Роковые письмена

У портье Варгин выяснил, что никакой почты на этот раз ему не поступало. Значит, нужно разыскать министра и напомнить о статье Ремо Гвалты. Кроме того, недурно было бы выполнить главную задачу: Выяснить, кто же этот самый Феликс Жижин? У Варгина не было никаких конкретных идей, каким образом это сделать, кроме того, чтобы пойти к Кэтрин и попросить ее о помощи. Все это нужно было успеть за считанные часы.

Варгин с трудом уговорил таксиста на провоз четвероногого пассажира — уж больно вид был заброшенный у рыжего пса, да и родословная подкачала. Подходя к двери Кэтрин, Варгин сказал собаке:

— Ну, была не была, не бойся. Я сам боюсь.

Он позвонил.

— Кто там? — спросили из-за двери.

— Мы.

— Ой, какая хорошая собака, — открывая дверь, воскликнула Кэтрин.

Псина завиляла хвостом. По всему было видно, что они понравились друг другу.

— Вот встретил по дороге… — оправдывался Варгин. — Ничего, что она такая лохматая? Зато у нее глаза красивые.

— Сами вы лохматый, — оттаивая, сказала Кэтрин. — Заходите же. Надо ее срочно стирать.

— Ты собираешься ее оставить у себя?

— Конечно. Она ведь ничья, совсем бездомная. Другая ведь к вам не пристанет.

Варгин не спорил.

— Как же ее зовут? Кстати, почему ее?

Варгин пожал плечами. Они рассмеялись.

— Я думаю, его зовут Рыжик, — сказал Варгин.

— Рыжик так Рыжик. Пойдем-ка, Рыжик, в ванную.

Пока Кэтрин «стирала» собаку, Варгин стоял на подхвате. При этом он пытался выспросить насчет своих дел. Кэтрин не обращала внимания на его вопросы. Она была полностью поглощена важным делом.

— Отстанете вы от меня наконец со своим Глобом? Дайте лучше полотенце. Да не это, чистое дайте.

— Чистое, чистое, — бурчал Варгин. — А чем это не чистое? Я же вытирался им утром…

— Ну, ворчун.

— Годы свое берут, — объяснил Варгин.

Рыжик смотрел на своих мучителей взглядом, полным недоумения. У него хватило терпения выдержать насильственное купание, но вытирание полотенцем было выше его сил. Рыжик выскочил из рук Варгина и занялся сушкой сам.

— У него неплохо получается, — сказала Кэтрин, вытирая лицо. — Пожалуй, лучше запереть его здесь, пока он не высохнет.

Они оставили пса сушиться и вышли в гостиную.

— Теперь я тебе совсем не нужен, — сказал Варгин. — Теперь у тебя есть настоящий друг.

— Теперь у меня есть два настоящих друга, — поправила Кэтрин.

Она потрепала Варгина по голове.

— Как ваши дела? Встречались вы с этим, как его…

— Унитером, — подсказал Варгин. — Да, встречался.

— Он рассказал что-нибудь о Ремо?

— В общем, ничего особенного. Все, как говорил Альфред Глоб. Получается банальная история об интеллигенте, не разобравшемся в реализме действительной жизни. Опять же, мафия или банда оголтелых технократов.

— Вы не верите в это?

— Не знаю. Все вроде бы сходится. Одного только я не понимаю: зачем надо было на меня нападать?

— Но ведь Глоб же объяснил. Преступники боятся, что после смерти Ремо остались списки.

— Это я понимаю. Но ведь списков-то они не нашли. Почему же они больше не роются у тебя дома?

— Может быть, удалось обезвредить всю организацию? — высказала предположение Кэтрин.

— Может быть, — думая о чем-то своем, согласился Варгин. — Кэтрин, мне нужно связаться с Глобом.

— Глоб сегодня звонил мне в гимназию и спрашивал, где вы. Ладно, не злитесь, — заметив реакцию Варгина, сказала Кэтрин. — Он сказал, что статью Ремо отдаст завтра перед отлетом. И просил, чтобы вы не пытались его разыскивать. Он уехал в провинцию по срочному делу.

— Так, они уже знают, куда надо звонить, — недовольно поморщился Варгин.

— Ничего не поделаешь. От Глоба ничего не скроешь.

— Ты не боишься… — Варгин замялся, — ну, в общем, что я… что мы…

— Это мои проблемы, — сказала Кэтрин.

Она встала и вышла. Вскоре она появилась в сопровождении роскошного огненно-рыжего пса. Тот, увидев Варгина, радостно завилял хвостом и сказал:

— Гав.

* * *

В двадцать часов ноль ноль минут пятеро обитателей восьмого блока были выведены в коридор подземного сооружения фабрики-прачечной. Громким голосом, так, чтобы было слышно всем обитателям соседних блоков, коридорный зачитал:

— Решением Высшего Специализированного Консилиума УНП группа опасных государственных преступников в составе Натаниеля Рубака (кличка Корень), Хенеса Халоша (кличка Хлыщ), Жоржа Шабата (кличка Серый), Ласло Чечу (кличка Желудь) за подготовку и организацию побега заключенного Ремо Гвалты (кличка Бычок) с целью нанесения ущерба интересам родины приговариваются к смертной казни.

Коридорный сделал паузу и затем продолжал:

— Заключенный Ивон Форбер (кличка Карлик) за вступление в контакт с враждебными лицами и передачу секретной информации приговаривается к восьмистам пятидесяти годам тюремного заключения строгого режима. Смертный приговор привести в исполнение в течение двадцати четырех часов.

По коридору пронесся тяжелый выдох, наполненный одновременно удивлением и ужасом. Пятеро дикарей были ошарашены услышанным. Сказанное настолько противоречило их представлениям о ходе событий, что на их лицах появилось какое-то обиженное детское выражение.

Закончив свою речь, коридорный отделил приговоренных к смерти и отвел их в спецблок. Тягостное молчание прервалось странной речью Желудя, который до сего времени больше одной фразы в день не говорил:

— Великое очищение наступает, когда выпьешь из прозрачного родника вселенской истины. Спасите, наконец, Вселенную, не продохнуть ей, глаз не протереть от зловоний ваших и испражнений. Так и задохнется она, в пыли на дороге, на коленях ползая, алкая милости вашей, надеясь на жалость и милосердие, не мечтая ни о чем более, нежели как сохранить констанции свои мировые…

Все это Желудь говорил на одном дыхании, так что его речь прерывалась хрипом — он набирал в легкие воздух. Желудь продолжал:

— Не нужно спасать живое, спасите мертвое и спасетесь сами. Опомнитесь наконец, остановитесь и одумайтесь. Куда идете? С чем идете? Путь ваш ложен, средства необдуманны, цели неясны. Так вернитесь же к заветам отцов и дедов и пусть покой посетит ваши души. Пусть государство будет маленьким, а население — редким. Пусть будут в нем различные оружия, но пусть ими не пользуются. Пусть народ помнит о смерти и не уходит далеко. Пусть будут у него лодки и колесницы, но пусть им не будет применения. Пусть будут у них щиты и оружие, но не будет против кого их направлять. Пусть люди снова вернутся к узелкам. Пусть пища их будет сладкой, одежда красивой, жилище удобным, а жизнь радостной. Пусть соседские царства расположатся так близко, что будут видны издали, крик петухов и лай собак будет доноситься от одного к другим, а люди царств никогда не будут иметь нужды друг в друге.