Роман с фамилией

Я с ним за эти годы ни разу не встречался.

Все подробности о жизни своего патрона узнавал от римских глашатаев да от Талла. Он, по старому знакомству, заглядывал ко мне в библиотеку, рассказывал новости, хвастался очередным подарком от Цезаря, полученным за безупречную преданность.

Однажды у нас зашёл разговор о Тиберии, и Талл открыл, что послужило причиной столь скорой свадьбы Тиберия и Юлии.

После смерти верного Агриппы Августу потребовался новый зять и сторонник, на которого он мог бы рассчитывать в трудных обстоятельствах. А Юлия возжелала законного супруга, для зачатия новых наследников Цезаря…

Впервые за долгие годы Август обратил свой взор на Тиберия как на своего вероятного преемника. Конечно, к этому приложила руку Ливия, всегда хлопотавшая за старшего сына. Но на этот раз её хлопоты обернулись для Тиберия бедой. Август заставил его развестись с любимой женой Випсанией Агриппой, которая в этот момент ждала второго ребёнка, и обязал его жениться на своей взбалмошной дочери.

Тиберий тяжело переживал свой неожиданный развод. Он очень злился на Юлию, считая её главной виновницей его бед. Тем не менее ослушаться Августа он не решился, и брак с Юлией заключил.

Однако после свадьбы Тиберий продолжал тайно встречаться с бывшей женой и детьми, и этим вызвал гнев у Цезаря. Ни в чём не повинной Випсании предписали навсегда покинуть Рим и отправиться в ссылку.

Юлия с Тиберием совсем недолго прожили вместе. Их на какое-то время сблизило рождение сына. Но он умер в самом раннем возрасте. С той поры супруги перестали жить под одной крышей.

Тиберий по-прежнему предпочитал проводить время в походах, куда он, в отличие от Агриппы, никогда не брал с собой Юлию.

А когда через четыре года в стычке с германцами погиб Друз, Тиберий и вовсе перестал появляться в столице.

Август вновь охладел к Тиберию и переключил внимание на сыновей Юлии от Агриппы. Он усыновил их под именами Гай Юлий Випсаниан и Луций Юлий Випсаниан и публично объявил своими наследниками, а Юлию отстранил от воспитания детей, считая её поведение не лучшим примером.

Она же пустилась во все тяжкие прегрешения: кутила, развлекалась и, не стыдясь общественного мнения, изменяла Тиберию то с одним, то с другим аристократом. Впрочем, злые языки утверждали, что Юлия не брезговала и любовниками из низших сословий и даже посещала лупанарии для рабов.

Когда это стало известно Тиберию, он, не желая терпеть позора, в 747 году от основания Рима удалился в добровольную ссылку на остров Родос.

А вскоре после этого произошли события, разом перевернувшие размеренный уклад моей жизни.

О, Парки, зачем вы так запутали путеводную нить моей судьбы? Зачем переплели её с судьбами сильных мира сего? Неужели я дожил до этого дня только для того, чтобы убедиться в бессилии обычного человека перед волей богов и их земных ставленников?

2

День основания Рима традиционно совпал с апрельскими Парилиями – чествованием пастухов и пастушек и покровительствующей им богини Палес. Он пользовался у римлян особой любовью.

В год тринадцатого консульства Цезаря Августа этот праздник проводился особенно торжественно.

С раннего утра улицы и площади Рима заполнились разношерстной гомонящей толпой, где смешались патриции и простолюдины, обитатели городских кварталов, рабы, вольноотпущенники, гетеры и приехавшие поглазеть на празднество жители окрестных поселений.

Яркими пятнами то тут, то там мелькали разноцветные женские одежды: алые и голубые, золотистые и розовые столы, палы и туники. Сегодня их поспешили надеть обычные римские модницы, которым всё это многоцветие разрешалось носить только в дни праздников Виналии Приория. В иные дни уделом матрон-патрицианок и дочерей приличных всаднических семейств оставались неброские одежды, а цветные наряды могли носить одни только обитательницы лупанариев.

Но желание привлекать к себе внимание ежегодно оказывалось сильнее закона о нравственности и благопристойности одежд, принятого Сенатом и утверждённого Цезарем ещё шестнадцать вёсен назад. Призванные следить за его соблюдением, особые отряды вигилов и преторианцев в честь дня основания Рима закрывали на эти нарушения глаза.

На рыночной площади беднякам раздавали хлеб. В городских цирках начались первые зрелища – соревнования атлетов и гладиаторские бои. Многие молодые горожане и приезжие поспешили ринуться туда и занять лучшие места на залитых ярким солнцем трибунах, дабы, глядя на всё сверху, будоражить нервы видом пролитой крови, наслаждаться иллюзорным правом решать участь побеждённых и иступлённо вопить: «Аве, Цезарь!»

Но старожилы Рима отдавали предпочтение другому зрелищу, которое традиционно в этот день проходило за воротами города.

Туда поспешил и я, хотя обычно сторонился публичных празднеств, предпочитая им затворничество и пищу духовную. Однако на этот раз некая неведомая сила помимо моей воли повлекла меня вслед за римскими обывателями.

За Лавернскими воротами, выходящими к роще, где находилось святилище богини Лаверны – покровительницы воров и обманщиков, толпа горожан притиснула меня к Сервиевой стене.

Эта стена – первая каменная твердыня, построенная в далёкой древности, сполна испытала на себе разрушительную силу времени и непогоды. Трещины и выбоины на ней многократно заделывались смесью песка и глины, а кое-где от стены просто ничего не осталось, кроме высокого земляного вала.

Тем не менее Сервиева стена всё ещё сохраняла не только историческое значение, но и служила естественной границей между центральными кварталами города и его пригородами.

К шестнадцати воротам, пробитым в Сервиевой стене – Колинским, Эсквилинским, Невиевым, Капенским, Дубовым, Тройным, Приречным, Целимонтанским, Виминаским, Карментским, Соляным и всем прочим, стекались, согласно римской поговорке, все дороги мира, а в день основания Рима сама стена и ворота в ней становились полноправными участниками праздничного действа.

Церемония, символизируя верность идеалам предков, являлась точным, до мелочей, повторением обряда, проведённого Ромулом 751 год тому назад.

По легенде именно основатель Рима пропахал охранную борозду вокруг первого поселения, наметив тем самым его границы. В центре очерченного круга он возжёг алтарь, обозначающий домашний очаг и нерушимость устоев Рима.

И теперь каждый год, славя отца-основателя, жители в своих домах возжигают очаги, подле которых они хранят лары и чествуют богов – покровителей своих пенат.