Ролевик: Рейнджер

Но всё это – пыль и тлен в сравнении с главной неприятностью. Пропал Глас Тьмы! Могучий артефакт, созданный трудом всего племени и при помощи нового воплощения Отца-Хаоса! И самое главное – воссоздать его не удастся, даже если Сын Хаоса даст ещё одну пальцевую кость Дракона Тьмы для обода! А всё из-за того, что во всём мире не осталось ни одного проклятого эльфа! Шаман аж забыл на какое-то время про неотступную головную боль при мысли, что он – ОН – сожалеет об отсутствии в Мире ушастых выродков!

Так или иначе – Глас пропал, и его надо было вернуть!

Подлый хуманс умело заметал за собой следы, даже ухитрялся прокладывать ложные. Пока шаман приходил в себя, воины организовали преследование в сторону ближайших поселений этого племени. Но никого не поймали, и даже следы пропали. Олой был в отчаянии и ярости и уже примерял на себя все ритуальные пытки, известные в племени – ведь он был старшим из выживших шаманов, и ему было отвечать за всё! Вот если бы вернуть Глас Тьмы!

И вот под вечер того дня он услышал тихий голос реликвии. И голос шёл совсем не оттуда, где храбрые уруки искали пропажу! Неужели похититель настолько глуп, что ударил в бубен? Шаман, коротким свирепым рыком заставив умолкнуть всех вокруг, напряжённо прислушивался. И да – он вновь услышал тихий зов Гласа Тьмы. Бубен зовёт его! Значит, он избран Тьмой на роль нового Верховного Шамана!

Чургын собрал всех воинов и шаманов (точнее – учеников и подмастерьев), что обретались поблизости, и организовал погоню тремя отрядами. Они едва не настигли похитителей на ночлеге – казалось, примятая телами трава ещё была тёплой. И вот – погоня. Шаман, возглавив средний отряд, гнал врага, не давая ему отдохнуть, но и не приближаясь, чтоб дать возможность двум другим отрядам обогнать воров и встать у них на пути. Чургын Олой так торопился, что, даже выходя в Астрал для связи с помощниками в других группах, не останавливал погоню – его в такие моменты несли на специальных носилках четверо сильных воинов.

И вот в последние пару часов опять начались неприятности. Всё вокруг буквально провоняло мерзостной волшбой сволочей-эльфов. Всё чаще бойцы становились жертвами подлых ловушек. Как апофеоз, на ровной полянке из ниоткуда возник зелёный лабиринт. Кусты оказались не только колючими и ядовитыми, но ещё и хищными. Вот, наконец, последняя стена прорублена. И тут вдруг зов Гласа Тьмы, который становился всё громче и громче, умолк! Казалось, реликвия за мгновение улетела в неведомые и непостижимые дали, а затем и вовсе исчезла!

Чургын как можно быстрее, не считаясь с потерями и затратами магии, повёл свой отряд к тому месту, откуда в последний раз слышал зов. И вот они на месте. Провонявшая эльфами поляна, несколько зёрен, идущих на приготовление Зелья Магов в беседке, от которой разило Светлой Силой, крошки еды на берегу пруда – и никакого следа Реликвии!

Шаман задрал морду в небо и завыл в несказанной тоске и предчувствии неизбежного конца…

После стремительного рывка по эльфийскому посёлку мы немного сбавили темп и двигались так называемым 'волчьим намётом' – пятьдесят шагов бегом и столько же шагом. Долго бежать не получалось, уже смеркалось, в лесу так особенно, но 'кроссинг зе Ти' мы сделать успели, и даже отмахали километров пять от ставшего ближним к нам флангового отряда. Ещё какое-то время брели в почти полной темноте, двурвы что-то различали в тепловом диапазоне, я руководствовался не столько зрением, сколько чувством Леса. Наконец, чуть не сверзившись с небольшого, метра два, обрыва на гребне одного из холмов, решили заночевать.

Я вызвался дежурить первым, на случай появления орков. Но они так нас и не потревожили, и я в свою очередь лёг спать. Проснулись мы на рассвете и, наскоро перекусив остатками сухого пайка, быстрым шагом двинулись в путь.

