Роман на лестничной площадке

Лешка и Антон переглянулись весело. Я, вцепившись в Лешку, молча ждала, чем все это кончится, и надеялась, что мы смотаемся раньше, чем они подерутся.

– Эй вы! Проваливайте с нашей территории! – не доходя метров пяти до нас, крикнул один из местных парней. Ребята они были крепкие, хоть и не высокого роста. Они остановились там и пока соблюдали дистанцию.

– Вот еще! – фыркнул Киборг, поддав газку на своем «ежике».

Верхачи стали злиться, это было видно. Но, во-первых, им мешало мое присутствие: по неписаным правилам парней, которые были с девчонками, не трогали, даже если это были враги. А во-вторых, их смущали мотоциклы, которыми Лешка и Антон легко могли их бортануть.

Тот же парень, видимо, старший из них, спросил раздраженно:

– Чего вам надо? Выкладывайте и убирайтесь!

– Кто-то из ваших избил нашего друга, – обьявил им Кент. – Поскольку повода он не давал, теперь Новый город для вас всех закрыт вплоть до урегулирования темы. С каждым, кто у нас появится, будет то же самое. Передайте своим старшим.

Я подумала, что это похоже на объявление войны. И, очевидно, не я одна так подумала. Верхачи изменились в лице.

– За что его избили? – уточнил наш собеседник. – Я не понял.

– Ни за что. Подошли и врезали прямо на остановке, – Кент говорил жестко, непримиримо. Я редко видела его таким. Эта его сторона немного пугала, но я понимала, что он не стал бы старшим, если бы не мог быть именно таким. В моем представлении конторы были похожи на небольшое войско, которое возглавляют военачальники или вожди. А вождем не может быть слабак. И в старшие в конторе выбиваются тоже не мамины сынки.

– Нет, у нас за просто так никого не бьют. Это или он сам виноват, или ошибка вышла, – не поверил тот.

– Сотрясение мозга – не ошибка, – проворчал Киборг.

– Все, поехали, – наконец, сказал Кент. – Я предупредил.

Они стартовали с места и помчались обратно в Новый город, ко мне домой.

В моей двери торчала записка.

– Че там? – поинтересовался Киборг.

– Мать с отчимом к тете Тоне в гости ушли, – сообщила я, прочитав написанное, и открыла дверь.

– Это хорошо, – одобрил Кент. – Никто мешать не будет.

– В смысле? – нахмурилась я.

– В смысле выпивки, – объяснил Киборг.

Мы зашли в квартиру.

Пока я отлучилась на кухню за рюмками и закуской, парни в моей комнате включили магнитофон, достали водку, нашли где-то мои карты, которые я не могла найти еще со времени, когда ходила с Сабиром или, как его называли сейчас, Тормозом.

Киборг налил всем водки, мы выпили, закусили и стали играть в карты. В дурака, в тушку, в козла – во все, что могли вспомнить. Смеялись друг над другом, мухлевали, конечно, парни ставили друг другу щелбаны. Мне, поскольку я была девушкой, вместо щелбанов полагались поцелуи в щечку.

Антон все время подливал водку в рюмки. Мне показалось, ему хотелось разрядиться после поездки на Верхнюю, но способ этот был не эффективен. На его габариты было необходима большая доза. Он даже не закусывал, хотя я нажарила им картошки.

Сама я больше пить не стала, просто сидела рядом и участвовала в разговоре. А парни на двоих выдули обе бутылки.

Было около одиннадцати, когда они кое-как доигрывали последний кон. Наконец, Кент вырубился, увалившись на диван. Киборг еще что-то соображал. Он хлебнул из моего стакана водички и попытался встать на ноги. Я, помогая ему в этом важном деле, спросила:

– Ты куда собрался?

– Домой, – пробасил он сверху.

– Пьяный? – с сомнением поинтересовалась я.

– Так у меня мотоцикл, – стал рассказывать Киборг заплетающимся языком. – Я на воздух выйду если, то если не упаду, за пятнадцать минут стану трезвый. Ну, я пошел. Меня внизу мотоцикл ждет. Как-нибудь дойду.

И пошел по лестнице вниз.

Я знала, что с Киборгом ничего не случится. Для него его «ежик» был что для рыбы вода, да и трезвел он, правда, быстро.

С Кентом было сложнее. После пьянки он отходил не так скоро, а значит, отпускать его ночью домой, да еще пьяного и на мотоцикле было опасно.

Я вернулась в комнату и растолкала Лешку. Он с трудом поднялся, постоял, покачиваясь, сел на мою кровать, не понимая, где он находится. Потом упал на спину и снова заснул.

– Лешка! – будила я его. – Вставай! Я тебя доведу до дома, а мотоцикл утром заберешь.

Кент открыл глаза и сел. Надел медленно поданную мной куртку, с моей помощью попав в рукава.

Но пока я относила пустые стаканы и бутылку в мусорное ведро, он выпил воду из моего стакана, который я намеревалась забрать после, и завалился прямо в своей куртке обратно спать.

Будить его теперь было бесполезно. Не тащить же его на себе.

Вскоре вернулись мама и отчим. Я дождалась, пока ее отчим уйдет в ванную и спросила:

– Мам, Лешка пьяный. До дома сам дойти не сможет. Можно он у нас переночует?

– Хорошо, – согласилась мама и ушла в свою комнату.

Я накрыла Кента одеялом и вышла на балкон, накинув на плечи куртку. Вынула из пачки сигарету. Ища спички, я нашла в кармане письмо, полученное еще утром, которое до сих пор не удосужилась прочесть.

Письмо было от Вовки Савина, друга детства. Мы жили в одном подъезде, я на пятом этаже, он – на девятом. Он был на два года старше и воспринимал меня как младшую сестру, дарил иногда по мелочи игрушки или конфеты, защищал от обидчиков и ловил для меня майских жуков. Но год назад он, оставив мать здесь, уехал в Архангельск, к дяде по отцу. Мне он писал редко, больше матери, присылал ей деньги. Мы дружили семьями, поэтому его мать, тетя Вера, часто бывала у нас и с гордостью рассказывала о Вовке то, что узнавала из его писем. Потом обе матери – и моя, и Вовкина – подолгу сидели и обсуждали современных детей.

Я прочитала письмо. Ничего новенького. Только рассказы о своей работе на рыболовецком траулере в дядиной команде. Хотя Вовка сообщал, что первого ноября кончается договор, и он скоро возвращается домой. Вот это здорово!

Ему уже семнадцать, вспомнила я. Блин, время летит! А ведь они с Лешкой ровесники, значит, могут подружиться, подумалось мне.

Я затянулась сигаретой. Спать совсем не хотелось. Хорошо, что завтра суббота и не надо идти в школу.

Было довольно холодно. Уже неделю стояли заморозки. Но уходить в комнату тоже не хотелось. Стояла прекрасная ночь. Внизу горели фонари, небо украшали сотни звезд, несколько окон в соседних домах еще светились в темноте. Потом погасли и они.