Роман, написанный иглой

— В любви, доченька, прав не бывает, — грустно заметила тётя Фрося. — И правил… А Катю не вернёшь, хоть высохни и сгори от любви. — Она вздохнула. — Да, не вернёшь…, И жизнь не остановишь. Не век же Фазылу бобылём ходить. Я и сама ему этого не позволю. Сегодня же с ним поговорю.

— Нет, нет! — испугалась Света. — Прошу вас, не надо!

— Это уж позволь мне знать, что надо, а чего не надо, — постаралась как можно строже ответить тётя

Фрося. — А ты вон лучше валерьянки своей выпей. Глазищи-то горят — гляди, насквозь прожгут. Цыганка и есть! Нет, ну что ты скажешь! — всплеснула старушка руками. — Так мучиться — и молчать! Да хоть бы мне, дурочка, шепнула…

Не поднимая глаз, Света выбежала во двор.

Вечером за ужином тётя Фрося места себе не находила, не зная, с чего и как начать этот щепетильный разговор.

— Вам нездоровится, мама? — заметив её состояние, забеспокоился Фазыл. — И кушаете вы плохо…

— Катю вспомнила.

Фазыл тоже оставил ложку, встал из-за стола и зашагал по комнате из угла в угол.

— А я о ней ни на минуту не забываю, — заговорил он. — Ни на работе, ни даже во сне. А как войду в комнату, гляну на эту фотографию, — Фазыл повернулся к стене, долго молча глядел на портрет, — такая тоска сожмёт сердце— дышать нечем…

— Я верю, сынок, знаю. Только Катеньку нашу ничем уже не вернёшь, ни тоской, ни слезами. А о жизни своей дальнейшей подумать надо…

— Какая там жизнь! — безнадёжно махнул рукой Фазыл, но вдруг остановился. В словах тёти Фроси он уловил какой-то скрытый смысл. — А к чему вы это, мама, о жизни-то дальнейшей?..

— Да к тому, что жить надо, Федя. Молодость не вечна, а в старости к жизни этой никакого и вкусу не остаётся. Одна серость да безнадёжность…

— Ну, мне до старости ещё далековато, — грустно улыбнулся Фазыл.

— Свету я сегодня видела, — как бы между прочим сообщила тётя Фрося.

— Ну и как она? Почему не заходит?

— Да видишь ли, Федя, — сама не зная почему, тянула старушка. — Причина у неё есть. Очень даже важная причина…

— Что ещё за причина? Обиделась?..

— Как тебе сказать? Обидеться не обиделась… Только… Любит она тебя, Феденька! — решилась наконец тётя Фрося.

— Что?! — Фазыл остановился как вкопанный.

— Да, любит… А из-за Кати признаться не может. «Не имею, говорит, права, предательница я, говорит, гадкая».

Фазыл молчал. Слова тёти Фроси его потрясли. Так вот в чём причина перемен в Светином поведении! Так вот почему она так упорно избегала его за последнее время.

— Я так считаю, — продолжала между тем старушка. — Света — девушка славная. Умница, душевная и заботливая…

— Нет, нет! — почти закричал Фазыл. — Это невозможно…

Он невольно, с каким-то испугом глянул на фотографию Кати.

Тётя Фрося перехватила этот взгляд, и сердце её наполнилось теплотой и благодарностью к этому страдающему человеку. Признаться, она со щемящим замиранием в душе ждала его ответа. И если бы он легко согласился или протестовал бы лишь для виду, что она, конечно, сразу бы заметила, ей было бы очень больно, а главное — обидно за дочь, так нежно и беззаветно любившую Фазыла. Но это испуганно-страстное «нет!» с самого дна души подняло волну материнского участия к сыну. Да, сейчас она почувствовала, что он для неё именно сын, почувствовала как никогда отчётливо и остро. А значит, и заботиться она должна, обязана о нём по— матерински.

— Я тебя понимаю, сынок. И спасибо тебе за верность Кате, от всей души спасибо! Но Кати-то уже нет… И никогда не будет. А потом, ты сам мне показывал её последнее письмо. Что там было написано? Вспомни…

— Не надо, мама.

