Роковые иллюзии

«Кроме того, что я написал, я ничего больше не знаю, — заверял Феоктистова Орлов, — но вы можете быть уверены, что ничего из написанного мною не выдумано». В 1953 году темой для заголовков в мировой прессе стал его рассказ о леденящих кровь преступлениях Сталина, в котором подробно описывалось, как были организованы московские показательные процессы, положившие начало «великой чистке». Публикация книги впервые привлекла к Орлову внимание ФБР после того, как он и его жена четырнадцать лет прожили изгнанниками в Соединенных Штатах.

«Пособие по контрразведке и ведению партизанской войны», появившееся десять лет спустя, не вызвало такого внимания у публики, как первая книга. По словам Феоктистова, Орлов заверил его, что в этой книге он опирался лишь на хорошо известные факты и случаи и не выдал никаких секретов. «Книга эта основывалась на чисто технических данных» и, по мнению Орлова, «могла бы быть переведена в Советском Союзе и использована в качестве практического руководства». Таким образом, говорил Орлов Феоктистову, он надеялся «оказать небольшую услугу моей стране».

Феоктистов вспоминал, как он попросил у Орлова экземпляр этой книги с автографом. Однако тот проигнорировал эту попытку получить приглашение зайти к нему, чтобы взять книгу и воспользоваться этим для беседы в более приватной обстановке. Орлов также не был готов рассказать ему более того, что он уже поведал американцам о своей карьере в секретной службе Советского Союза.

«Собственно говоря, наш телефонный разговор закончился, как только я стал настаивать на личной встрече и беседе», — заметил Феоктистов. По его словам, Орлов ответил тогда уклончиво, сказав, что «было бы бесполезно назначать сейчас место встречи там-то и тогда-то», но что он приветствовал бы приход Феоктистова позднее для продолжения беседы.

«В тот же день на автобусе компании «Грейхаунд» я добрался из Анн-Арбора до Чикаго, откуда самолетом вернулся в Нью-Йорк», — вспоминал Феоктистов. В своем докладе Центру, который был подписан им оперативным псевдонимом «Георг», он смягчил краски чрезмерно эмоционального поведения Марии Орловой, Феоктистов утверждал в отчете, что у этой дамы «нервы взвинчены до предела» и что, по его мнению, ее реакция объяснялась «некоторой неуравновешенностью характера». Как он выразился в интервью: «Я ничуть не сомневался в том, что она в меня не выстрелит. В противном случае я действовал бы по-другому!» [9] .

9

Интервью Феоктистова.

Феоктистов умышленно оставил у Орлова впечатление, будто он намерен вернуться в Анн-Арбор до конца 1969 года. Однако он лишь три месяца спустя получил из Москвы разрешение на возобновление контакта с Орловым. Но в феврале 1970 года, когда Феоктистов вновь приехал в Мичиган, он обнаружил, что вскоре после его посещения Орловы уехали из Анн-Арбора. Это подтвердили и на экономическом факультете, и соседи Орловых по Мэйнард-хаусу. Ни они, ни привратник не могли дать ему нового адреса Орловых.

Бывший разведчик и его жена вновь ушли в подполье.

Феоктистов возвратился в Нью-Йорк с пустыми руками и сообщил в Москву, что необходимо начать все сначала, чтобы выследить Орловых. Возобновив свою работу-прикрытие в качестве переводчика в советском представительстве при ООН, он стал ждать указаний из Центра. Прошло полтора года, прежде чем Феоктистову вновь поручили «взять след». По его мнению, причиной столь долгой отсрочки возобновления операции послужила обеспокоенность Москвы тем, что бегство Орловых из Анн-Арбора показывало, насколько они были встревожены, когда спустя тридцать лет их нашел представитель КГБ. Хотя в деле Орлова не указывается причин отсрочки проведения операции, совершенно ясно, что советская разведка не хотела запугать его до такой степени, чтобы он отправился в ФБР или ЦРУ с чистосердечным признанием. Такие последствия поставили бы крест на миссии, возложенной на Феоктистова, в отличие от тактики выжидания, рассчитанной на то, что со временем Орловы успокоятся, видя, что им ничто не грозит.

