Роман по заказу

Участок вскоре примелькался, обкатался, как говорят машинисты, а Веселовка продолжала все так же радовать взгляд, притягивая тишиной и покоем. Здесь одинаково хорошо было и летом, когда кругом зыбились хлеба, и зимой, когда фиолетово, перед закатом, полыхали снега и над низиной, слева, висели прямые дымки села. Живут же люди! — с веселым одобрением повторял про себя Яков, спрыгивая иногда на минутку на землю, перекидываясь фразой-другой со знакомым начальником разъезда и тут же снова хватаясь за поручни электровоза.

Одним словом, когда в начале июля подписали приказ об отпуске, Яков сразу вспомнил о Веселовке и уже на другой день был там.

— Ба, Яков Гаврилович! — удивился начальник разъезда. — Какими судьбами?

— Да самыми простыми! — Полный ощущения свободы, Яков от удовольствия засмеялся, недоуменно и радостно глянул вслед электричке, протрубившей низким пароходным гудком и оставившей его на крохотном бетонном перроне под старой липой. — Недельки две-три в деревне пожить хочу. Как — примут?

— Ну, это дело нехитрое. Заплатишь — почему не примут. — Начальник разъезда сбил на затылок форменную фуражку, поскреб висок. — А ты знаешь что? Ступай-ка лучше к леснику, к Тимофею. Во-он, на горе. В самом лесу, под горой речка. Курорт! Еще и получше курорта.

— Это бы совсем здорово. А согласится?

— Согласится. Ты так и скажи: от Князева, мол. Мужик он сговористый. И это дело любит, — начальник подмигнул, щелкнул себя по заросшему кадыку. — Говорю, не сомневайся. Сейчас все прямо да прямо, по дороге, а там увидишь — направо тропка. Вот по ней да в горку. Через полчаса и там будешь. Не сомневайся, говорю!..

Подхватив увесистый чемодан, Яков миновал переезд и вышел в поле.

Сухая, потрескавшаяся дорога незаметно бежала под уклон, по обеим сторонам ее колыхалась рослая, выше пояса, пшеница, высоко в небе, подныривая, кружила какая-то пичуга, — ох и славно же было вокруг! Яков остановился, выпростал из-под брюк рубаху, расстегнул ворот — теперь упругие, почти видимые глазу токи воздуха и горячей земли беспрепятственно обдували тело, возвращали какие-то неповторимые, забытые за годы городской жизни ощущения. Разъезд остался далеко позади, гора, с забежавшим на нее сосновым бором и домом лесника, была все ближе. Яков глубоко, взахлеб, дышал полевой чистотой, изредка, не замечая тяжести, перебрасывал чемодан из руки в руку. Нет, никогда это, наверно, не забудется, что родом он все-таки из деревни! Карие глаза Якова возбужденно блестели, давно он так остро, так полно не чувствовал, что он молод, что жить на свете — чертовски здорово!..

Уведя в сторону от дороги, тропинка привела в кусты, повеяло прохладой, в зеленом ивняке блеснула неширокая и мелкая речушка, усыпанная галькой. Яков ступил на черную сырую теснину, положенную на камни, — из-под нее стремительно брызнули мальки. Потрескивая кустами, прошла корова, спокойно взглянув лиловым, добрым и глупым глазом, весело побулькивал родничок, оправленный замшелым срубом.

Яков поднялся в гору, удивленно огляделся. Есть тут кто живой или нет?..

Дом стоял на поляне, уткнувшись хозяйственными постройками прямо в сосны, дверь была открыта настежь; огибая дом, из леса выходила дорога с неглубокой травянистой колеей и скрывалась в зеленой чащобе, полной солнечного света и теней. Посредине поляны, на самом солнцепеке стояла телега с разбросанными оглоблями. Сладко и душно пахло хвоей, разморенными зноем травами, в дремотной полуденной тишине не было слышно ни одного звука. Казалось, что единственные живые существа здесь — очумевшие от жары куры, распластавшиеся в горячей пыли, со слепыми, задернутыми белыми пленками глазами.

