Роман Ким

«Не знаю, как эта операция описана в официальных документах бывшего ОГПУ СССР, но дело было так. После тревожной и беспокойной ночи на границе я, будучи начальником оперативной службы отряда, утром докладывал результаты действий начальнику пограничного отряда Мартыненко. Во время доклада раздался звонок, у телефона был один из заместителей председателя ОГПУ, который передал начальнику отряда следующее: “Неделю тому назад в японское посольство в Москве вошли две женщины и оттуда не возвращались. Вчера поездом из Москвы выехали военный атташе японского посольства и корреспондент японской газеты, кажется, ‘Нитинити’, у них два больших чемодана, помимо других меньших. Есть предположение, что этих женщин в чемоданах их владельцы пытаются вывезти за границу. Приказываю не допустить провоза этих женщин в чемоданах. Но учтите, что если Вы вскроете чемоданы и женщин не окажется, то получите 5 лет, а если провезут безнаказанно, тоже”. Вот и весь разговор. Так его тут же передал мне начальник отряда. До прихода поезда на пограничную станцию оставалось 1 час 40 минут. Станция находилась от отряда в 10 километрах. Время было терять нельзя, и мы срочно выехали на пограничную станцию. В дороге разработали такой план: по прибытии поезда на станцию отцепить вагон, в котором следуют японские военный атташе и корреспондент, и под видом технического осмотра поставить в дальний тупик, где заранее подготовить техническую бригаду из состава железнодорожников. После чего начальник станции войдет в купе к японскому атташе и объявит, что вагон, в котором он следует, неисправен, поэтому приносит извинения и просит их перейти в другой вагон, для чего к их услугам прибудут носильщики для переноски багажа. Для этой цели следует подобрать носильщиков и проинструктировать их, что, когда они будут нести большие чемоданы, один из носильщиков должен упасть с чемоданом с таким расчетом, чтобы чемодан ударился о рельсы. Если из этого чемодана не будет исходить никаких признаков человека, тогда второй носильщик, подходя к перрону станции, должен споткнуться с таким расчетом, чтобы чемодан ударился об угол перрона, обычно окаймленного рельсами, и если после этого никаких признаков человека не будет исходить из чемодана, тогда, вооружив носильщиков большим сапожным шилом, сделать проколы чемоданов. Вот такой был разработан план. Мы были уверены, что таким путем мы, безусловно, установим, есть ли люди в чемоданах. И всё это по прибытии на станцию быстро сделали, и еще осталось немного времени до прихода поезда, чтобы успокоиться. По прибытии поезда на станцию всё было сделано в соответствии с разработанным планом. Падали носильщики с чемоданами на рельсы, ударяли чемоданы об угол перрона, делали проколы в чемоданах шилом, но никаких признаков нахождения женщин в чемоданах не исходило. Я сопровождал носильщиков, а начальник отряда КПП и начальник станции шли впереди вместе с японскими атташе и корреспондентом. Атташе заметно волновался, несколько раз оглядывался, а корреспондент вел себя спокойно. Но так как мы уже подходили к вокзалу, то начал волноваться и начальник отряда. Он несколько раз оглянулся и заметил в одном чемодане щель-вмятину, образовавшуюся в нем от удара об угол перрона. Оставив атташе и остальных, начальник отряда быстро подошел к нам, в это время мы также обратили внимание на щель-вмятину. Начальник отряда через эту щель-вмятину просунул руку в чемодан, обнаружил в нем человеческое тело и приказал нам нести чемоданы в досмотровый зал таможни. Заметив это, японский атташе стал протестовать, заявляя, что он неприкосновенная личность и его вещи не подлежат досмотру. Начальник отряда ответил ему, что вещи досматривать не будем, а только изымем из чемоданов людей, так как таковой груз не разрешается перевозить и дипломатам. Японский атташе выхватил из кармана пистолет, но начальник отряда успел схватить его за руку, и пистолет упал на перрон. Когда внесли чемоданы в досмотровый зал таможни и поставили их на столы, начальник отряда предложил атташе открыть чемоданы. Атташе отказался, тогда начальник отряда сказал, что в таком случае мы будем вынуждены сами вскрыть их. Пойманный с поличным, японский дипломат отдал ключи. В каждом чемодане оказалось по одной женщине, они были извлечены оттуда и уведены в помещение КПП, а мы с начальником отряда оформили акт вскрытия чемоданов. Когда мы пришли в помещение КПП, нас туда не допустили, с ними уже занимался прибывший этим же поездом с большой группой сотрудников ОГПУ из Москвы высокий начальник с четырьмя ромбами в петлицах. Начальник отряда доложил заместителю председателя ОГПУ о выполнении задания и его результатах. Последний поблагодарил его и всех участников операции и разрешил угостить всех их в ресторане “Интуриста” станции, а счет по расходам выслать ему, что и было сделано. Вот так была проведена эта занятная операция с чемоданами.