И действительно, неожиданное появление в квартире Орловых сотрудника КГБ «испортило все» даже в большей степени, чем напророчила ее хозяйка. Визит Феоктистова поставил Орловых перед опасной дилеммой. Это советский разведчик понял полтора года спустя во время их второго свидания. Тогда Орлов рассказал ему, что в первую встречу, в 1969 году, он не мог игнорировать возможность того, что незваный гость был агентом-провокатором из ФБР, посланным под видом офицера КГБ, чтобы заставить его выдать секреты, которые до тех пор Орлов скрывал от американцев. Он сказал Феоктистову, что в 1969 году у него не было иного выбора, кроме как доложить ФБР о своей встрече с советским разведчиком. Сохранившаяся у Орловых преданность Родине объясняет тот факт, что их сообщение американцам так разительно отличалось от изложения события Феоктистовым. Хотя версия ФБР все еще не рассекречена полностью, в резюме опубликованных документов сената США содержится рассказ г-жи Орловой, описавшей свое героическое двухчасовое «противостояние», которое, по ее словам, имело место в коридоре Мэйнард-хауса [10] . Как утверждали Орловы, они так и не разрешили агенту КГБ переступить порог их квартиры. Не сообщил Орлов своим американским покровителям и о том, что агент КГБ именно по его, Орлова, просьбе позвонил ему позже по телефону. По словам Орлова, он сразу же положил трубку, как только Феоктистов позвонил, упрекая за отказ принять его у себя на квартире. Г-жа Орлова тоже «забыла» рассказать ФБР о том, как она держала Феоктистова под дулом револьвера. Все это тем более странно, что Мария Орлова страдала заболеванием сердца и ее состояние ухудшилось из-за постоянного страха, что раскрытие местопребывания семьи Орловых было прелюдией к их физическому уничтожению органами госбезопасности. И не удивительно, что теперь, когда КГБ стало известно их местопребывание, Орловы последовали совету ФБР уехать из Анн-Арбора и в целях собственной безопасности «лечь на дно».

10

Orlov. «Legacy», p. 11.

«Если у Советов и есть скрытые мотивы в отношении Орловых, это никак не проявилось на сегодняшний день», — решило ФБР. Как сотрудник ООН Феоктистов не подвергался ограничениям в передвижениях, и его подход «не был незаконным», поскольку он не пытался «завербовать или угрожать» Орловым. Как следует из этого доклада, у ФБР не было никаких причин сомневаться, что Орловы говорили чистую правду о происшедшем между ними и визитером. Секретные данные 1938 года об аппарате советской разведки, которыми располагал Орлов, по прошествии более чем тридцати лет, к 1969 году, утратили свою актуальность, однако ФБР не исключало возможности его убийства с целью сведения старых счетов. Постоянный страх перед длинной рукой возмездия из Москвы заставил Орловых жить в изгнании под чужим именем. Когда в 1955 и 1957 годах Орлов и его жена давали показания в подкомитете по внутренней безопасности сената США, вся официальная переписка с ними велась через их нью-йоркского адвоката.

После смерти Александра Орлова в 1973 году сенат США даже отдал ему дань восхищения. Сенатор Джеймс Истленд превознес до небес бывшего сталинского супершпиона, чье проживание в Америке было узаконено специальным актом конгресса США как «одного из наиболее важных свидетелей», дававших показания в то время, когда Истленд возглавлял сенатский подкомитет по внутренней безопасности. Назвав Орлова «самым высокопоставленным офицером советской разведки из всех когда-либо перешедших на сторону свободного мира», Истленд заявил, что генерал оставил после себя «бесценное наследие в виде свидетельских показаний, рассказав как о внутренней системе, так и о целях коммунистического заговора, а также о деятельности коммунистического аппарата в смежных областях шпионажа и подрывной работы».

Истленд говорил: «Если и был в этом какой-то порок, то он относился не к Орлову, а к глубоко аморальной системе, от которой он отрекся. Этот бывший советский разведчик производил незабываемое впечатление, — утверждал сенатор. — Даже само слово «перебежчик» было до нелепости неуместным, когда его связывали с именем Орлова» [11] .

