Роковые сапоги

Я обернулся. Великий боже! Мэри рыдала на груди доктора Бейтса, а этот ничтожный лекарь с величайшим презрением глядел на нас с Магдален. Открывший мне калитку садовник сказал им о моем приезде; сейчас он стоял позади них и гнусно ухмылялся.

– Какая наглость!
– только и крикнула, убегая, моя гордая, сдержанная Магдален. Я пошел за ней, смерив шпионов испепеляющим взглядом. Мы уединились в маленькой гостиной, где Магдален повторила мне уверения в своей нежнейшей любви.

Я решил, что судьба моя устроена. Увы, я был всего лишь жертвой первоапрельской шутки!

Май. Остался с носом

Так как месяц май, по мнению поэтов и прочих философов, предназначен природой для любовных утех, я воспользуюсь этим случаем, чтобы познакомить вас с моими любовными похождениями.

Молодой, веселый и обольстительный прапорщик, я совершенно покорил сердце моей Магдален; что же касается мисс Уотерс и ее злобного дядюшки-доктора, вы, конечно, понимаете, что между нами все было кончено, и мисс Уотерс даже притворялась, что радуется разрыву со мной, хотя эта кокетка согласилась бы ослепнуть на оба глаза, лишь бы меня вернуть. Но я и думать о ней не хотел. Отец мой, человек весьма странных понятий, утверждал, что я поступил как негодяй; матушка же, разумеется, была целиком на моей стороне и доказывала, что я, как всегда, прав. Мне дали в полку отпуск, и я стал уговаривать мою возлюбленную Магдален сыграть свадьбу как можно скорее, - я ведь знал и из книг, и из собственного опыта, как переменчиво людское счастье.

К тому же моя дорогая невеста была на семнадцать лет старше меня и здоровьем могла похвалиться не больше, чем кротким нравом, - так мог ли я быть уверен, что вечная тьма не раскроет ей свои объятья до того, как она станет моей? Я убеждал ее со всем трепетом нежности, со всем пылом страсти. И вот счастливый день назначен - незабвенное десятое мая 1792 года,заказано подвенечное платье, и я, чтобы оградить свое счастье от всяких случайностей, посылаю в нашу местную газету коротенькую заметку:

"Свадьба в высшем обществе. Нам стало известно, что Роберт Стабз, прапорщик полка Северных Бангэйцев, сын Томаса Стабза, эсквайра, из Слоффемсквигла, на днях поведет к брачному алтарю прелестную и высокообразованную дочь Соломона Кратти, проживающего там же. Приданое невесты, по слухам, составляет двадцать тысяч фунтов стерлингов. "Лишь отважный достоин прекрасной".

* * *

– А ты известила своих родных, любовь моя?
– спросил я Магдален, отослав заметку.
– Будет ли кто-нибудь из них на твоей свадьбе?

– Я надеюсь, приедет дядя Сэм, - отвечала мне мисс Кратти, - это брат моей маменьки.

– А кто была твоя маменька?
– поинтересовался я, ибо почтенная родительница моей невесты давным-давно скончалась, и я никогда не слышал, чтобы ее имя упоминалось в доме.

Магдален покраснела и потупилась.

– Маменька была иностранка, - наконец вымолвила она.

– Откуда родом?

– Из Германии. Она была очень молода, когда папенька женился на ней. Маменька не из очень хорошей семьи, - добавила мисс Кратти неуверенно.

– Какое мне дело до ее семьи, сокровище мое!
– пылко воскликнул я, покрывая нежными поцелуями пальчики, которые как раз в это время сжимал.Раз она родила тебя, значит, это был ангел!

– Она была дочь сапожника.

"Немец, да еще сапожник!
– подумал я.
– Черт их всех раздери, сыт я ими по горло".

На этом наш разговор закончился, но у меня от него почему-то остался неприятный осадок.