Рядом кто-то отчетливо всхрапнул. Яков, недоумевая, шагнул к телеге, усмехнулся.

В ней, вытянув вдоль туловища руки, спал черноволосый мужчина. Голова у него свалилась набок, из полуоткрытого рта вытекала вязкая слюна; красная короткая рубаха на нем задралась, приоткрыв жилистый живот.

— Хозяин…

Подрагивая, черные длинные ресницы нехотя расклеились, жуково-черные глаза спросонья туповато уставились на Якова, медленно и недовольно обретая осмысленность. Человек сел, смачно зевнул, отер рукавом рубахи мокрый рот.

— Ну?.. Чего надо?

В его темных всклокоченных волосах запутались зеленые травинки, такая же травинка лежала на черной нахмуренной брови. Обросший густой щетинкой, остроносый, он был похож на цыгана; глаза его сейчас смотрели на Якова ясно и жестковато.

Яков объяснил, кто он и зачем, сослался на рекомендацию начальника разъезда. Лесник, не дослушав, деловито осведомился:

— Похмелиться есть?

— Нет. — Яков рассмеялся. — Так это штука нехитрая: деньги есть.

— Давай.

Яков протянул красную десятку — лесник взглянул на него с возросшим интересом, проворно перекинул босые ноги.

— Лады…

Минуту спустя, уже обутый в кирзовые сапоги, пятерней поправляя на ходу взлохмаченные волосы, он выехал верхом на лошади.

— Я мигом, тут четыре версты всего. — И нетерпеливо поддал пяткой сапога в лошадиный пах.

Чуть обескураженный таким приемом, Яков пожал плечами. Ну что же, вопрос его, как говорят, решен, судя по всему положительно. Лучшего места для отдыха не придумать, все же остальное как-нибудь устроится…

На склоне, словно отбежав от своих подружек, стояла высокая, с густой кроной сосна; под ней, на вкопанном в землю столбе-ножке, был устроен дощатый, чисто выскобленный стол с вкопанной скамейкой, на столе лежала сосновая шишка. Отсюда, сверху, хорошо были видны зеленая лента кустов, плотно прикрывших речушку, желтеющее поле и далеко, на самом горизонте, пятнышко разъезда. Через час мимо, как всегда, пробежит его ЧС-2…

Из дома на крыльцо вышла молоденькая женщина в длинной темной юбке, каких в городе теперь не носят, и в светлой, расстегнутой на груди кофточке. Позевывая, она похлопала по губам ладонью, увидела незнакомого, сидящего у стола человека, покраснела, торопливо застегнулась.

— Здравствуйте, хозяюшка, — поднявшись и шагнув навстречу, сказал Яков. — Я к вам на постой проситься. Возьмете?

— Как муж скажет, — кинув быстрый взгляд на пустую телегу, неопределенно отозвалась молодуха.

Белокурая ее коса была уложена на затылке тяжелым узлом; натянувшие молочно-розовую кожу волосы у корней потемнели от пота, мелкие его бисеринки блестели на смуглом чистом лбу. От нее, как и от леса, исходил сладкий запах — травы, молодого крепкого тела, тепла недавнего сна.

— С мужем мы вроде договорились, — засмеялся Яков, стараясь поймать, немножко про себя забавляясь, ускользающий, чуть исподлобья взгляд ее серых с крапинкой глаз под нахмуренными русыми бровями. — А вы сами-то как?

— Мне что, места не жалко.

С крыльца, похныкивая, сошла босоногая лет трех девочка в розовом платьишке и, притихнув, прижалась к ноге матери, диковато поглядывая на Якова, на ее потном после сна носишке смешно цвела красная засохшая ссадина.

— Ну, давай знакомиться, — наклонившись, предложил Яков. — Меня звать дядей Яшей. А тебя?