Роковые изумруды

Когда они вышли на набережную, снова пошёл дождь. Шлаевский поискал глазами укрытие и притянул Марту под сень большого старого дуба. Тут лишь редкие капли попадали на его шляпу. Внезапно поручик несколько резко протянул руку к вороту пальто девушки и очень нежно, проведя пальцем по шее, снял оттуда крупную каплю. Марта вздрогнула от прикосновения, но почему-то не отпрянула, а как-то инстинктивно, сама не осознавая почему, подалась вперёд. На мгновение их глаза встретились. Девушка почувствовала нечто для неё совсем незнакомое. Неуверенность в себе, неуклюжесть движений. Перевела дыхание, поправила вуалетку шляпы, и только тогда осознала, что её щёки запылали от прикосновения поручика. Марта посмотрела на Михаила странным, затуманенным взглядом, подошла вплотную. Так, что можно было слышать, как бьётся его сердце. Неожиданно для самой себя девушка подняла вуалетку и прижалась губами к гладковыбритой щеке.

— Поручик Шлаевский, Вы настоящий офицер?

— Да... Так точно.

— Тогда обнимите уже даму и поцелуйте её...

***

Солнце уже вовсю золотило купола церквей. В одной ночной рубашке поверх молочно-белого тела Марта сидела на тумбочке в коридоре и наблюдала, как Шлаевский застёгивает пуговицы на своей жилетке. Вчера она хотела съязвить что-то про этот атрибут девятнадцатого века, но сегодня уже не могла вспомнить, что именно. Ну и чёрт бы с ней, какая разница, лишь бы поручику нравилось.

Михаил справился со всеми пуговицами и присел на корточки, чтобы завязать шнурки оксфордов. Девушка, вытянувшись, кокетливо пощекотала точёной кистью ему подбородок. Шлаевский припал губами к её запястью, после стал подниматься выше, покрывая поцелуями сначала руку, а потом и шею.

— Поручик Шлаевский, опоздаете на работу. Полковник снова будет упражняться на Вас в боксе и остроумии.

— И чёрт бы с ним. Я уже опоздал. И готов опаздывать снова и снова ради тебя, — он нежно прикоснулся губами к её щеке и шумно вдохнул запах волос цвета вороного крыла. Марта зарумянилась.

— Но-но, Миша. Не надо так.

— А как хочет моя прима?

Марта обвила поручика ногами и прижала к себе. Её полные груди рванулись из свободной ночной рубашки, а дыхание стало учащаться.

— Твоя прима хочет, чтобы ты был образцовым офицером. Потому что капитанский аксельбант будет прекрасно смотреться с моим белым миланским платьем.

Теперь дыхание стало учащаться и у Михаила, а руки сами собой медленно поднялись по гладким бёдрам и стали задирать подол ночной рубашки. Марта перешла на страстный шёпот.

— Миша, знаешь первое правило примы?

— Быть прекрасной?

— Это второе. Первое — не позволять себе больше одного пирожного в неделю. Так что шинель, шляпу и бегом марш в управление, господин поручик.

Шлаевский с улыбкой отсалютовал. Не застёгивая, накинул шинель, поцеловал на прощание Марте руку. Не удержался и приложился губами также к родимому пятну на запястье, после стремительно выскочил на лестницу. Девушка проводила его затуманенным счастливым взглядом, после потянулась и прошла по номеру к окну в главной комнате — посмотреть ещё хотя бы пару минут на своего Мишу...

Не удосужившись постучать, в номер вошёл высокий кавалерийский офицер с пышными усами. Быстрыми шагами подошёл к Марте.

— Hat dieser Welpe die Zeit gekostet?

— Максимилиан, я же просила — не входи без стука. И говори по-русски, мы уже не в Берлине и даже не в Варшаве.

— Раньше тебя это не смущало, когда мы одни.

Усач попробовал приобнять девушку за плечи, но она резко сбросила его руки. Подошла к комоду, взяла мундштук и закурила, всё ещё глядя в окно.

