Роковухи

— Артистичная натура. Импровизации, зарисовки, наброски… вполне в духе вашей жены. — Я как могла утешала беднягу, покачивая на коленях близнецов. Они уже вовсю терли носики — верный признак того, что хочется бай-бай.

— Зарисовки! — Скрипнув зубами, доктор Мелроуз сорвал с шеи истерзанный стетоскоп. — А известно вам, миссис Хаскелл, что именно занимает эту артистичную натуру?

— М-м-м…

Разумеется, я помнила воодушевленный рассказ Фло о ее увлечении и мечте нарисовать Бена. Но мужу-то она наверняка сказала, что пишет натюрморты… С небольшой натяжкой это даже можно признать за истину — если ее "натюр" будет достаточно "морт", чтобы во время сеанса не ежиться от холода.

— Анатомия мужского тела!

— Что вы говорите!

— Определенные части мужского тела!

Смысл до меня дошел не сразу, но, когда это все же случилось, я была потрясена. Возможно, я извращенка. Возможно, всему виной провинциальный образ мыслей. Пусть так. Но вот вам мое отсталое мнение. Есть громадная разница между художниками, рисующими руки-ноги, и теми, кто сосредотачивается на… гм… на излюбленных объектах внимания книжонок типа "Валхаллы". Черт побери! Принцесса Дива может любоваться сокровищами барона Дерика сколько будет угодно ее скандинавской душеньке, но Фло Мелроуз, с ее бесстыжим мольбертом, я и на пушечный выстрел не подпущу к… Словом, не подпущу, и все тут!

— Не я один схожу с ума! — Доктор выбрался из кресла и протопал к подносу с инструментами. — По-вашему, с миссис Хаффнэгл действительно произошел несчастный случай? Как бы не так! Уверен, старина Хаффнэгл выбился из сил и решил покончить с этим… игорным домом одним махом. Вот и швырнул чертову штуковину в ванну!

— То есть… убийство?!

— Всего лишь предположение. — Доктор пожевал губами и махнул волосатой лапищей. — Доказать-то невозможно. Счастливчик!

— М-да… Как сказал бы преподобный Фоксворт, а новая викариса наверняка подтвердила, "суд — дело Всевышнего".

Я уложила малышей в коляску и бочком двинулась к двери.

— Куда это мамочка так торопится? — Доктор шагнул за нами со шприцем в руке. Металлический кончик злорадно блеснул в солнечном луче, чудом проскользнувшем сквозь тюремных размеров окошко. — Дела подождут, мамочка. Сейчас дядя доктор сделает Элис и Томми укольчик…

Знаю, что невоспитанно. Более того — неприлично и даже грубо. Но уж пусть дядя доктор меня простит. Я не могла позволить засыпающему на ходу эскулапу всадить в моих деток какой-нибудь наркотик вместо сыворотки. Толкнув дверь плечом, мамочка вылетела в приемную и сама не заметила, как близнецы оказались на заднем сиденье фургона.

На обратном пути, стараясь выдерживать разумную — для матери двоих детей — скорость, я вновь и вновь возвращалась в мыслях к пресловутому "Совершенству".

Со своим предположением насчет миссис Хаффнэгл доктор Мелроуз, конечно, перегнул палку. А ты, Элли? Ты сама не перегнула палку, вступив в дурацкий союз? Что скажет Бен, если… когда узнает? Большой вопрос. Возможно, его умилит рвение жены, готовой ради спасения брака из штанов выпрыгнуть. Но еще вероятнее, что эту затею он сочтет оскорблением для своего мужского естества. В широкомсмысле слова.

На том отрезке Скалистой дороги, где железная ограда церковного двора подпирает утес, из тени деревьев выступила мужская фигура. Не заметив фургона, человек двинул через дорогу прямо у меня перед носом. Если бы не разумная скорость, которую я упорно выдерживала, мистер Рассеянный в лучшем случае оказался бы на капоте, а в худшем — сверзился бы со скалы прямиком в свирепо клацающие челюсти бурного моря.

Остатки былой шевелюры мужа викарисы были растрепаны, чего я не сказала бы о самом мистере Глэдстоне. Появившееся в окошке фургона лицо было абсолютно безмятежно.

— Миссис Хаскелл! Какая приятная встреча! — Искренняя улыбка доказывала, что каламбуром тут и не пахло. Мистер Глэдстон не подозревал о том, что святой Петр уже распахнул жемчужные врата с гостеприимным возгласом "Следующий!".

— Возвращаюсь домой из больницы. Показывала малышей врачу.

— Очень мило! — Еще одна доброжелательная улыбка.

— Как поживает ваша супруга?

Не столько вопрос, сколько формула вежливости, но какова реакция! Даже столкновение на горной дороге с автофургоном не произвело на мистера Глэдстона такого впечатления. Глаза его остекленели. Боюсь, застывший взгляд до конца дней будет у меня ассоциироваться с тем утром.

— Благодарю, Эвдора чувствует себя прекрасно. Много работает, но это естественно.

— Приходу Святого Ансельма очень повезло с викарием, — автоматически добавила я. Светская беседа затягивалась, а близнецы тем временем устроили возню. Эбби наверняка схватила Тэма за нос, и в любую секунду с заднего сиденья мог грянуть оглушительный рев.

— Эвдора — замечательная женщина, — сообщил мистер Шип.

Приятное известие, но откуда такой похоронный тон? Можно подумать, что викариса вынуждена отказаться от сана из-за внезапно развившейся аллергии на церковный фимиам.

— Эвдора святая! Я не устаю благодарить Господа за то, что она согласилась стать моей женой.

Счастливый супруг отлепился от машины и замер, сгорбившись. Взгляд его был устремлен в апрельскую небесную синь, словно именно оттуда должен был явиться ответ на жизненно важный вопрос.

— Мы получили коробку имбирного печенья от вашего мужа, миссис Хаскелл. Как это мило с его стороны. Эвдора, конечно, не оставит этот соседский жест без ответа, но передайте, пожалуйста, и мою устную благодарность мистеру Хаскеллу.

— Непременно. Простите великодушно, мистер Шип, тороплюсь. Малыши голодные. — Я завела мотор.

Собеседник вскинул руку в прощально-благословляющем жесте. Недаром говорят, что муж и жена… Ну и грязные у тебя мысли, Элли Хаскелл! Забыла разве о профессии жены? В зеркале заднего вида мелькнула одинокая фигура. Куда он, собственно, направляется по Скалистой дороге? Просто прогуливается? Не похоже. Скорее ждет кого-то…

* * *

Бывают дни, когда сюрпризы один за другим валятся тебе на голову. В дом я вошла через заднюю дверь с близнецами в охапке и обнаружила, что кухня оккупирована коротышкой с усиками а-ля Чарли Чаплин.

— Мистер Бладжетт! Как вы здесь очутились?

Он изволил оторваться от общения со стиральной машиной и обратить на меня взор здорового глаза. Тот глаз, что был наполовину скрыт багровым веком, жил собственной жизнью.

— Уж простите, коли напугал, хозяйка.

Видок у мистера Бладжетта и впрямь был устрашающий. Преподобная Эвдора наверняка нашла бы на это замечание подходящую цитату. Впрочем, и я не малограмотная. "Не суди по внешности ближнего своего".

— Я покричал-покричал под дверью, ответа не дождался, вот ручку-то и дернул. Дверь возьми да и отворись. Ну, я и скумекал — мол, хозяйка за своей машиной соскучилась. Решил заняться вашей старушкой, пока из нее песок не посыпался.