебя я увидел серьги и знал, что ты надела их для меня. Я встал и сразу же тебя поцеловал, а ты отшатнулась и засмеялась, но очень обрадовалась тому, что я это сделал, хотя в вестибюле было много людей, которые могли нас увидеть.

Ты сказала мне, что будешь любить меня всегда. Я думаю, что сейчас это уже не так. А значит, нельзя обещать, что будешь любить кого-нибудь вечно, потому что ты не знаешь, что может случиться, какой ужасный поступок может совершить твой любимый человек. Интересно, как это — разлюбить человека? Сегодня ты его любишь, а завтра уже нет, потому что ты увидела его на кассете? Куда девается вся эта любовь? Она исчезает в один момент или уходит постепенно, маленькими клочками? Каждый раз, когда ты вспоминаешь о кассете, эти клочки отрываются и отрываются, пока совсем ничего не остается? Поэтому ты не можешь меня любить, но я всегда буду любить тебя, пусть я не должен был тебе этого обещать, ведь я ни за что не сделал бы того, что сделал, если бы любил тебя в ту самую минуту. Пусть даже я не могу вспомнить, чтобы я не любил тебя хотя бы одну секунду. Можно же продолжать любить человека, даже если ты о нем в какой-то момент и не думаешь, верно?

Мои пальцы немеют, и мне трудно писать в этой тетрадке, в которой я так плохо конспектировал математику. Перелистывая первые страницы, я заметил, что был очень небрежен, но я не помню, о чем думал в те дни, когда должен был внимательно слушать учителя. Я даже не понимаю, что означают эти записи. Если бы мне пришлось писать тест по этому материалу, я бы все напутал.

Но если бы мне пришлось писать тест о тебе, я бы не сделал ни одной ошибки. Я совершенно точно знаю, как ты пахнешь, что ты любишь поцелуи в шею, хотя каждый раз, когда я это делаю, ты хохочешь. И я знаю, как тебе нравится заниматься любовью; я всегда думал, что нам еще очень многое предстоит выяснить, и мы сделаем это вместе. Даже если бы ты когда-нибудь согласилась поговорить со мной или посмотреть мне в глаза, ты ни за что, ни за что на свете не захотела бы заниматься со мной любовью, и это бы меня убило, поэтому лучше нам с тобой больше никогда не встречаться, но и это тоже, наверное, убьет меня.

Иногда я думаю о той девочке и о том, что она сейчас чувствует. Она не нравилась мне раньше, и она не нравится мне сейчас. Она очень испорченная, она была возбуждена и знала, как распалить нас, и я не понимаю, почему нам совершенно не было стыдно. Я не знаю, куда подевался наш стыд. Я думаю, что его забрал алкоголь. Наверное, в этом и заключается смысл употребления алкоголя — отнять у человека все его чувства, и мысли, и все его принципы, пока не останется одна физиология, которая возьмет верх над всем остальным. Но иногда я думаю о ней. Она такая юная. Неужели ей совсем не стыдно? Нет, этого не может быть. Возможно, она ничего не помнит, и я надеюсь, ради нее самой, что она ничего не помнит.

Гэри

В среду, 25 января, мне и шерифу Бернарду Харрману позвонил отец студентки из Академии Авери.

По словам отца, его дочь сообщила ему, что в субботу вечером в общежитии Академии ее изнасиловали трое студентов.

Жертве в тот момент было четырнадцать лет, она училась в девятом классе Академии Авери.

Позже девушка назвала троих студентов, участвовавших в посягательстве на ее сексуальную неприкосновенность.

Мы с моим заместителем Харрманом немедленно выехали в Академию Авери, чтобы поговорить с директором школы Майклом Бордвином, выяснить, может ли он подтвердить полученную нами информацию, и узнать, где нам искать предполагаемую жертву и троих юношей, якобы совершивших на нее нападение.

Этими юношами оказались восемнадцатилетний Роберт Лейхт, восемнадцатилетний же Сайлас Квинни и девятнадцатилетний Джеймс Роублс.

Мне показалось, что выдвинутое обвинение очень взволновало мистера Бордвина. Он настаивал на том, чтобы вместе с нами отправиться на встречу с девушкой, обвинившей своих соучеников в изнасиловании.

Около двенадцати дня мы пришли в общежитие Апворт и обнаружили предполагаемую жертву в состоянии легкой истерики. Она безудержно рыдала, хотя упомянутое событие произошло четырьмя днями ранее.

В комнате, кроме нее, находилась ее соседка Лаура Стэнтон, четырнадцати лет.

Несмотря на свое состояние, предполагаемая жертва перестала плакать и сказала, что хочет сделать заявление.

Мистер Бордвин порекомендовал ей ничего нам пока не говорить и посоветоваться с адвокатом, прежде чем выдвигать какое-либо обвинение, но она ничего не хотела слушать.

Девушка сообщила, что в прошлую субботу, 21 января, несколько парней-старшеклассников привели ее в одну из комнат общежития Эверетт-холл. Там ее напоили алкоголем, приведя в состояние полной умственной и физической беспомощности. Затем ее вынудили заниматься оральным сексом с одним из парней, после чего другой парень изнасиловал ее вагинально. В комнате находился еще один парень, который совершал различные действия и также участвовал в инциденте.

Далее предполагаемая жертва заявила, что без ее ведома все события в комнате снимались на видеопленку четвертым парнем, имени которого она не знает.

Из ее слов также следовало, что ее родители уже выехали в Авери, к дочери.

Пока она делала все эти заявления, мистер Бордвин покинул комнату.

Мы сообщили предполагаемой жертве, что, учитывая выдвинутые ею обвинения, ей придется пройти медицинский осмотр.

Предполагаемая жертва отказывалась ехать к врачу, ссылаясь на то, что описанные ею события произошли четыре дня назад, и, следовательно, все признаки изнасилования давно исчезли. Мы уведомили ее о том, что таковы правила полицейского делопроизводства.

Мой заместитель вызвал карету «скорой помощи», чтобы доставить молодую женщину на осмотр в региональную больницу Западного Вермонта.

Девушка опять начала плакать и говорить, что хочет дождаться родителей. Мы сообщили ей, что в ее собственных интересах сотрудничать с полицией и что мы уведомим родителей о ее местонахождении.

Мы с моим заместителем и предполагаемой жертвой, а также ее соседкой по комнате дождались прибытия кареты «скорой помощи».

Затем мы с Харрманом вернулись в административное здание, намереваясь поговорить с Майклом Бордвином. Он пригласил нас в свой кабинет. На его столе лежали два листка разлинованной бумаги.