Ролевик: Рейнджер
Шрифт:
– Свидетели этого есть? – дело начало проясняться. Или так только кажется?
– Какие ещё свидетели?!
– Кто-то ещё слышал это и может подтвердить?
– Что значит 'подтвердить'?! Я – женщина честная, положительная, вон, хоть кого спроси, хоть мужа моего! Ишь, проверять меня надо, а?! Да я…
– Ясно, свидетелей нет.
– Нету… – как-то сразу сдулась скандалистка.
– Тогда так, – продолжил я, – сперва определим, чьё наследство делим.
– Моё, конечно! – тут же заявила тётка.
– Я спрашиваю – кто наследодатель?
– ?! – молча ответили мне четыре пары глаз.
–
– Мне и принадлежало, по справедливости!
Тётка начала меня доставать. Главное, никто и рот не успевает открыть, как она уже глушит.
– До того, как это стало наследством – кому принадлежало?!
– Так понятное дело, покойничку…
– И кто у вас умер?
– У нас?! – удивилась тётка. – А что, у нас кто-то умер?! – спросила она у мужичка рядом.
Уффф… если осталось наследство – то явно ведь кто-то умер, или я чего-то не понимаю?! Я так и попытался ответить:
– Ну, разумеется…
Тут тётка перебила меня воплем:
– Кто?! Когда?! Марик, у нас кто-то умееееер! – она попыталась пасть на грудь своему мужу, который был чуть ли не вдвое меньше неё ростом. Забавное было бы зрелище, если бы настроение у меня было получше. Староста всё это время страдальчески возводил очи горе и молчал.
– Цыц! Всем молчать! Отвечать, только когда спрашиваю, и только тому, кого спрашиваю! Пока не разрешу – рот не открывать! – гаркнул я.
– Староста, сам-то знаешь, что и чьё делим?
– Хутор… – не кисло, однако. Хотя… тут многое зависит от того, какой хутор и где расположен.
– Кому принадлежал раньше – я старосту спрашиваю! – пресёк я попытку тётки опять ляпнуть что-то на своей волне.
– Селиму Полуногу, – изрёк дядька и замолчал, будто сообщил всё, что нужно. Вот как тут не зарычать?! Местные знают всё и про всех, часто больше, чем человек сам о себе подозревает. И по умолчанию считают, что все вокруг знают то же самое. Но мне-то ничегошеньки из местных реалий неведомо!
– И кем он был? Стоп! – тут же поправился я. – Не так. Кем он приходился наследникам? У кого степень родства ближе?
Староста старательно зашевелил губами, глядя в потолок и загибая пальцы, пару раз выглядывал в коридор за консультациями и, наконец, пришёл к выводу:
– Так, одинаковая… Она, стало быть, через Селимова деда родня, а он, наоборот, через бабку евойную. Она его деда свояку…
– Стоп! Без подробностей. Придётся делить поровну, раз так.
Тётка попыталась возмутиться. Я, как раньше староста (как же его зовут-то?), показал ей кулак, только на моём потрескивали небольшие разряды наполовину сформированной молнии. Подействовало.
– Где хутор находится?
И тут мне стало плохо…. Оказывается, до того имущества больше недели на наш счёт добираться – если верхами и налегке. А если с обозом, с имуществом, для вступления в наследство, то и вовсе грустно становится. С перепугу мозг заработал в поисках альтернативных путей решения проблемы, и кое-что начало наклёвываться. Прежде всего, определить реальную ценность имущества, потом – выяснить, кому и для чего оно надо.
– Как давно прежний хозяин умер?
– Ну, полгода у нас тут спор идёт. Пока нам весточку привезли с оказией. Да там пока узнали, что родня есть, а стало быть – и наследники…
– То есть хутор скоро
год как стоит бесхозный?! Причём первое время считался выморочным, грабь – не хочу?! И к зиме его никто не готовил?!– Ну… выходит, так и есть.
– И за каким хоботом вам эти руины?! – взревел я и тут же осёкся. Земля. Землю-то никто и никуда не унёс. Не знаю, есть ли тут крепостное право или его аналог, какие условия и тому подобное. Но, в любом случае, хутор – это СВОЯ земля. Как ещё не поубивали друг друга соперники?
– Давай ты для начала, – кивнул я тётке. Всё равно ведь никому слова вставить не даст. – Что собираешься делать с землёй? Неужели переселяться будешь?
Но скандалистка внезапно превратилась в скромницу. Стояла, теребя край передника и потупив голову – ну, гимназистка-отличница, пионерка, блин, невинная. Даже вон зарумянилась.
– Ну… я… это… – тётка глубоко вздохнула, как будто нырять собралась, и разразилась речью:
– Да подарить я хотела, этому вот охламону! – тётка ткнула пальцем в спину другому претенденту на наследство. – Он же, придурок такой, жениться даже не может! Вырос, вон, оглобля, а тощий, как стрекозёл, жена б его хоть откормила, непутёвого! На двадцать лет подарить ему хотела, оболтусу, чтоб знал тёткину доброту и слушался, что умный человек советовать будет!
Эффект был мощный. Дар речи отбило у всех, кроме меня и неразлучной парочки, что пристроилась в уголочке за моей спиной на правах охраны. Сейчас эти бородатые заразы, наклонившись друг к другу, старательно давили в себе приступ смеха. Да и мне пришлось дополнительно сосредоточиться для следующего вопроса:
– А почему было просто не уступить наследство племяннику?! Или хотя бы сказать о своих намерениях, тому же старосте?
– Ха! Чтоб я, да уступила какой-то сопле долговязой?! Вот ещё, может, мне с ним и здороваться первой?! Другое дело – подарить, чтоб помнил тёткину доброту, да щедрость, да заботу, чтоб знал, зараза, кто ему по жизни добра желает и кого слушаться надо! Что до того, чтоб сказать – так ведь до праздника поздравлять нельзя, беда получится. А у нашего старосты, у Тихома-то, язык – как помело, каждая собака через день брехать будет, про…
Тут прорвало старосту:
– Зираина! Ты…. Да тебя… – дядьку клинило от потока эмоций. Он запрокинул голову вверх, поднял на уровень глаз немного трясущиеся кулаки и возопил: – Полгода! Целых полгода! Ну, Зираина, ну…. Полгода!!!
Тут публика не выдержала. Разноголосый хохот прокатился по коридору и выплеснулся на улицы, влетел перепуганным воробьём в открытое по случаю летней жары окошко, пометался заполошно меж бревенчатых стен наперегонки с собственным эхом и смешался со смехом, прилетавшим из двери. Мне послышалось, что в этом смехе была изрядная доля истерики, или так оно и есть?
Гренадёрша стояла красная, как маков цвет, племянник обтекал после потока тёткиных комплиментов, староста раскачивался из стороны в сторону, прижав кулаки к вискам.
– Тихо! – потребовал я через пару минут.
Рявкнуть пришлось раза три, да ещё и пройтись по публике холодком (умеренно, чтоб только озноб почувствовали), сбросив вытянутое тепло в некое подобие камина у стены. Подействовало.
– А ты, бедолага, что собирался с наследством делать?
Парень пожал плечами.