Роковой секрет

— Не делай то, о чем потом будешь жалеть, Сола.

— Я уже жалею, что позволила такому животному прикасаться к себе, — безрассудно огрызаюсь, словно перекрикивая свое слепое сердце, которое тянется в лапы этого зверя.

— Ты очень упряма, — он делает шаг и бережно сдавливает в капкане грубых рук мою шею, — но я дам тебе последний шанс сделать правильный выбор.

Рафаэль лукаво склоняет голову набок и проводит большим пальцем по моим скулам, следуя за ним обжигающим взглядом. А я даже пошевелиться не могу, желая большего. Тело буквально звенит в его руках, мелкая дрожь пробирает до самых кончиков пальцев, которые начинает покалывать от вспыхнувшего вожделения. В попытке избавиться от нездорового возбуждения я прикусываю язык так сильно, что искры сыплются из глаз, но это на самом деле немного приводит меня в чувство.

— Я больше не хочу прибегать к насилию, Роксолана.

— Убери свои руки! — с презрением выплевываю в него. Меня просто выводит тот факт, что он даже сейчас требует подчинения. Ему плевать, что он выстрелил в человека, плевать, что я могла погибнуть, если бы не его охранник, ему плевать на всех, кроме себя и своих эгоистичных желаний. — Я никуда с тобой не пойду.

Его лицо по-прежнему не выказывает никаких эмоций, но жар, исходящий от его рук, усиливается до такой степени, что кожа вспыхивает подобно раскаленным углям. Он резко отрывается от меня, и я шумно вбираю воздух, обхватывая саднящее горло, что секунду назад пылало, а сейчас сковывает леденящим холодом.

— Chiudi quella stronza in camera sua[1], — зло цедит Росси на своем языке. — Non far entrare nessuno da lei[2].

Не удостоив меня больше взглядом, Рафаэль разворачивается и стремительно уходит, рассекая воздух крепким телом. Сейчас его резкие движения кричат о том, как сильно мужчина взбешен. Я закусываю губу, чтобы не заплакать от подступившей обиды, чувствуя острую жгучую ненависть. Только сейчас я испытываю ее к себе, потому что моим истинным желанием было схватиться за его руку. Росси ушел, а от меня осталась лишь кровоточащая оболочка. Почему он вечно все портит своей грубостью? Я ведь так его ждала.

— Идемте, синьорина, — раздается позади, и я ощущаю на предплечье мягкое прикосновение. Проглатываю подступившие слезы и киваю, молча следуя за охранником. Балдо бережно придерживает меня, подстраховывая мое непослушное тело. — Синьор Росси хороший человек, синьорина. Я могу лишиться языка за подобный разговор, но скажу вам правду: он волнуется за вас. — Я хочу что-либо возразить или ответить, но от его слов в груди закручивается вихрь смешанных чувств. — Во время отъезда он каждый день интересовался вами. — Охранник открывает дверь в мою комнату, жестом пропуская меня вперед. — Вы волнуете его как женщина. Поверьте мне на слово, говорю вам это как мужчина. Подумайте над моими словами. Синьор заслуживает уважения к себе. И, если не злить, вы увидите его с другой стороны.

Единственное, что получается выдавить из себя — это нервную улыбку, болезненно растягивающую губы. Я переступаю порог и с минуту стою неподвижно, лишь звук поворачиваемого ключа в дверном замке, словно щелчок пальцев, вырывает меня из транса. Больше не в силах сдерживать слезы, падаю на кровать и зарываюсь лицом в пуховую подушку.

[1] Закрой эту дрянь в ее комнате (итал.)

[2] Никого к ней не впускать (итал.)

Глава 19

РАФАЭЛЬ

Даже двухчасовая тренировка и контрастный душ не оказывают на меня должного эффекта. В попытке отвлечься и не думать о Соле я до предела выматываю себя на беговой дорожке, ни на секунду не сбавляя быстрого темпа. До дрожи в мышцах отжимаюсь и буквально истязаю боксерскую грушу, надеясь, что единственным моим желанием останется лечь и уснуть. Но вся эта экзекуция абсолютно бесполезна, я не испытываю даже толики усталости, тело искрит, мышцы ревут, а мысли по-прежнему уносят меня к зеленоглазой стерве.