— Раньше было раньше, милый братец.

— Да. Ты не пускала щенков дальше кулис.

Марта резко развернулась и залепила офицеру звонкую пощёчину, её глаза полыхнули недобрым пламенем.

— Герр офицер, следите за речью!

— Прости, сестра. Ты же знаешь, как я отношусь ко всем этим навязчивым ухажёрам. К тому же он тебе явно не пара. Проучить мальчишку?

Прима глубоко затянулась и замолчала. Выпустила струйку дыма, повернулась к усачу с таким лицом, что тот попятился. В её голосе появился металл:

— Если ты хоть пальцем его тронешь — я тебя изничтожу. Не терпится нарваться на драку — позадирай полковника фон Гринвальд-Рихтера. Вы с ним явно похожи. Заодно Мише будет польза: полковник найдёт новую грушу в твоём лице. Но про поручика и думать не смей. Ты меня понял?

— Да. Я понял... Я всё понял.

Офицер резко развернулся, щёлкнул каблуками и вышел так же стремительно, как и вошёл. Марта докурила сигарету, легла на постель. Подумала про поручика. А ведь в театре он показался ей очередным бесполезным франтом, внушающим отвращение, подошла только из интереса к его спутнику, знаменитому на всю Москву полковнику фон Гринвальд-Рихтеру, про которого даже Дягилев наслышан... И как это только произошло, почему позвала Михаила к себе в номер на кофе?

Девушка принюхалась — постель всё ещё пахла туалетной водой Шлаевского. Брюнетка прижалась лицом к подушке и сделала глубокий вдох, на её лице появилась счастливая улыбка, добрая и очень простая. Впервые за много лет, а то и за всю жизнь.

***

После очередного раунда Михаила пришлось приводить в чувство нашатырём. Когда он открыл глаза, полковник с виноватым видом выслушивал причитания шифровальщицы:

— Роман Фёдорович, ну это уже слишком! Пару дней назад ты его нокаутировал ударом поддых, теперь бедному мальчику прилетело в челюсть. Ещё пара таких раундов, и лишишься секретаря!

— Машуль, ну не ругайся. Ну подумаешь, дал в морду. Сам виноват — опоздал. А я предупреждал нашего обожаемого поручика, что такого не потерплю. Думает, закрыл «Спецсредства» на «отлично» — можно вечера в ресторациях с мамзельками проводить, а наутро опаздывать. Да и вообще, это он удар пропустил, моей вины нет...

Шифровальщица надула губки и сдвинула брови.

— Роман Фёдорович!

— Ладно, ладно. На неделю никаких рингов, пусть в себя приходит. На полигон его свожу пострелять. Довольна?

— Да, так-то лучше.

Девушка улыбнулась и ушла. Полковник подошёл к Шлаевскому.

— Ну, Михаил, вставайте. Ринг и без Вас отлично моют, нужды валяться на нём нет.

Поручик пробурчал в ответ нечто невразумительное.

— И не огрызайтесь. Я Вас предупреждал. Да и удар Вы обычно держите, пропустили явно из-за бессонной ночи... Что, какова Марта, огонь?

— Рихтер, не Ваше дело.

— Ну-ну... Ладно, чёрт с Вами. В душ, а потом собирайтесь — поедем на явку коммунистов русский порядок наводить. Я Машуле обещал свозить Вас пострелять, а тут мишени ещё и звуки издают при попадании в десятку.

Поручик в ответ только вздохнул.

Пока «Руссобалт» ехал на место конспиративной явки, фон Гринвальд-Рихтер без умолку говорил:

— Вообще, краснопузые сейчас уже не то, что прежде. Раньше интересно бывало. Меня трижды за полгода взорвать пытались, в Иван Иваныча по подворотням стреляли. Ух, было время. А теперь что? Половину повесили, вторая половина сбежала в Швейцарии всякие. Исполнителей толковых нет. Организаторов тоже. Вон, всё, что осталось от Ягоды — череп-пепельница на столе Дрейзера. Эх, скучно жить!