Быв. ст. уполномоченный ОП 16 Дзержинского погранотряда НКВД П. И. Босых».

Цит. по: Чекулаева Е. Украденная жизнь. М., 2005. С. 65–74.

Приложение 10 Материалы японских газет о покушении на жизнь посла Японии в СССР

Газета «Осака Асахи», 26 декабря 1931 г.

«Раскрыт заговор с целью покушения на посла в России Хирота

План дипломата некоей страны. Официальное сообщение советского правительства.

(24 числа, Москва, Советский Союз) 24 числа соответствующие советские инстанции официально сообщили, что был раскрыт заговор с целью разрушения отношений между Японией и Россией путем убийства посла Японии в России Хирота Коки. Планировал это дипломат иностранного государства, поэтому послу этой страны было предъявлено требование о высылке этого дипломата за пределы страны и получено его одобрение. Однако какой страны это посол и дипломат, объявлено не было, и этот загадочный случай вызвал сенсацию.

Основное содержание объявления соответствующих советских органов следующее.

22 декабря советский гражданин, работник наркома транспорта, признался ОГПУ в [чем-то] удивительном. “Более трех с половиной лет назад я стал общаться с одним работником посольства некоей страны в Москве. Сначала у нас с ним просто пересеклись интересы в археологии, и мы разговорились. Позже он начал у меня интересоваться информацией по государственным железным дорогам, особенно строительством новых линий. С начала декабря при каждой встрече он стал говорить о Маньчжурском инциденте, о том, что если бы в Москве послу Японии был нанесен вред жизни, то это бы стало причиной войны Союза и Японии. Я не отвечал на эти намеки, и через несколько дней этот дипломат начал разговор о войне на Дальнем Востоке и прямо заявил мне: ‘Покушение на жизнь японского посла — это очень важно, ты сможешь с этим справиться, если захочешь’. После этого при каждой встрече убеждал меня в необходимости этого дела, говорил: ‘Я должен заниматься такого рода делами. Это просто политическая демонстрация. Достаточно пару раз выстрелить в окно машины посла из ржавого автоматического пистолета на улицах Москвы, убивать его не обязательно’. То есть он стал уже настойчиво говорить о конкретном покушении на японского посла, и я почувствовал, что тут какой-то заговор против Советского государства и понял, что он хочет навязать мне ужасную роль разжигателя войны, и поэтому я сознался во всём ОГПУ. Из-за своей незрелости я оказался вовлечен в такую оскорбительную для моей родины деятельность и хотел бы искупить вину за тяжелый проступок”. На основании изложенных сведений о деятельности этого иностранца и после проверки материалов дознания с разрешения наркома иностранных дел послу соответствующей страны было предъявлено требование высылки дипломата-заговорщика за пределы государства рабочих и крестьян, поскольку он обладает дипломатической неприкосновенностью и невозможно его допросить в Советском суде. Посол удовлетворил требование наркома иностранных дел и выслал его за пределы страны».

Газета «Осака Майнити», 26 декабря 1931 г.

«Г-н Карахан выразил сожаление.

Запросив встречи с послом Хирота, он сказал вежливую речь.

