Роковой рейд полярной «Зебры»

— Что он надеется там разглядеть, в кромешной тьме, на такой-то глубине? — спросил я у Хансена.

— Точно не знаю. Но кромешная тьма, как вы сами знаете, бывает очень редко. Может, там светит луна или звезды… но даже при слабом мерцании звезд можно разглядеть, что происходит подо льдом, если лед достаточно тонкий.

— А какая толщина льда над нами, в этом прямоугольнике?

— Хороший вопрос, на все сто! — одобрительно сказал Хансен. — Только точного ответа мы не знаем. Наш эхоледомер не самый крупный, и линейный масштаб у него очень маленький. Так что на вскидку — где-то от четырех до сорока дюймов. Если четыре, мы пройдем сквозь нею, как нож через глазурь на свадебном пироге, а если все сорок — больно ушибем голову. Он кивнул на Свенсона. — Похоже, не все идет как по маслу. Рукоятка, которую он крутит, служит для того, чтобы поставить линзу под углом вверх, а вот это — кнопка фокусировки. Значит разглядеть он ничего не может.

Свенсон выпрямился.

— Темно, хоть глаз выколи, — сказал он живо. — Включить наружные прожекторы! На рубке тоже!

Он замолчал и поглядел еще раз. Совсем недолго,

— Сплошная каша, как в густой, желтый туман. Не видно ни зги. Может, попробуем с камерой, а?

Я взглянул на Хансена, тот указал кивком на расшторенный белый экран, висевший на противоположной стене:

— Все самое современное, док. Замкнутая телевизионная система. Выдвижная камера с утолщенной линзой и дистанционным управлением позволяет следить за всем, что происходит вверху и вокруг.

— Неужели с вашей камерой это возможно?

Телевизионный экран помутнел и стал серым.

— Такое не увидишь ни за какие деньги, — сказал Хансен. — Это — вода. При определенной температуре, солености да еще при подсветке она становится почти матовой. Как в густом тумане со включенными на всю мощность фарами.

— Выключить прожекторы! — приказал Свенсон. Экран стал почти белым. — Включить прожекторы! Тот же зыбкий туман, что и раньше.

Свенсон вздохнул и, повернувшись к Хансену, спросил:

— Что скажешь, Джон?

— Если бы мне еще платили за мое богатое воображение, — осторожно сказал Хансен, — я сказал бы, что в том левом углу вижу верхушку рубки… Уж больно все расплывчато. Эх, видно, придется идти на таран вслепую, а?

— Это больше смахивает на русскую рулетку, — проговорил Свенсон с таким безмятежным видом, как будто он любовался закатом солнца, сидя воскресным вечером в шезлонге на палубе. — Мы все на том же месте?

— Не знаю, — ответил Рэберн, оторвав взгляд от штурманской карты. — Трудно сказать с точностью.

— Сандерс? — обратился капитан к моряку, сидевшему за эхоледомером.

— Тонкий лед, сэр. По-прежнему тонкий лед.

— Продолжай сообщать. Опустить перископ! Свенсон сложил рукоятки перископа и, повернувшись к офицеру, ответственному за погружение и всплытие, сказал:

— Всплывай так, как будто на крыше стоит корзина с яйцами, и мы не хотим, чтобы хоть одно из них разбилось.

Снова загудели насосы. Я огляделся. Свенсон стоял в ожидании. Все были спокойны, хладнокровны и полны решимости. На лбу у Рэберна выступили капли пота, а Сандерс бесстрастным голосом знай себе твердил свое: Тонкий лед, тонкий лед…» Можно было вытянуть руку и ощутить напряжение, повисшее в воздухе. Я тихо сказал Хансену:

— Что-то не видно радости на лицах. А ведь еще только сотня футов.

— Сорок, — коротко поправил Хансен. — Отсчет ведется от линии киля, а от верха рубки до киля будет шестьдесят футов. Сорок футов толщина льда… А может, там торчит гигантская сосулька, острая как бритва или как иголка, готовая проткнуть «Дельфин» насквозь? Понимаете, что это значит?