Размеренный шаг способствовал размышлениям, а голова после ночного отдыха уже не была категорически против этого. Какая-то несуразность боя около источника не давала мне покоя. Наконец, я понял – моя магия! Точнее, количество потраченной в бою энергии. Я наскоро прикинул расход маны. Неожиданно много. Ещё в начале своего пребывания в этом Мире я определил свои возможности, как достаточные для создания двенадцати-пятнадцати молний. Если пересчитать все мои заклинания в этот эквивалент, в последнем бою я потратил запас маны, соответствующий двадцати или двадцати двум, трудно было определить, сколько вытащило из меня противоборство моего заклинания точности и шаманского чёрного тумана. Хммм, не так страшно, как мне показалось вначале, не в два-три раза перерасход, а 'всего лишь' в полтора. Но всё равно – откуда дровишки? Я ведь не раз в ходе боя ощущал, что мой резерв почти пуст – но каждый раз находились силы ещё на одно или два заклинания.

Нет, я явно поторопился считать себя отдохнувшим и адекватным. Ведь где проходил бой? То-то же! Если бы не тёмный ритуал и та лиловая завеса, которая заметно экранировала Храм от Мира, то я, находясь в непосредственной близости от Светлого Источника, да ещё и содержащего изначально 'родную' Стихию, не должен был бы ощутить исчерпания запаса и наполовину. Это на пике скорости расходования сил. Ведь недаром поселения стараются разместить как можно ближе к Источникам, а лучше всего – вокруг них. Это же значительное качественное усиление обороняющихся магов! А я уж не знал, что и подумать, чуть было не приплёл левел-ап, что было совсем глупо – всё-таки не очередную игрушку на компе гоняю, а свою тушку по лесу.

К обеду мы уже успокоились настолько, что развели небольшой бездымный костёрок и сварили похлёбку из прихваченной с собой крупы и удачно попавшегося нам на глаза десятка боровичков-колосовиков. А пообедав, даже и подремали по паре часиков. Кажется, оторвались.

А к вечеру мы наткнулись на кое-то особенное. Я, увидев такое, буквально остолбенел. Двурвы, пройдя вперёд, вернулись ко мне, пытаясь понять, что случилось. А меня буквально раздирали чувства Спутника, да и собственные тоже.

Причиной же послужил вполне банального, на первый взгляд, вида пень и валяющееся около него бревно. Всё дело было в том, пень и бревно какого именно дерева, и как оно было срублено. Я не знал, как объяснить всё своим охранникам, не нарушив данного ранее слова. В конце концов, решил так: те, кому я давал обещание исчезли бесследно и, скорее всего, безвозвратно, а потому…

Вы, наверное, не раз и не два (даже не двадцать два раза) читали и слышали о низкой, если так можно выразиться, плодовитости эльфов. Сколько раз встречалось: восьмисотлетний эльф с единственной дочерью. А вы не задумывались, что при таком раскладе они должны были давно выродиться и вымереть? Даже в мирное время, для компенсации убыли от естественных причин, у каждой пары должно быть 'два целых и три десятых ребёнка', то есть двадцать три малыша на двадцать взрослых. Конечно, репродуктивный период у эльфов измеряется сотнями лет, и тем не менее. Если ещё добавить потери ушастых в многочисленных войнах, то тот самый среднестатистический восьмисотлетний должен бы вырастить минимум пятерых. И за себя, и за погибших молодыми товарищей. Плюс – почти никто и никогда не видел эльфов-детишек. Полукровок – пожалуйста, а чистокровных – нет, даже в их городах.

А на самом деле всё гораздо проще, и одновременно сложнее. Да, эльфы этого Мира не были чужды плотской любви и способны были к деторождению 'традиционным' образом. Но такие детишки, и правда, рождались не каждую сотню лет, и каждое такое рождение считалось особым Знаком. Основной же способ размножения считался секретом расы. Дело в том, что эльфы (по крайней мере – местные) проходили развитие с полным метаморфозом. Только не надо говорить 'как насекомые' – такое сравнение у дивных считалось очень грубым и тяжёлым оскорблением, смываемым только и исключительно кровью. Я подозреваю, что на самом деле – с двумя, но это не более чем догадка.

В действительности детёнышей эльфов видели многие, не зная об этом. Для них, для 'личинок эльфов', придумано отдельное название – дриады. Каких только легенд и баек не придумывали о них и уже об их способе размножения! А на самом деле – просто предыдущая стадия развития эльфов. Полуразумные игривые создания, к которым сами эльфы относятся покровительственно, но не как к детям.

Дриады, взрослея, меняют своё поведение. Они выбирают где-то в лесу дерево, начинают всё больше времени проводить вокруг него и в нём самом. В конце концов, дриада закукливается в дереве, которое с этого момента становится особо охраняемой вещью, можно сказать – святыней. И в один прекрасный момент материнское дерево лопается, а из него выходит молодой эльф – со всей памятью рода и осознанием себя и своего места в нём.