Роман для женщин
Шрифт:
— Да ну тебя, — говорит она. — Что за дурацкое имя…
На кладбище я перед ним немного смущаюсь и потому спасаюсь цинизмом.
Прежде чем нам с бабушкой удается пробраться сквозь поминальную толпу к папиной могиле, проходит чуть ли не двадцать минут. Бабушка сразу достает из сумки необходимые инструменты и берется чистить мрамор. Я боюсь, как бы она не заплакала, но, к счастью, она лишь ругает кладбищенскую контору. Оливер растерянно отходит в сторону. Я откашливаюсь.
— Здравствуй, папа, — обращаюсь я вполголоса к тем нескольким посеребренным буквам. — Как твоя жизнь?
Папа
Я все еще не могу привыкнуть к этому.
— Вон там Оливер, — сообщаю я папе приглушенным голосом. То есть Пажоут… Ты, наверное, знаешь его по маминым рассказам.
Душички мама саботирует, зато уже несколько лет справляет День благодарения. Я знаю, милые дамы, что вы хотите сказать. Да, День благодарения — американский праздник. Но как вы, верно, догадались, началось это тогда, когда я встречалась с Джеффом.
Джефф в середине декабря улетал к родителям в Штаты и хотел, чтобы я отправилась вместе с ним. Я напомнила ему, что мы с мамой Рождество не празднуем, и вежливо отвергла его предложение. Джефф огорчился, но тотчас следом предложил мне, чтобы мы вместо Рождества отметили Thanksgiving Day, День благодарения. Сперва мне это показалось полным абсурдом, но маму, как я и предполагала, предложение Джеффа привело в восторг.
Утром в назначенный день она убрала всю квартиру, приняла душ, подкрасилась и надела нарядное платье. Я наблюдала за ней с некоторым любопытством. Джефф приехал вскоре после обеда в превосходном темно-синем костюме и начищенных до блеска полуботинках (поэтому мама даже простила ему, что индейка и три бутылки калифорнийского Chardonnay он нес через всю Прагу в пакете). Он снял пиджак, закатал рукава рубашки, чуть освободил галстук, обвязал вокруг пояса фартук и приступил к готовке. Должна заметить, что выглядел он вполне сексуально (во всяком случае, мама при нем была абсолютно раскованна). Он нафаршировал индейку миндальной начинкой, поставил в духовку и, не забывая подливать туда воду, переворачивал ее и при этом еще готовил брусничный соус и картофельное пюре с луком. Мама весь вечер буквально сияла от радости и говорила, что на будущий год мы непременно повторим это.
На будущий год Рикки изо всех сил старался соответствовать ее желанию.
После Рикки эстафету новой семейной традиции принимает бедняга Оливер.
— Что, что? — ужасается он, когда я осторожно намекаю ему, что ожидается от него в последний ноябрьский четверг. — День благодарения?! Я не ослышался?
— Да, ну да… — говорю я извиняющимся тоном.
— Американский христианский праздник Thanksgiving? — изумляется он все больше и больше. — Почему мы не празднуем песах в память исхода израильтян из Египта? Или Рамадан?
Я объясняю ему, как это возникло.
— Хорошо, что ты еще не встречалась с китайцем, — усмехается он. — А то пришлось бы справлять с вами китайский Новый год…
— Оливер! — говорю я и многозначительно замолкаю. — Это наше личное Рождество взамен настоящего… Понимаешь?
— Н-да, понимаю… — стонет Оливер, сдавливая обеими руками виски. — Нет, этого я понять не могу. Что поделаешь, извини. Я серьезно не понимаю этого.
— Но все равно я была бы очень рада, если бы ты пришел. Причем в своем черном костюме.
— Ты что, шутишь? В костюме? Ни за что!
— Прошу тебя.
—
Говорю — нет.— Сделай это для меня. Пойми: тебя приглашает мама… Ты, пожалуй, согласен со мной, что этот ее жест нам надо уважать…
(Незадолго до этого дня мама за завтраком, к моему удивлению, сказала, что если я хочу, то могу пригласить Оливера.)
Однако Оливер все время отрицательно качает головой.
— Оливер, ну пожалуйста!
— О боже, хорошо! — наконец восклицает он. — Я когда-нибудь от твоей семейки спячу!
— Спасибо за понимание. Приходи в семь.
— Okay, at seven, — говорит Оливер. — В семь пополудни…
Он приходит вовремя; без галстука, но в костюме и полуботинках. Из портфеля вынимает три бутылки белого муската и Историю США, которую за день до этого взял на время у Губерта. Бегло целует меня, мама подставляет ему щеку. Потом он открывает книгу на странице, которую заложил дома.
— В 1607 году приблизительно сто членов секты английских религиозных фанатиков, именующих себя сепаратистами, бежали от преследований Якова I и англиканской церкви в Голландию, — наставляет он нас, не вдаваясь в подробности. — Оттуда в 1620 году они переправились в Америку, где основали колонию Плимут. Страдали от голода и болезней.
— Поставь вино в холодильник, — говорит мама.
— Весной 1621 года колонисты встречаются с индейцем по имени Скванто, который учит их выращивать кукурузу, — увлеченно продолжает Оливер. — Благодаря этому осенью они собирают прекрасный урожай и по этому поводу вместе с местными индейцами устраивают праздник урожая, который позже был назван Днем благодарения.
Он отрывает глаза от книги и с победным видом глядит на нас.
— Поучительно, — говорит мама и, открыв духовку, смотрит на индюка.
— Я только к тому, чтобы стало ясно, — с пафосом говорит Оливер, указывая на торжественно накрытый стол, — чтобы наконец было понятно, какая это полная лабуда.
Я уже говорила, что бывают минуты, когда Оливер действует мне на нервы, и сейчас одна из них. Волнуюсь, как мама поведет себя, но она лишь посмеивается.
— Вымой руки, Оливер и поди помешай картофельное пюре, — спокойно говорит она.
И Оливер послушно идет.
Бывают минуты, когда я по-настоящему его люблю.
Глава XX
— С меня хватит, — с притворным укором говорю Оливеру в начале декабря.
Я лежу на боку, свернувшись клубочком, и упираюсь голой попкой в его межножье.
— Я сплю с тобой уже три месяца практически через день, но ты не взял меня еще ни на одну презентацию новых духов Est'ee Lauder, где я могла бы познакомиться с Павлом Зедничком или Магуленой Бочановой…
Я бросаю на него косые взгляды. Он улыбается.
— Я уже подумываю, есть ли смысл вообще на тебя тратить время, — грустно говорю я. — В качестве трамплина в high society ты гроша ломаного не стоишь.
— Тебе достаточно сказать. Будет Рождество — возьму тебя на предрождественские тусовки стольких мерзопакостных фирм, что ты потом на коленях будешь умолять меня оставить тебя дома…
— Для начала и одной хватит, — уточняю я. — Выберешь какую-нибудь?