Роль грешницы на бис

– Ты вправду хочешь завести другого мужчину?

– Вправду!

– А если я его убью, ты опять нового заведешь?

– Заведу!

– Ты хочешь найти лучше, чем я? Который будет любить тебя больше, чем я?

– Это не все – любовь! Есть другие вещи, важные для жизни!

– Какие? Какие, Цветик, скажи, не молчи! Почему ты не отвечаешь, Цветик? Почему ты не смотришь на меня?

…Хорошо, поищи, Цветик, поищи «другие вещи». Мне будет очень больно, но я стерплю, я научился ждать… Потому что знаю: ты не найдешь. И придешь ко мне обратно.

– Ты сумасшедший!

– Разве сумасшедший способен принять такое мудрое решение?

– Это не мудрое решение. Это хитрое решение.

– Ты знаешь, что вернешься, да? Поэтому говоришь, что решение хитрое?

– Нет! Я не вернусь, малыш. Не жди. Но я тебя люблю, помни это.

– Не волнуйся, не забуду. А теперь уходи.

– Сумасшедший, ты сумасшедший…

– Прощай.

* * *

– Да, я родила мальчика, – произнесла Измайлова тихо и неприязненно. – И что с того?

Она выглядела плохо и полулежала на диване, закутавшись в плед.

– Вы, Алексей Андреевич, выведали уже немало моих секретов, но, несмотря на это, я доверяла вам… Похоже, однако, что вы приняли мое доверие как позволение и дальше рыться в моем прошлом?

Измайлова устало прикрыла глаза, словно и не ждала ответа, но, наоборот, пыталась поставить этим упреком точку в разговоре.

– Вы ошибаетесь, – тихо и спокойно ответил Кис. – Я не принял ваше доверие за позволение, Алла Владимировна. Я вашего позволения просто не спрашивал.

– Кажется, вы станете еще одним моим разочарованием… Не страшно, – продолжала она ровным голосом, не открывая глаз, – я к разочарованиям привыкла. Одним больше, одним меньше, это уже ничего не меняет.

Ее лиловатые веки дрожали, вокруг губ собрались складки.

Алексей понимал, что этим упреком она пытается остановить его, и впрямь чувствовал себя неуютно. Выведывая у людей тщательно запрятанную в их сознании информацию, он бывал жестко-агрессивным или хитро-дипломатичным, иногда щадяще-тактичным и далеко не часто испытывал к ним жалость. Измайлова оказалась тем редким человеком, с которым ему хотелось бы быть бережным… Но noblesse oblige [13] как говаривал друг его Реми: Кис искал убийцу и не имел права позволить себе роскошь пойти на поводу у своей жалости.

13

Благородство обязывает (фр.).

– Вы все время забываете, Алла Владимировна, что идет следствие, а не милый дружеский разговор за жизнь, в котором тактичность – первое условие. У следствия другие правила игры, и хорошие манеры в них так же неуместны, как на войне. Я бы с премногим удовольствием оставил вас в покое, но это невозможно: убиты восемь человек, и ваша собственная жизнь под угрозой.

– Неужели вы хотите меня убедить в том, что, раскапывая все мои секреты, все мои тщательно схороненные тайны, вы и в самом деле найдете убийцу? – Актриса открыла глаза и посмотрела на него с тем интересом, с которым смотрят на детей, несущих забавный бред.

– Именно так я и думаю, – кивнул Алексей. – Давайте не будем больше препираться. Что стало с ребенком? Он умер?

– Скорей всего… – Алла приняла вертикальное положение, натянув на плечи плед. – Врачи мне сказали, что он долго не проживет.

– То есть? – изумился этой странной фразе Кис. – Как прикажете понимать?

Обреченно вздохнув, Алла заговорила…

Она забеременела, когда ей было уже за тридцать. До того сделала несколько абортов – казалось, что все еще впереди, что как-нибудь, однажды… Но тут она поняла, что другого «однажды» уже не будет. И решила оставить ребенка. Пусть появится на свет человечек, единственный из всех, которого она сможет любить, не боясь предательства…

Разумеется, Сергеевский был категорически против. Костя в роли отца? Костя, не способный ни к какой эмоции, которая могла бы хоть отдаленно напоминать нежность? Костя, с утра до ночи погруженный в свое кино и в свою карьеру в нем? Занятые высоты требовалось бдительно охранять – уже подрастали, уже поджимали новые таланты, уже скалили молодые хищные зубы, уже зарились на его обихоженную территорию в системе кинопроизводства, в благосклонном внимании чиновников-покровителей, в бюджетных средствах. Нет, за этим всем хозяйством нужен глаз да глаз, его ни на сутки нельзя было оставить без присмотра, ни на час не оставлять свое место пустым: чуть отвернись – займут!

И потому этот фильм, этот партийный заказ, спущенный ему, леваку (хоть и осторожно-умеренному), в качестве поощрения и признания руководством страны его таланта и заслуг, – этот фильм следовало сделать блестяще. Суметь показать весь свой класс, суметь одновременно отдать пионерский салют правым и явственно показать наличие увесистой фиги в кармане левым… Одним словом, задача была непростая, но азартная, и Костя уже видел, с каким тонким психологизмом он покажет мятущиеся большевистские души, с каким мастерством он вложит хрестоматийные коммунистические истины в их уста так, что они прозвучат едва ли не диссидентской речью… Апофеоз современной советской действительности будет содержать тонкий второй пласт, который дойдет только до мыслящих людей по принципу «Умный не скажет, дурак не поймет». Сергеевский многого, очень многого ждал от этого фильма…

И тут она – его главная актриса, его ставка, его звезда, его послушный материал, – она вдруг забеременела! Мало того, рожать вздумала! Нет, она решила его убить!

Сначала он уговаривал Аллу сделать аборт, стращал возрастом, грозил не признать ребенка. Жена не сдавалась.

Тогда Сергеевский перешел к серьезной атаке. «Ребенок неизвестно от кого, ты же путаешься с кем ни попадя! И ты хочешь принести его – мне? И ты думаешь, что я позволю тебе это сделать?!»

– Это, Алексей, сказал мой знаменитый муж, делавший, как заправский сутенер, на моем теле деньги и карьеру, – горько прокомментировала Алла. – А ведь по всем срокам выходило, что ребенок именно от него… Я попыталась ему об этом сказать, но он и слушать не хотел. Ему было удобнее считать, что ребенок не его…

Они разругались. Алла уехала и никому не сказала куда. Доносила ребенка. Впрочем, только до семи месяцев… И позвонила мужу уже тогда, когда первый приступ боли, еще легкий, возвестил о приближении родов. Он приехал, отвез ее в больницу…

Родился мальчик. Роды были трудными, у ребенка случилась травма… Но местные врачи выходили младенца. После родов Алла по-прежнему не хотела возвращаться в Москву, и Сергеевский снял для нее другой дом, получше. Снял и уехал, не попрощавшись. Алла его удержать не пыталась: боялась, что он убьет мальчика, – в такой он был ярости.