В Москве дипломат некоей (не восточной) страны, подстрекая советского гражданина Годовского, планировал покушение на убийство посла Хирота. Сообщение по этому делу поступило от посла Хирота в наше ведомство 25 числа после обеда, и в тот же день зам. председателя наркомата иностранных дел г-н Карахан запросил встречи с послом Хирота и, как говорится в телеграмме, представил подробный доклад об инциденте и сообщил, что российское правительство впредь хотело бы взять на себя полную ответственность по охране посла. Он выразил сожаление в связи с раскрытым заговором, но пожелал, чтобы посол спокойно продолжал свое пребывание в Москве. Относительно дипломата некоей страны он сообщил, что после переговоров с диппредставительством этой страны, как заведено, он был выслан. [Карахан] произнес очень вежливую речь, и посол Хирота с ним согласился, ответив, что полагается на защиту Российского государства.

Дипломатические органы намерены закрыть глаза.

Было получено сообщение о заговоре с целью убийства посла в России Хирота от самого посла. Дипломатические органы с целью улучшения отношений доверятся российскому правительству, и японское государство не будет прибегать к каким-либо дипломатическим мерам. В отношении страны, к которой принадлежит неназванный дипломат, принимая во внимание тонкости международных отношений, также не будет предприниматься дополнительного расследования и будут закрыты глаза [на этот инцидент]. Это [направление действий] было выбрано потому, что было признано, что вышеизложенный инцидент имеет слишком романтическую сущность и нет необходимости предавать его всеобщему достоянию».

Предоставил и перевел В. А. Бушмакин

Приложение 11 Докладная записка начальника 4-го отделения Особого отдела ОГПУ председателю ОГПУ В. Менжинскому

Об активизации японской разведки на СССР (по документальным данным за период март — июль 1932 года)

20 июля 1932 г.

Начиная с февраля — марта с/г. констатируется резкое повышение активности японской разведки против СССР, вызванное: 1) завершением программы захвата основных пунктов Сев. Маньчжурии и непосредственным переходом японцев к подготовке военного плацдарма против СССР и 2) увеличением наших вооруженных сил в ВСК и ДВК.

Мобилизационное развертывание органов японской разведки происходит по всем линиям: по линии Генштаба, морштаба, МИД и контрразведки (жандармерия, полиция).

Все указанные ведомства, до сих пор проводившие разведывательную работу на СССР без четкой согласованности между собой, зачастую дублировавшие ее, ныне установили теснейший контакт и стали координировать все агентурные мероприятия, исходя из установки на создание массовой агентуры.

Эта активизация японской разведки характеризуется следующими документально установленными фактами:

По линии Генштаба

Военный атташе в Москве

1. Новый военный атташе в СССР Кавабэ, прибывший в Москву в конце февраля, в отличие от своих предшественников, которым давались только общие указания по разведывательной работе, получил от Генштаба инструкцию развернуть разведку, исходя из четкой установки на «будущую войну» с СССР, в частности, конкретно изучить: а) количество авиасил, которые могут быть выставлены во время войны на ДВ; б) стояние Владивостокских фронтов и в) систему мобподготовки. В целях организации систематического контроля над перебросками наших войск на восток из европейской части СССР, Генштаб дал директиву Кавабэ приступить к созданию агентуры в ряде важнейших пунктов европейской части СО, в частности в Свердловске и Самаре.

В порядке реализации вопроса о прикомандировании военных разведчиков в японское консульство в СССР, выдвинутого в варшавском совещании японских военных атташе и уже прошедшего стадию согласования между Генштабом и МИД, Кавабэ ныне занят практическим осуществлением этого нового мероприятия.

Военная разведка со стороны Маньчжурии…

Военные атташе на Западе и Бл[ижнем] Востоке

По линии морштаба

Морской штаб (III сектор) значительно усилил проводимую им параллельно Генштабу разведывательную работу на СССР.

Морская разведка на ДВ

1. В сводках морштаба за последние месяцы стали фигурировать наряду с данными, полученными от МИД и Генштаба, сообщения, получаемые непосредственно от резидентуры во Владивостоке, от капитанов японских коммерческих судов, заходящих во Владивосток, и от нефтяной цессии в Охе на Сев. Сахалине, ведущей разведку специально для морского штаба, а также делаются ссылки на агентурные источники во Владивостоке.

Анализ этих сводок приводит нас к заключению о наличии у морштаба скрытой разведывательной резидентуры во Владивостоке.