Насколько в действительности неуместно называть Орлова «перебежчиком», показывают архивные документы КГБ, в деталях описывающие важность и масштабы секретов советской разведки, которые он намеренно утаил от американцев. Документы показывают, что хвалебная речь сенатора Истленда, опубликованная по специальному распоряжению сената под заголовком «Наследие Александра Орлова», была не вполне уместна. Настоящие «честные» советские перебежчики прибывали на Запад после коренной перемены свой! лояльности к советскому строю. Всем контрразведчикам приходится задавать себе извечные вопросы: «Следует ли им верить?» и «Не засланы ли они?». В случае с Орловым сейчас есть все основания действительно сомневаться в том, что сталинский мастер шпионажа вообще когда-либо был перебежчиком в истинном смысле этого слова. Ни в одном из документов, полученных из архивов в соответствии с законом о свободе информации и отражающих лишь небольшую часть записей о сотнях часов показаний, которые Орлов давал сотрудникам ФБР и ЦРУ, не содержится никаких указаний на то, что он когда-либо, хотя бы в малейшей степени, обнаружил свою действительную осведомленность о тайной стороне деятельности советской разведывательной службы. Несмотря на то что большая часть этих документов все еще остается засекреченной, совершенно очевидно, что Орлов не раскрыл ни одного из звеньев агентурной сети внедрения, к созданию которой, как показывает его дело из архивов КГБ, он до «побега» имел самое непосредственное отношение. Это видно из того, что некоторые из завербованных им агентов продолжали работать на советское государство на протяжении почти всех 60-х годов. Сейчас есть все основания считать, что та информация, которую Орлов предоставил американцам, была тщательно продуманной уловкой с целью скорее скрыть, чем разгласить наиболее важные секреты, которые он знал. Несмотря на похвалы, расточавшиеся в его адрес сенатором Истлендом, Орлов, как сейчас выясняется, не отрекался от своей веры в идеалы ленинской коммунистической революции и никогда не был перебежчиком — он был всего лишь беженцем, спасавшимся от сталинского режима [12] .

11

Доклад госдепартамента ФБР от 16 декабря 1969 г. Феоктистов Михаил Александрович, переводчик Секретариата ООН. Дело Орлова, ФБР № 115-22869, получено в соответствии с Законом о свободе информации, далее ЗСИ.

12

Предисловие сенатора Джеймса О. Истленда к «Наследию Орлова», op. cit., р. 3.

Даже у официальных лиц из ФБР и ЦРУ, которые на протяжении долгого времени, исполняя свой профессиональный долг, проводили допросы Орлова и консультации с ним, всегда присутствовало подозрение, что он придерживает некоторые из своих наиболее важных тайн. Для перебежчиков было характерно сохранять в запасе часть информации, чтобы иметь в будущем кусок хлеба, а Орлов был особенно сдержанным. Следователи ЦРУ признавали, что у них вызывала беспокойство широкая осведомленность Орлова о Великобритании, которую он, по его собственному утверждению, приобрел, читая документы, передававшиеся в Центр советскими агентами, работавшими в Лондоне в 30-х годах. Казалось, Орлов был до мелочей знаком с месторасположением и внешним обликом правительственных зданий в Лондоне, и не похоже было, что познания такого рода были приобретены лишь в результате чтения поступавших в Москву донесений. Однако он так и не признался, что когда-либо бывал в Англии, и было бесполезно пытаться получить от него какие-нибудь сведения, когда речь заходила о советских разведывательных операциях в странах Европы, в которых он участвовал до своего назначения в Испанию в 1936 году [13] .

13

Фактически дело Орлова, хранящееся в архиве СВРР, показывает, что те люди, которые были хорошо осведомлены об обстоятельствах бегства Орлова на Запад в 1938 году, никогда не называли его ни предателем, ни перебежчиком. Они использовали для этого русский термин «невозвращенец», что не подразумевает ни государственной измены, ни перехода на другую сторону. В его досье в одном или двух случаях он фактически характеризуется как предатель офицерами сталинского режима, которые были знакомы с его делом лишь поверхностно и имели по идеологическим соображениям весьма предвзятое мнение, присущее непрофессионалам.