Счастливый день приближался, приданое было почти готово, священник прочел оглашение. Матушка испекла пирог величиной с лохань. Всего неделя отделяла Роберта Стабза от часа, когда он должен был стать обладателем двенадцати тысяч фунтов в пятипроцентных бумагах, в восхитительных, несравненных пятипроцентных бумагах тех дней! Если бы я знал, какая буря налетит на меня, какое разочарование уготовано человеку, который, право же, сделал все возможное для того, чтобы приобрести состояние!

* * *

– Ах, Роберт!
– сказала Магдален, когда до заключения нашего союза осталось два дня.
– Я получила такое доброе письмо от дяди Сэма. По твоей просьбе я написала ему в Лондон; он пишет, что приедет завтра и что он много о тебе слышал и хорошо знает, что ты собой представляешь; и что везет нам необыкновенный подарок. Интересно, что бы это могло быть?

– Он богат, обожаемый цветок моего сердца?
– спросил я.

– Семьи у него нет, а дела идут очень хорошо, и завещать свое состояние ему некому.

– Он подарит нам не меньше тысячи фунтов, как ты думаешь?

– А может быть, серебряный чайный сервиз?

Но это нам было гораздо менее по душе, - слишком уж дешевый подарок для такого богача, - и в конце концов мы утвердились в мысли, что получим от дядюшки тысячу фунтов.

– Милый, добрый дядюшка! Он приедет дилижансом, - сказала Магдален. Давай пригласим в его честь гостей.

Так мы и сделали. Собрались мои родители и священник, который должен был обвенчать нас завтра, а старый Кратти даже надел ради такого случая свой лучший парик. Почтовая карета прибывала в шесть часов вечера. Стол был накрыт, посредине возвышалась чаша с пуншем, все сияли улыбками, ожидая прибытия нашего дорогого лондонского дядюшки.

Пробило шесть, и против гостиницы "Зеленый Дракон" остановился дилижанс. Слуга вытащил из него картонку, потом вылез старый толстый джентльмен, которого я не успел как следует разглядеть, - очень почтенный джентльмен; мне показалось, я встречал его где-то раньше.

* * *

У двери позвонили, в коридоре затопали шаги, старик Кратти ринулся вон из гостиной, послышался громкий смех и восклицания: "Здравствуйте, здравствуйте!" - потом дверь в гостиную отворилась, и Кратти провозгласил:

– Дорогие друзья, позвольте представить вам моего шурина, мистера Штиффелькинда!

Мистера Штиффелькинда! Я задрожал с головы до ног.

Мисс Кратти поцеловала его, матушка присела, батюшка поклонился, доктор Снортер - наш священник - схватил его руку и самым сердечным образом пожал. Наступил мой черед!

– Как!
– воскликнул он.
– Да ведь это мой юный друг из школы токтора Порки! А это его почтенная матушка, - матушка с улыбкой присела, - и его почтенный батюшка? Сэр, мадам, ви дольжен гордиться таким сыном. А ты, племянница, если ты будешь выходить за него замуж, ты будешь самой счастливой женщиной в мире. Вам известно, братец Гратти и мадам Штабе, что я шиль для вашего сына сапоги? Ха-ха-ха!

Матушка засмеялась и сказала:

– В самом деле, сударь? Наверное, шить ему сапоги было одно удовольствие, - ведь других таких стройных ног не сыскать во всем графстве.

Старый Штиффелькинд оглушительно захохотал.

– О да, сударыня, на редкость стройные ноги и на редкость дешевые сапоги! Значит, ви не зналь, что это я шиль ему сапоги? Может, ви не зналь еще одна вещь?
– Изверг стукнул ладонью по столу, и черпак для пунша чуть не выскочил на скатерть.
– Может, ви и в самом деле не зналь, что этот молодой человек, этот Штапс, этот жалкий косой негодяй - не только урод, но и мошенник! Он купиль у меня пару сапог и не заплатиль за них, - это бы еще ничего, кто сейчас платит?
– но он купиль пару сапог и назваль себя лорд Горнуоллис. А я, турак, ему повериль, и вот тебе мое слово, племянница: у меня есть пять тысяч фунтов, но если ты выйдешь за него замуж, то не получишь от меня ни пенса. А вот и обещанный подарок, я сдержаль слово.