— Что, пора и моим поджилкам трястись от страха? — Хансен улыбнулся, но явно без особой радости, как, впрочем, и я.

— Девяносто футов, — доложил ответственный за всплытие.

— Тонкий лед, тонкий лед!… — без устали талдычил Сандерс.

— Закрыть палубный шпигат, оставить открытым только на рубке, — приказал Свенсон. — Включить камеру. Пусть работает в непрерывном режиме. Гидролокатор?

— Чисто, — сообщил акустик. — Кругом все чисто. — И, немного помолчав, вдруг крикнул: — Нет, стоп, стоп! Контакт сзади по курсу!

— Дистанция? — мгновенно отреагировал Свенсон.

— Рядом с кормой, очень близко.

— Нас выталкивает, как пробку, — резко доложил офицер, управляющий всплытием. — Восемьдесят, семьдесят пять… «Дельфин» проскочил слой то ли слишком холодной воды, то ли повышенной солености.

— Тяжелый лед, тяжелый лед! — выкрикнул Сандерс.

— Заполнить быструю [2] , — приказал Свенсон, и на этот раз это действительно прозвучало, как приказ.

Я ощутил, как внезапно подскочило воздушное давление, когда офицер, управляющий погружением и всплытием, открыл вентиляционный клапан цистерны быстрого погружения, но слишком поздно. Вдруг послышался страшный удар, после которого мы едва устояли на ногах — «Дельфин» со всего маху врезался в лед, раздался звон стекла, огни погасли — подлодка камнем пошла на глубину.

2

Имеется в виду - цистерну быстрого погружения.

— Продуть быструю, — приказал ответственный за погружение.

Воздух высокого давления со свистом ворвался в цистерну быстрого погружения — при такой скорости падения под давлением морской воды нас могло расплющить в мгновение ока, прежде чем насосы успели бы откачать тонны лишнего балласта, который мы набрали буквально в одночасье. Двести футов, двести пятьдесят… А мы все еще падаем. Никто не проронил ни звука. Все застыли на месте — кто стоя, кто сидя и, как завороженные, смотрели на пульт управления погружением и всплытием. Не нужно было обладать даром ясновидца, чтобы понять, что каждый из нас думал и чувствовал. Произошло, вероятно, следующее: когда корма «Дельфина» зависла в слое высокого давления, его рубка ударилась о тяжелый лед; так что, если в корме «Дельфина» образовалась пробоина, лодка будет падать до тех пор, пока ее корпус не расплющится под давлением миллионов тонн воды, — для нас же это будет означать только одно: мгновенную смерть.

— Триста футов! — громко докладывал офицер за пультом управления погружением. — Триста пятьдесят… Скорость падает! Падает!

Все еще продолжая погружаться, «Дельфин» как бы нехотя достиг четырехсотфутовой отметки, когда на центральный пост пришел Роулингс с набором инструментов в одной руке и лампочек — в другой.

— Это же противоестественно, — проговорил он, — словно обращаясь к разбитой лампе над штурманским столом, и тут же принялся ее ремонтировать. — Против законов природы — я всегда это говорил. Человеку никогда не проникнуть в глубины океана. Помяните мои слова: эти новые затеи добром не кончатся.

— Если не замолчишь, та же участь ждет и тебя, — колко заметил капитан Свенсон, однако ни малейшего укора в его глазах не ощущалось. Он, как и все мы, благодарно воспринял Роулингса, как бы привнесшего струю живительного воздуха, которая разрядила напряженную атмосферу на центральном посту.

— Застопорились? — спросил он у офицера, управлявшего погружением.

Офицер поднял палец вверх и усмехнулся. Свенсон кивнул, и рядом с его лицом закачался витой металлический провод.

— Говорит капитан, — невозмутимо сказал он. — Прошу прощения за то, что нас малость встряхнуло. Доложить о повреждениях. На панели перед ним вспыхнула зеленая лампочка. Свенсон щелкнул переключателем, и в громкоговорителе раздался треск.