Роковой круиз

— Чем я обязана этой лекции, тетя Лив? — поинтересовалась Кэмми.

— Да так, ничем. Франко, например, очень зависел от меня. А я чуть было не бросила все. Я хотела уйти, уехать, не видеть его больше. Все равно он зачастую даже не понимал, что я нахожусь рядом. — Какие бы то ни было посягательства на ее свободу угнетающе действовали на Оливию. Стремление людей иметь детей было для нее чем-то непостижимым. Будучи одновременно требовательными и скучными, они являлись воплощением худших человеческих качеств. В самом конце Франко был именно таким. Он просыпался, если она выпускала его руку — требовал свои четки.

Как будто отвечая на ее мысли, Кэмми спросила:

— Тебе очень-очень жаль, что у вас с Франко не было детей? Ты не могла, как мама, или это... очень личное?

— Боже мой! Конечно, могла. Просто не хотела. У Франко были взрослые сыновья от первого брака. Я редко с ними встречалась. Они жили в Риме со своими семьями.

— Разве ты не хотела познакомиться с ними поближе? Им, наверное, было столько же лет, сколько мне, когда вы поженились.

— В каком-то смысле хотела, но они были детьми своей матери.

— Ну...

— К тому же Франко хотел, чтобы я была его малышкой. Он называл меня piccola [36] .

Кэмми это показалось неестественным. Если бы она увлекалась точными формулировками, то назвала бы это ненормальным. Вслух же она произнесла:

— Ты могла бы пользоваться услугами нянь. У тебя бы наверняка родился необычный ребенок, и ты бы отослала его в какую-нибудь швейцарскую школу-интернат.

— Я не люблю детей. Ты, Кэмми, мне нравишься. Но у меня все силы уходят на то, чтобы заботиться о себе, что уж говорить о ком-то еще.

36

Маленькая, малышка (итал.).

«Хорошо, что у тебя нет детей! У них были бы серьезные проблемы», — эту мысль Кэмми предпочла оставить при себе. Подумав о том, как она обращается с собственной матерью, девушка почувствовала укол раскаяния.

— Я очень уважаю свою мать, хотя больше пошла в отца. Для меня она просто мама. Она учитель физкультуры, а не какой-нибудь чудо-врач, который спасает людей от рака. Ой, тетя Ливи, простите! Какая я все же тупая.

— Ничего, — ответили Оливия. — Но, Кэмми, не каждому дается яркая, как хвост кометы, жизнь. — Она озорно улыб-нулась. — Такое бывает только у некоторых из нас.

— И твоя все еще на взлете, да?

— Надеюсь, что да! — с чувством ответила Оливия.

— Ты на меня нагоняешь сон. Пойду полежу в гамаке. Тебе в нем было удобно? — не удержалась от легкого злорадства Кэмми.

— На спине не очень, — сказала Оливия.

«Еще бы», — подумала Кэмми и встала, прихватив полотенце.

Тишина и покой моря, солнце и освежающий морской бриз убаюкали ее, и она крепко уснула. Через несколько часов ее разбудил Мишель.

— Ты бы перевернулась. Этот бок уже испекся. Хочешь съездить со мной в город?

Кэмми вскочила и натянула свои шорты с надписью «Мауи».

— Если это британская территория, можно мне не надевать рубашку? Или здесь с этим строго?

— Мне нравится и так, но, наверное, лучше надень. Как минимум для защиты от солнца, — ответил Мишель.

— Как вы это выносите? Здесь всегда так?

— В основном. Но бывают мерзкие туманные дни. Дождь и штормы. Грязь. Да и можно устать от... ты знаешь эту поговорку. .. от очередного дерьмового дня в раю.

Кэмми надела скромные джинсовые шорты и коттоновую рубашку, которая завязывалась под грудью.

Они провели два часа, блуждая по узким улочкам небольшого городка. В конце первого часа Кэмми с комичным великодушием разрешила взять себя за руку.

Мишелю было двадцать пять лет, но, держа за руку эту девушку-подростка, он испытывал такое чувство, словно ему достался выигрышный лотерейный билет.

— Я хочу тебе что-нибудь подарить. — Мишель сорвал свисающий со стены цветок бугенвиллеи и заправил его в волосы Кэмми. — Теперь ты похожа на туземную девушку. Тебе нужна побрякушка.

— Это отстой.

— На память обо мне.

— Ладно, как хочешь, — согласилась Кэмми, сделав вид, что уступает ему.

— Мне хочется.

Мишель выбрал ожерелье из крошечных рыжих ракушек, перемежающихся с бусинками гематита. Оно стоило недешево, и это означало, что зимой ему придется посидеть какое-то время на тостах с бобами. Но от вида ракушек, ласкающих впадинку у нее на горле, чуть повыше крестика, который она никогда не снимала, его бросило в дрожь.

— Я никогда его не снимаю. Мне его подарили на крещение, — сказала Кэмми, притрагиваясь к крестику. — Он приносит мне удачу. Это ожерелье я тоже никогда не буду снимать.

— Его нельзя носить постоянно. Ракушки поцарапаются, и ожерелье можно будет выбросить. А если за ним ухаживать, оно прослужит тебе всю жизнь, — пояснила хозяйка магазинчика.

Им захотелось пить. Кэмми выбрала харрикейн, а Мишель — пепси, после чего он попросил ее подождать и ринулся в аптеку со словами: «Мне нужна... э... зубная паста». И подумал: «И ключ для консервов». Прежде чем возвращаться на яхту, необходимо будет купить ключ. Главное — не забыть. Но тут затрещало радио.

— Хорошо, купи себе пасту, — согласилась Кэмми. «Интересно, у него на самом деле закончилась паста или он подразумевает то, что читается на его лице? И вообще, можно ли сойти с ума от возбуждения?» — размышляла она.

— Стой здесь. Никуда не уходи. Нам надо возвращаться, — предупредил ее Мишель.

— Я еще хотела купить хлеба и сыра. Мы могли бы устроить пикник.

— Позже. — Мишель поцеловал ее, едва коснувшись губами щеки. — Ленни просит меня вернуться. Работа прежде всего.

На обратном пути Мишель нежно коснулся ожерелья и взял Кэмми за руку. Девушка получила ответ на свой вопрос. Она действительно могла бы сойти здесь с ума. Кэмми мысленно послала в небеса молитву: «Благодарю тебя, Боже, за то, что у моего дяди все хорошо, и за то, что ему не понадобилась операция. Благодарю тебя!»

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

— Готово! — сказал Ленни. Женщины не могли этого знать, но голос капитана, несмотря на то что это было его двадцатое плавание на «Опусе», звучал так же торжественно, как и в самый первый раз. — Сегодня вы увидите яхту под парусом! Мне очень хочется, чтобы вы получили удовольствие, поэтому я позабочусь о том, чтобы развить хорошую скорость, а Мишель будет готовить для дам напитки.

— Ты загрузил что-нибудь еще? Продукты?.. — поинтересовался Мишель.