Поэтому я передаю бразды правления крепкому алкоголю, который теперь усердно пытается успокоить мои бушующие нервы и нарастающий гнев. Только вот разъедающие душу мысли о Соле значительно осложняют задачу моему сорокаградусному другу.

Не хочет, значит, чтобы я к ней прикасался, белоручка чертова! Предпочла оказаться в руках чужого мужчины. Дрянь! Эмоции, что долго теснились внутри меня, бесконтрольно вырываются наружу. Я одержим. Ангельская красота и непокорный взгляд беспощадной дьяволицы выжгли на мне клеймо и стали моей ахиллесовой пятой. Кто бы мог подумать, что за внешностью маленького ангела скрывается дерзкий чертенок? Меня выводит из себя то, что Сола не боится, а даже если и боится, все равно лезет на рожон. Провоцирует так, что я перестаю мыслить адекватно. Она вызывает во мне биполярное расстройство, и я не удивлюсь, если все закончится гребаной психлечебницей.

Делаю очередной жадный глоток бурбона, стремясь выжечь непрошенные мысли, но все тщетно. Сола сейчас в моем доме и, кажется, если прикрыть глаза, я услышу ее дыхание. Да я слышу его, черт возьми, в своей голове круглосуточно. Из последних сил сдерживаюсь, чтобы не ворваться к ней в комнату. В воспаленном воображении уже вовсю трахаю девчонку. Хочу ее до одури. Состояние, будто я алкоголик в завязке, которого закрыли в винном погребе. Да что ж за твою мать! Рядом с ней превращаюсь в психа, да даже моя знаменитая железная выдержка куда-то девается. Выдыхаю. Стискиваю стакан в руке. В памяти снова и снова всплывают недавние события, после которых я окончательно потерял голову.

Понимаю, что Балдо и думать о ней не смеет, но увидеть Солу на руках амбала, цепляющейся за него, я не был готов. Не знаю, что именно произошло, но по нетрезвому состоянию и намокшей одежде, которая отчетливо демонстрировала девичьи прелести, могу догадаться, что она свалилась в бассейн. Сам виноват, позволил успокоить нервы спиртным, не подумав о том, что эта дикая кошка вылакает больше положенного и окажется в бассейне с посторонним мужиком.

К черту!

Алкоголь начинает работать не в том направлении, распаляя меня до предела и изводя извращенными фантазиями. Растираю лицо ладонями и трясу головой, избавляясь от бредовых идей. Вон из моей головы. Нервы натянуты как струна, а кровь закипает от мысли, что Балдо может сейчас трогать ее как женщину. Красивую, влажную, свернувшуюся в его руках и прижавшуюся к нему всей своей горячей плотью…

Не выдержав натиска болезненной подозрительности, открываю на компьютере записи с камер видеонаблюдения. Убедившись, что Балдо отвел Солу в комнату и сейчас находится за пределами ее спальни, немного выдыхаю. Толика напряжения уходит из моего тела. После включаю предыдущие записи и, найдя нужный момент, начинаю пересматривать его раз за разом. Словно пытаюсь объяснить самому себе, что солдат лишь выполнял свою работу. В конце концов, он спас глупую девчонку, что додумалась напиваться, сидя на перилах балкона. Каждый раз, когда Сола срывается вниз, мои мышцы сковывает какая-то эмоция, очень похожая на страх. Что, если бы вместо бассейна она приземлилась на бетон или свернула шею от удара о воду?

Сейчас я едва не дымлюсь от странного, разъедающего чувства. И вызывает его только один человек — девчонка с малахитовыми глазами, что отравила меня своим ядом. Она моя хроническая боль, и вылечить это невозможно.

Допиваю последние капли бурбона, не прекращая надеяться, что он помешает мне сорваться под воздействием вспыхнувших эмоций. А ведь вывести меня может далеко не каждый. Маленькой стерве стоит отдать должное: она справляется с этим как профессионал. Захлопываю ноутбук, не в силах больше смотреть на происходящее на экране. Потираю пальцами лоб, успокаивая себя тем, что солдат просто выполнил свою работу, достал девчонку из воды и только. А вот дальнейший спектакль Сола разыграла самостоятельно. Прижималась, цеплялась за него, будто за спасательный круг, всем видом показывая пренебрежение ко мне. Ну, как говорится, ваше желание — закон, и я выполню его так, что она пожалеет о своем отказе.