— Не хочешь… Или не можешь? Так я сама тебе напомню. Я на память знаю каждую буковку этой страшной открытки. Катя писала: «Во имя нашей настоящей и глубокой любви есть у меня к тебе перед смертью одна просьба. В тот дом, который ты строил в ожидании нашего с тобой счастья, забери в него маму. Тебе и твоей будущей молодой жене она сумеет стать доброй и заботливой матерью. Дай мне слово, Федя, что ты это сделаешь, и я умру спокойно!» Вспомнил?.. Это же воля умирающей. Я теперь с тобой живу… Спасибо! Значит, одну Катину просьбу ты выполнил. А другую?..

— Но нельзя же так… Мама, опомнитесь, что вы говорите?!.

— А я и не тороплю, Феденька, не тороплю. Мне ли торопить! Только не хочу я, чтобы ты молодость свою сгубил в одиночестве. Да и не зимой о свадьбе думать. Вот наступит весна, закончите посевную…

— Не знаю, ничего я не знаю! — простонал Фазыл и, больше обычного прихрамывая, чуть ли не выбежал из комнаты.

А тётя Фрося засобиралась к Мухаббат и тётушке Хаджие. Женщины и обрадовались, и удивились её приходу, да ещё такому позднему. Старушка почти не покидала своего двора и дома, всё хлопотала по хозяйству, чтобы Фазыл почувствовал наконец дома настоящее тепло и уют, её материнскую заботу.

— Поговорить нам надо, — сказала она, принимая поданную ей Мухаббат пиалу с чаем. — Федю я женить надумала…

— Вай! — охнула тётушка Хаджия. — Да быть мне прахом у твоих ног. Только…

— Знаю, — перебила тётя Фрося. — Всё знаю. Потому и пришла к вам посоветоваться.

Мухаббат как-то сразу поняла, на ком собирается тётя Фрося женить Фазыла, и от благодарности к этой сердечной и мужественной, самоотверженной женщине на глазах у неё навернулись слёзы. Но тётушка Хаджия продолжала недоумевать.

— На ком же это? — допытывалась она.

— На Свете, — выдохнула тётя Фрося. — Любит она его, давно любит. Сама мне призналась… А Федя ни в какую! Конечно, и его понять можно… Только невесту схоронил… Вот потому и приплелась я к вам. Ты, Мухаббат, вы, тётушка Хаджия, поговорите вы с Федей, объясните ему, что негоже молодую жизнь губить. Она-то, вся жизнь, вон какая короткая, а молодость — и вовсе молния.

— Да… — печально согласилась с гостьей тётушка Хаджия. — Жаль, Рустама нет. Мужской разговор короче и надёжнее. Ну, да ладно, и сами небось не оплошаем.

— Только вы уж не особенно торопите его, — попросила тётя Фрося. — Парню и в самом деле надо отойти душой. А пройдёт время… Время-то оно лучший лекарь.

— Всё, всё понимаю, — заверила тётушка Хаджия. — Мухаббат, доченька, сбегай-ка, приведи Фазыла.

— Хорошо, мамочка!

Фазыл поздно вышел из дому тётушки Хаджии. Шагал он по ночным улицам кишлака медленно, низко наклонив голову, будто боясь оступиться в темноте. Его одолевали самые разноречивые мысли, сложные чувства. С одной стороны, Катю, действительно, но вернёшь… А в другой, — эта скоропалительная свадьба — Света права — и в самом деле будет похожа на предательство. Света, конечно, — девушка замечательная, лучшей жены и друга трудно сыскать… Да и сама Катя писала в последней открытке… Ну, эта открытка ещё не зацепка. Её диктовал умирающий человек, любящий и добрый. А перед сознанием неизбежного конца к людям часто приходит самоотверженность, особенно к людям душевным и отзывчивым… А может быть, Света самой судьбой ему послана в трудную минуту жизни?..

… Шли дни, недели. Не без помощи тёти Фроси и тётушки Хаджии, да и Мухаббат, Фазыл как-то свыкся о мыслью о том, что Света его будущая жена, а потом ему и вовсе стало казаться это давно решённым и даже желанным. Да, тётя Фрося, прожившая долгую и нелёгкую жизнь, знала исцеляющую, животворную силу времени. Заметив происшедшую в парне перемену, женщины, не откладывая, как говорится, дела в долгий ящик, поспешили заручиться обоюдным согласием молодых и тут же начали готовиться к свадьбе. В назначенное время тётя Фрося и тётушка Хаджия, прихватив в узелках положенное в таких случаях угощение, направились к дому тётушки Санобар,